Холодные медные слезы. Седая оловянная печаль - Глен Кук

– Слава Богу, мы надели плащи, – сказал Морли. – А то промокли бы.

Нашел за что благодарить, придурок. Все равно -промокли насквозь.

Я с трудом докопался до места, где припрятал картины.

– Черт побери! Не так все плохо.

– А что хорошего?

– Они все еще здесь.

– Проверь все же, нет ли ловушки. Морли пошутил, но я готов был принять его совет всерьез. Впрочем, ловушки не оказалось, мне повезло.

Я встряхнулся, как вылезшая из воды собака. Морли поставил фонарь и, ругаясь, принялся отмахиваться от летучих мышей.

– Этих плащей недостаточно. Схожу поищу еще. – Он исчез, оставив меня в почти полной уверенности, что больше мы никогда не увидимся.

Однако он вернулся и притащил два тяжеленных куска брезента. Мы сложили полотна Снэйка в две пачки, завернули и вышли под дождь. Каждый взял по одной пачке.

Я опять промок до нитки и вымазался по колени в грязи, но картины не пострадали. Мы добрели до дома, разделись.

– Наверное, лучше взять их наверх, – сказал я.

Морли взглянул на картины.

– Психиатру его вовремя не показали.

– Но какой талант! Вот она.

– Я сражен. – Он уставился на портрет блондинки, как будто хотел проглотить его.

– Пойдем наверх, насладимся в спокойной обстановке.

Но нам пришлось пройти мимо Кида, Уэйна и Питерса.

– Что это у вас? – поинтересовался Черный Пит. Причин скрывать правду у меня не было.

– Кое-что из работ Брэдона. Я спас их из огня.

Им стало любопытно: Брэдон никому не показывал своих картин.

– Вот это да! – воскликнул Кид, просмотрев две военные сцены. – Да он больной!

– Нет, – возразил Уэйн. – Так оно и было, так мы чувствовали.

– Чепуха, все выглядело иначе.

– Знаю. Я говорю, так мы чувствовали.

– Смотрите, мужики, – включился в обсуждение Питерс, – а ведь он недолюбливал Дженнифер.

Как-то вышло, что я спас четыре портрета – блондинку и три Дженнифер. Ребятам повезло, что их изображений я не вытащил. Они бы не оценили мастерство живописца. Портреты Дженнифер я схватил просто второпях.

Питерс разложил картины у фонтана. Третий (наверное, недавний) портрет Дженнифер я раньше не разглядывал. Он был самым ужасающим из всех, он словно источал ужас и заставлял усомниться в здравом рассудке художника.

– Мы знали, что Снэйк псих, но не до такой же степени. Гаррет, не вздумайте показать его мисс Дженни. Это слишком жестоко, – сказал сердобольный Кид.

– И не собираюсь. Я хватал наугад. Но вот она, блондинка. Этот портрет я захватил не случайно. Вот женщина, которую я видел много раз. Кто она?

Они посмотрели на меня, на картину, опять на меня. Наверное, подумали, что я тоже не крепок на голову и позволил себе увлечься первым подвернувшимся под руку предметом, но сдержались и не высказали своего впечатления вслух.

– Понятия не имею, Гаррет, – рубанул Питерс. – Никогда ее не видел. А вы, ребята?

Уэйн и Кид покачали головами.

– Хотя… вроде бы… – промямлил Уэйн. В голове у Кида тоже мелькнула какая-то мысль, он наморщил лоб, подошел ближе.

– Узнаешь? – спросил я.

– Нет. Секундочку… Нет. Просто игра воображения.

Я не стал спорить. Все равно доказательств пока нет.

– Пошли, Морли.

Мы начали собирать картины. Теперь Питерс, нахмурившись, рассматривал блондинку, мучительно пытаясь что-то сообразить. Он побледнел немного, вконец растерялся, но так ничего и не сказал. Мы собрали полотна и направились к лестнице. Поднялись на четвертый этаж, и я, меня точно подтолкнул кто, подошел к перилам балкона. Питерс и Кид о. чем-то возбужденно шептались.

У Морли слух острей моего.

– Не знаю точно, о чем они говорят, но они пытаются убедить друг друга, что это невозможно.

– Они узнали ее?

– Они думают, что она как две капли воды похожа на ту, кем быть не может. Да, кажется, я не ослышался.

Все это мне совсем не нравилось.

36

В гостиной Морли водрузил портрет таинственной дамы на полку у камина и принялся сосредоточенно изучать его. Я неверно истолковал этот интерес, что простительно: слабость Морли к женскому полу ни для кого не секрет.

– И не мечтай, дружок. Место занято.

– Спокойно. Садись и смотри на картину. Не случись чего-то очень важного, Морли не стал бы говорить со мной подобным тоном. Я устроился поудобнее и воззрился на портрет.

Морли поднялся, задул несколько ламп. Комната погрузилась в полумрак. Потом он отдернул занавески. Теперь ничто не скрывало от наших глаз неистовствующую за окном бурю. Устроив все таким образом,

Морли продолжал изучать картину. Женщина на ней казалась все более и более живой, овладевала постепенно всем моим существом. Мне хотелось взять ее за руку и увести прочь, спасти от той жути, что настигала ее.

Буря как бы перекликалась с фоном картины и еще усиливала эти ощущения. Проклятый Снэйк Брэдон был колдуном. Портрет, если долго смотреть на него, действовал даже сильнее, чем пейзаж с болотом и виселицей, но природа этого воздействия оставалась неуловимой, секрет его ускользал от меня.

Я почти слышал ее мольбы о помощи.

– У, ведьма! – пробормотал Морли. – Она затмевает все. Сейчас мм ее уберем.

– Что ты сказал?

– Там есть еще что-то. Но нас отвлекает женщина.

Точно. Фон картины казался мне лишь украшением, подчеркивающим ее удивительную красоту.

Морли взял с моего стола бумагу и с помощью небольшого ножичка вырезал силуэт блондинки – чтобы прикрыть ее.

– Упаси тебя Господь испортить картину. Прирежу.

Я уже знал, куда повешу ее. У меня дома в кабинете как раз есть пустое местечко.

– Я скорей сам себе глотку перережу, Гаррет. Твой Брэдон псих, но псих гениальный.

Любопытно, Морли называет Снэйка сумасшедшим, а ведь они никогда не встречались.

Морли задул еще одну лампу и закрыл незнакомку на портрете.

– Будь я проклят…

Картина не утратила выразительности, но теперь стали заметны и детали.

– Не думай ни о чем, – шепнул Морли, – просто погружайся в нее.

Я старался как мог.

Снаружи черт знает что творилось. Раскаты грома, сверкание молний. Вот как раз вспышка – и тут же на картине тоже словно вспыхнуло что-то, шевельнулось во тьме.

– Ну?

Это длилось лишь долю секунды – и больше не вернулось. Напрасно я пялил глаза.

– Ты видел лицо? – спросил Морли. – Лицо в тени?

– Да. Но только секунду и больше не вижу.

– Я тоже. – Он убрал бумагу. – Она бежит не от чего-то, а от кого-то.

– И к кому-то взывает. Думаешь, Брэдон имел в виду определенного человека?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});