Песнь крови - Энтони Райан

Ваэлин попытался было найти в словах Каэниса иронию – но нет, в них была лишь все та же слепая преданность королю. Не впервые Ваэлин испытал искушение рассказать брату всю правду о своих встречах с Янусом: ему было любопытно, выдержит ли преданность Каэниса старику откровения о том, каков он на самом деле. Но он, как всегда, промолчал. Эта преданность была сутью Каэниса, она служила ему защитой против множества недомолвок и обманов, которыми изобиловало их служение Вере. Откуда в Каэнисе эта преданность, Ваэлин понять никак не мог, однако же ему не хотелось лишать брата этой защиты, пусть и иллюзорной.

– Конечно, мы выстоим! – заверил он Каэниса с угрюмой улыбкой, думая при этом: «Имеет ли это хоть какое-то значение – другой вопрос».

Он направился к лестнице, ведущей вниз.

– Поброжу-ка я по городу. Я ведь до сих пор его почти и не видел.

– Я позову охрану. Не стоит тебе ходить по улицам одному.

Ваэлин покачал головой.

– Не тревожься, брат. Я не настолько ослабел, чтобы не суметь за себя постоять.

Каэнис поколебался, потом все же нехотя кивнул.

– Как тебе угодно. Да! – сказал он, когда Ваэлин уже начал спускаться. – Губернатор просил прислать к нему в дом целителя. Похоже, дочка у него заболела, и местные врачи ей помочь не могут. Я послал туда сестру Гильму сегодня утром. Может, ей удастся растопить лед.

– Ну, если кому и удастся, так это ей. Передай губернатору, что я желаю его дочке всего наилучшего, ладно?

– Конечно, брат.

* * *

Женщина, которая встретила Ваэлина у дверей мастерской каменотеса, смотрела на него с неприкрытой враждебностью. Ее гладкий лоб был нахмурен, темные глаза сузились, когда Ваэлин с ней поздоровался. Ей, по всей видимости, не хватало пары лет до тридцати, длинные черные волосы были собраны в хвост, тонкий стан опоясан пыльным кожаным фартуком. За спиной у нее слышался ритмичный стук металла по камню.

– Добрый день, сударыня, – сказал Ваэлин. – Прошу извинить за вторжение.

Она скрестила руки на груди и что-то резко ответила по-альпирански. Судя по ее тону, она явно не приглашала его войти и выпить чашечку чаю со льдом.

– Я… мне сказали прийти сюда, – продолжал Ваэлин. По ее суровому взгляду никак нельзя было догадаться, понимает она или нет. Губы у женщины стянулись в ниточку, она ничего не ответила.

Ваэлин окинул взглядом почти пустую улицу. Может, он как-то неправильно понял видение? Однако песнь крови была так тверда, звучала так уверенно, указывая ему путь по городу, и умолкла лишь тогда, когда он увидел эту дверь под вывеской с изображением резца и молотка. Ваэлин сдержал порыв просто отодвинуть ее и войти и заставил себя улыбнуться.

– Мне нужно обсудить одно дело.

Она нахмурилась еще сильнее и с сильным акцентом, но внятно произнесла:

– С северянами тут дел нет.

Ваэлин услышал слабое бормотание песни крови, и удары молотка в глубине мастерской стихли. Мужской голос что-то сказал по-альпирански, и женщина, недовольно поморщившись, зыркнула глазами на Ваэлина и отступила в сторону.

– Тут священные вещи, – предупредила она, когда он вошел. – Боги проклянут, если украдешь.

Внутри мастерская была просторной, с высоким потолком и мраморным полом, размером тридцать на тридцать шагов. В открытые слуховые окна лился солнечный свет, озаряя пространство, заставленное статуями. Они были разного размера: некоторые в один-два фута высотой, другие в человеческий рост, одна, минимум в десять футов высотой, изображала немыслимо мускулистого человека, борющегося со львом. Ваэлина потрясла живость фигур, точность, с которой они были выполнены: казалось, великан и лев застыли в момент величайшего напряжения. Поблизости стояла еще одна статуя, поменьше: женщина обычного роста и ослепительной красоты, с молитвенно протянутыми руками. На ее прекрасном лице застыло выражение бесконечной скорби.

– Герлия, богиня правосудия, рыдает, вынося свой первый приговор.

Когда Ваэлин услышал этот голос, песнь крови в нем зазвучала громче. Но то было не предупреждение, а приветствие. Мужчина стоял, подбоченясь, и из карманов его фартука торчали резец и молоток. Он был невысок, но хорошо сложен, и его голые руки бугрились мышцами. Лицо у него было угловатое, с высокими скулами, миндалевидными глазами, и кожа его, там, где она не была покрыта пылью, отливала слабым золотистым оттенком.

– Вы не альпиранец, – сказал Ваэлин.

– Как и вы! – со смехом отвечал мужчина. – И тем не менее оба мы здесь.

Он обернулся к женщине и что-то сказал по-альпирански. Она на прощание бросила на Ваэлина еще один гневный взгляд и скрылась в глубине мастерской.

Ваэлин кивнул на статую.

– Почему она так печальна?

– Она полюбила смертного, однако страсть к ней побудила его совершить ужасное преступление, и ей пришлось осудить его и приговорить к заточению в недрах земли, где его приковали к скале, и тело его вечно будут пожирать черви.

– Серьезное, должно быть, было преступление.

– Еще бы. Он похитил волшебный меч и убил им бога, думая, будто тот – его соперник в любви. На самом деле то был ее брат, Икстус, бог снов. И теперь, когда нам снятся кошмары, то тень убитого бога мстит роду людскому.

– Бог есть ложь. Но история хорошая.

Он протянул руку.

– Ваэлин Аль-Сорна…

– Брат Шестого ордена, меч Объединенного Королевства, ныне командир чужеземной армии, захватившей наш город. Да, интересная личность. Впрочем, мы, Поющие, почти все такие. Песнь ведет нас самыми разными путями.

Человек пожал его руку.

– Ам Лин, смиренный каменотес, к вашим услугам.

– Это все ваша работа? – спросил Ваэлин, кивая на статуи.

– В некотором смысле да.

Ам Лин повернулся и пошел в глубь мастерской. Ваэлин последовал за ним, вбирая в себя этот карнавал фантастических фигур, разнообразие форм и сцен, кажущееся бесконечным.

– Это все боги?

– Не все. Вот, – Ам Лин остановился рядом с бюстом сурового мужчины с крючковатым носом и массивным, нахмуренным лбом, – это император Каммуран, первый, кто воссел на трон Альпиранской империи.

– Какой недовольный!

– У него были на то причины. Сын попытался его убить, когда понял, что не он станет следующим императором. Идея выбирать себе наследника из народа, разумеется при помощи богов, была серьезным нарушением традиций.

– А что стало с сыном?

– Император лишил его состояния, вырезал ему язык, ослепил и отправил доживать свои дни побирушкой. Большинство альпиранцев считают, что император поступил чересчур мягко. Альпиранцы славный народ, любезный и снисходительный к слабостям, но, если их вывести из себя, пощады они не ведают. Не забывайте об этом, брат.

Ваэлин ничего не ответил, и мастер искоса взглянул на него.

– Должен сказать, я удивлен, что ваша песнь привела вас сюда. Вы ведь не можете не знать, что вторжение обречено.

– В последнее время моя песнь была… несколько неустойчива. Она уже давно мне ничего не говорила. Она молчала больше года, пока я не услышал ваш голос.

– Молчала…

Ам Лин был как будто шокирован. В его взгляде появилось любопытство.

– На что это было похоже? – спросил он едва ли не с завистью.

– Как будто руки лишился, – честно ответил Ваэлин, впервые осознав всю глубину потери, которую он ощутил, когда песнь умолкла. Только теперь, когда она вернулась, он решился признать правду. Песнь – отнюдь не недуг. Селла была права: песнь – это дар, и он научился им дорожить.

– Ну вот! – Ам Лин раскинул руки. Они пришли в глубину мастерской, где стоял большой верстак, на котором было аккуратно разложено головокружительное множество инструментов: молотков, молоточков, резцов и еще каких-то странных приспособлений – Ваэлин даже не знал, как они называются. Поблизости стояла лестница, приставленная к большой глыбе мрамора, из которой частично проступала готовая статуя. При виде ее Ваэлин изумленно вскинулся. Морда, уши, искусно вырезанная шерсть, и глаза, эти незабываемые глаза. Песнь звенела отчетливой, теплой мелодией узнавания. Волк. Волк, спасший его тогда в Урлише. Волк, который предостерегающе завыл под стенами Дома Пятого ордена, когда сестра Хенна явилась его убить. Волк, который не дал ему совершить убийство в Мартише.

– Ох…

Ам Лин с болезненной гримасой потер виски.

– Сильная у вас песнь, брат.

– Простите…

Ваэлин сосредоточился, пытаясь заставить песнь умолкнуть, но на это потребовалось несколько секунд.

– Это бог? – спросил он у Ам Лина, глядя на волка.

– Не совсем. Это один из тех, кого альпиранцы зовут Безымянными, духами тайн. Волк фигурирует во многих историях о богах, имеющих имена, как проводник, защитник, воин либо дух-мститель. Но его никогда не называют по имени. Это всегда просто волк. Его боятся и почитают в равной мере.

Он пристально взглянул на Ваэлина.

– А вы его видели прежде, да? И не в плену камня.