Тайны Парижа - Пьер Понсон дю Террайль

Она близко наклонилась над гробом, как будто хотела поговорить с умершим, и она действительно тихо сказала ему:

— Дорогой Гонтран, если душа твоя носится в пространстве под этими темными сводами, если смерть не обращает в ничто, если ты можешь еще услыхать мой голос, то выслушай меня, дорогой Гонтран, выслушай… Над гробом, где спят твои останки вечным сном, потому что раскаянием ты искупил свои грехи, я клянусь посвятить каждый час, каждую минуту моей жизни преследованию твоих убийц и мести за тебя. Спи с миром, друг: убийцы твои умрут наказанные.

И вдова, склонившаяся для того, чтобы произнести эту страшную клятву, поднялась величественная и сильная.

Жанна постарела на десять лет.

Она должна была сделаться орудием мести справедливо раздраженного Провидения!

XVIII

Три месяца спустя после похорон маркиза Гонтрана де Ласи, в мартовское утро, почтовая карета галопом въехала в Париж через заставу Св. Иакова, проехала по улице того же имени до Сены, обогнула набережную, миновала мост Согласия и остановилась в Елисейских полях около Шальо перед решеткой небольшого отеля, где мы некогда видели сына полковника Леона. На шум подъехавшего экипажа отворилось окно, и через несколько минут из дома выбежал с криком радости старик.

Старик Иов узнал своих господ! Действительно, из дорожной кареты вышли Арман и его отец. Они вернулись из Италии.

Арман ездил искать облегчения своему недугу под теплыми лучами полуденного солнца, и юноша, раньше болезненный и хрупкий, вернулся сильным и здоровым после четырехмесячного отсутствия. Наоборот, полковник уже не был прежним мужественным и властным человеком, со статной и величавой осанкой, энергичным лицом и стальными мускулами. Казалось, он постарел лет на десять.

Болезнь сына, постоянные переходы от надежды к отчаянию разбили этого железного человека; силы его истощились от продолжительных бессонных ночей, немых страданий и отчаяния. Его когда-то черные волосы поседели на висках, губы потеряли правильность очертания, а глаза сделались мрачны и тусклы. Иов едва узнал его.

— Старый товарищ, — сказал ему полковник, — мне часто приходила мысль, что бедный сын мой умрет; я так часто дрожал, чтобы морской ветер, столь опасный для больных, не лишил меня его, что в течение трех месяцев постарел на десять лет.

И железный человек, говоря это, бросил на юношу взгляд, полный восторженной любви.

— Дорогой мальчик… — прошептал он.

— Черт возьми, полковник, зато теперь он оправился и возмужал.

— Ах! — ответил счастливый отец. — Он будет жив, я знаю это… и я хочу, чтобы он прожил жизнь счастливо.

Тень печали пробежала по лицу старого воина, и он сказал:

— Ему надо много денег.

— Мы их достанем.

— Ах! — таинственно заметил Иов. — Быть может, мальчик слишком торопился жить… он наделал очень много долгов!

— Их заплатят, — сказал полковник. — Теперь, черт возьми, наступает неприятное положение для моего общества… Я потребую свою долю… львиную долю!

И в то время, как Арман помогал камердинеру доставать чемоданы из кареты, которая въехала во двор, полковник прибавил про себя:

— Только бы они не заметили, что я сделался стариком, то есть человеком, которого нечего более бояться! Но он тотчас же выпрямился и прибавил:

— Ради Армана я снова помолодею! Затем, обратившись к Иову, сказал:

— Старик, очень вероятно, что мы снова отправимся путешествовать.

— Опять! — вскричал удивленный Иов. — Значит, вы опять хотите увезти от меня мальчика?

— Нет, так как ты поедешь с нами.

— Ну, это другое дело, полковник; у старого Иова еще здоровые ноги и глаза, и он может пуститься в путь. А куда мы поедем?

— Очень далеко.

— Э! Да не все ли равно! Хоть на край света.

— Быть может, даже в Америку.

— Чудесная страна!

— Быть может, в Индию… право, не знаю.

— Если мальчик поедет с нами, нам везде будет хорошо. — Однако, — поспешил прибавить полковник, — весьма вероятно, что мы никуда не уедем. Все зависит от обстоятельств…

— Хорошо! — сказал Иов, угадав, что у полковника есть тайна. Полковник пошел к Арману и повторил ему то же самое.

— Друг мой, я отправляюсь к себе. Сегодня я ночую на улице Гельдер. В первый раз в течение трех или четырех месяцев я разлучаюсь с тобою на целые сутки, но эта разлука будет последней…

— Отец…

— Слушай: тебе очень хочется жить в Париже?

— Нет, если вы уедете отсюда.

— В таком случае, мы, может быть, уедем… Ты узнаешь это завтра. Я приеду обедать к тебе.

Полковник сел в ожидавшую его почтовую карету и приказал везти себя на улицу Гельдер, где его ждали несколько писем.

Неделю назад, приехав в Марсель, полковник разослал членам общества следующий циркуляр:

«Друг мой. Жду вас у себя, в Париже, улица Гельдер, 16 числа этого месяца в восемь часов вечера. Известите меня о вашем пребывании в Париже.

Полковник Леон».

Четыре члена общества «Друзей шпаги» ответили на этот призыв, но полковник не получил извещения ни от Гонтрана, ни от шевалье д'Асти.

— Ого! — сказал он. — Неужели они умерли? Полковник мог узнать о трагической смерти Гонтрана только от единственного человека, не прерывавшего с ним сношений, — от шевалье д'Асти, но шевалье первый пал во время ужасной дуэли на кинжалах, произошедшей между ним и Гонтраном.

Свидание было назначено в восемь часов, а теперь было только семь. Полковник поспешно переоделся, уселся поудобнее в кресле у камина и начал ждать.

Судя по его спокойной позе, можно было бы предложить, что он не уезжал из Парижа, а только вернулся с простой прогулки по бульварам.

— Все меры мною приняты, — пробормотал он, — и хорошо рассчитаны!.. Я всех их держу в руках… Всех, исключая Гонтрана… Но я слишком расположен к нему и не хочу его больше мучить. Он помог мне спасти моего ребенка.

Полковник взглянул на часы.

— Восемь часов без десяти минут, — сказал он, — приготовимся…

Он открыл ящик письменного стола и вынул оттуда связку бумаг и пару двуствольных пистолетов, тщательно заряженных. Осмотрев бумаги, он в строгом порядке разложил их на столе.

Бумаги эти в пяти запечатанных и перевязанных шнурком пакетах имели на каждом конверте надпись: Дело шевалье или виконта, или капитана такого-то. Улики против каждого из членов общества находились в руках полковника. Не хватало только дела Гонтрана.

Раздался звонок. Полковник бросил пачки бумаг в ящик стола, на котором только что перед этим они были разложены, потом спрятал заряженные пистолеты в карманы брюк и снова занял место у камина.