Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов

ушли с пастбища в свое логовище, и отыскивают их. Зайцы так проворно бегают, что исчезают прямо на глазах у охотников. Тогда те добывают себе еще и других собак, быстрых, чтобы они ловили зайцев на бегу. Но зайцы и от них убегают, так охотники ставят сети на тропинках, где они бегут, чтобы они попадали в них и запутывались[691].

Водились ли в VII веке до н. э. львы в окрестностях Коринфа, не важно, как и вопрос о том, какое именно сражение идет на верхнем фризе ольпы. Ибо здесь представлены в обобщенном виде основные принципы эллинской доблести — arête[692]. Что делает человека мужчиной? Выдержав в юности испытание скудной жизнью вдали от родного города или селения, получишь от государства копье и щит и в составе фаланги победишь врагов. Если в жилах твоих течет благородная кровь, мощным духом или силой естества обратишь их в бегство, истребляя их со своей квадриги. Чтобы не остыла кровь, пока Арес спит в объятьях Афродиты, тешься смертельно опасной охотой. Не упустил Мастер Киджи и осложнений, вызванных присутствием в твоей жизни женщин. Для этого на среднем фризе изображен еще и Суд Париса: не подражай троянскому пастушку, чтобы не разгневать своим выбором Геру — Коринфа покровительницу. Родится сын — сделай все, чтобы он вырос добродетельным гражданином. Если победит он в соревновании флейтистов, редкостной чести сможет удостоиться: идти перед фалангой, возбуждая боевой дух гоплитов музыкой, как изобразил Мастер Киджи на верхнем фризе ольпы.

Ил. 320. Мастер Амазиса. Амфора. 550–540 гг. до н. э. Выс. 41 см. Аверс. Мюнхен, Государственные античные собрания. № 8763

Об устойчивости принципиального различия охот эфебов и взрослых как отдельных ступеней мужественности свидетельствует мюнхенская амфора, расписанная веком спустя Мастером Амазиса. На аверсе господствует Дионис (ил. 320). К нему, стоящему в центре лицом вправо, подошли спереди и сзади по два юноши. Тот, что с богом визави, наполняет вином из ойнохойи Дионисов канфар. За ним стоит, приветствуя бога, молодой человек, принесший убитых зайца и лису. Из-за спины Диониса помахивает веткой плюща юноша с такой же добычей. Слева вошел четвертый с полным вина бурдюком. У всех длинные, аккуратно ложащиеся на спину волосы, повязанные пурпурными лентами, и тонкие прядки, свисающие с висков. Их праздничный вид и амфора, стоящая в ногах у Диониса, — точно таких очертаний, как та, на которой они изображены, — наводит меня на предположение, что справляется праздник в честь окончания инициации эфебов и что амфора заказана Мастеру Амазиса как раз для такого события.

Ил. 321. Мастер Амазиса. Амфора. 550–540 гг. до н. э. Выс. 41 см. Реверс. Мюнхен, Государственные античные собрания. Инв. № 8763

А на реверсе галопирует великолепная кавалькада четырех всадников, одетых в короткие, по-разному украшенные туники (ил. 321). У ног первого скакуна несется собака. Каждый держит по копью. Они не так молоды, как те четверо: у первого на подбородке щетина, у последнего — порядочная борода. Остроконечные охотничьи шапочки, смахивающие на Гермесов петас, заставляют вспомнить, что эфебия и криптий проходили в местах, владение которыми оспаривалось Дионисом и Гермесом:

Последнее божество воплощает цивилизующие установки общества, прокладывающего дороги с межевыми знаками (…). Дионис, напротив, представляет неистовые силы дикой природы[693].

Эфеб, выдержавший испытание в диких владениях Диониса, станет образцовым воином и будет допущен к охоте на крупную дичь, — утверждает Мастер Амазиса.

Там же, в Мюнхене, на аверсе большой краснофигурной амфоры, расписанной полвека спустя Мастером Клеофрада, вы сможете полюбоваться первым выездом молодого охотника (ил. 322). Вооруженный копьем и мечом, в коринфском шлеме и кирасе, но без щита, он с подчеркнуто бывалым видом протягивает матери фиалу, в которую она льет из ойнохойи вино для жертвы богам. Немного взволнованный отец — неизвестно ведь, какой зверь на сына выйдет, — стоит рядом, отвернувшись, а в ногах у бравого охотника принюхивается к земле пес. Семейная сценка — краснофигурная. На венчике же реверса мелкими фигурками, как бы вдали, в воображении родителей и сына, представлена в чернофигурной технике, более подходящей для пафосных сюжетов, мужская забава: охота верхом на гигантского, крупнее лошади, онагра. Окружившие его всадники метнули по копью, так что животное оказалось на перекрестье безжалостных тонких линий. Если онагр не упадет, каждый метнет по второму копью. В охотничий фриз включена квадрига; на нее ступает человек с мечом и копьем, которого можно, при желании, отождествить с юношей, отправляющимся на охоту.

Ил. 322. Мастер Клеофрада. Амфора. Ок. 500 г. до н. э. Выс. 76 см. Мюнхен, Государственные античные собрания. № J 411

К концу V века до н. э. сцены охоты исчезнут из аттической вазописи. Но в IV веке до н. э. эта тема получит новую жизнь в многофигурных живописных и скульптурных изображениях, украшающих македонские гробницы. Эти сцены — гибриды ближневосточных и эллинских представлений о властителе, не уступающем богатством владений и доблестью ни героям Гомера, ни царям ассирийским или персидским.

Знаменита панорама царской охоты в гробнице Филиппа II Македонского в Вергине. На фреске высотой 1,2 и длиной 5,6 метра изображена охота, устроенная Александром Македонским далеко на востоке, в Бактрии, в 327 году до н. э. (ил. 323). Панорама построена так, чтобы вести взгляд обитателя склепа от одного эпизода к другому по нарастающей напряженности. Слева на среднем плане погибают онагры, правее, поближе к краю сцены, — вепрь, и, наконец, еще ближе — апофеоз: гибель льва и медведя. В центре — Александр. Он выделен бледно-голубой туникой среди преимущественно охристых тонов картины. Осадив коня в дюжине шагов от тяжело раненного вздыбившегося льва, окруженного охотниками и собаками, он оборвет муки зверя, метнув смертоносный дротик. Эллинские художники тактичнее ассирийских. Они не льстят царю безмерно, не превращают его ни в волшебного стрелка, который, играючи, десятками расстреливает львов из лука с мчащейся колесницы, ни в смельчака, протыкающего клинком льва, заблаговременно пораженного метким лучником. Александр не только в битвах, но и в бактрийской роще — властитель: он охоту затеял, он ее и завершит. Но он лишь первый среди равных,