Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шиманский, не обращая внимания на эту опасность, делал нечеловеческие усилия сползти с площадки, видимо, предпочитая лучше свалиться на полотно или откос дороги, чем оставаться на поезде, в вагоне — он ждал взрыва.
В этой ужасной борьбе был момент, когда я считал отца погибшим, видя, как он свесился за край площадки, отрывая руки Шиманского от железной вертикальной стойки зонта.
Невольно вырвался у меня крик ужаса, и я сделал шаг вперед...
¾ Назад, упадешь! — услышал я грозный окрик отца.
Я остановился и тут сразу заметил, что отцу удалось отодвинуться от края буферной площадки, но в тот же миг в правой руке Шиманского сверкнуло дуло револьвера...
«Убьет, убьет!.. Теперь все пропало!..» И я замер в ожидании смертельного выстрела. Прошла секунда, другая... выстрела не последовало: рука, державшая орудие, опустилась вниз, как плеть...
¾ Серенко, бросьте давить ему шею… иначе его задушите!
¾ Прикажете вязать, господин начальник?
¾ Да, но не очень усердствуйте... ему и так досталось от ваших медвежьих лап; он теперь в обмороке, и нам удобнее перенести его в кондукторское отделение. Почему вы так замешкались, Серенко?
¾ Я помогал Руткевичу разрезать саквояж.
¾ Ну, а снаряд?..
¾ Обезврежен, но хлопот с фитилем и раскрытием саквояжа было много.
¾ Тургасов проснулся?
¾ Никак нет, спят крепко, глаз не раскрывал.
При помощи подошедшего Руткевича Шиманский был перенесен на руках в служебное отделение вагона 2-го класса. Обморочное состояние все еще продолжалось; лицо Шиманского было страшно бледно, даже желто; лишь слабое колебание грудной клетки указывало на искру жизни.
¾ Серенко, веревки снимите долой, принесите скорее воды, сердце работает очень слабо... боюсь, чтобы обморок не затянулся, пульс все слабеет и слабеет... — с оттенком беспокойства проговорил отец.
Смочили грудь и голову водой. Лицо начало понемногу розоветь... наконец пленник открыл глаза, и блуждающий взор остановился на черной бороде Руткевича. Сознание возвращалось... он весь содрогнулся и как бы в забытьи, слабым голосом прошептал: «Все погибло»...
¾ Выпейте глоток коньяку! Это вас подкрепит. — И с этими словами Руткевич поднес ему дорожную фляжку.
Коньяк произвел магическое действие. Два-три больших глотка сразу поставили на ноги Шиманского и вернули его к действительности.
¾ Скажите же мне скорее... уцелел ли кто-нибудь там... в вагоне?.. — страшно волнуясь, проговорил Шиманский.
¾ Слава Богу, обошлось без жертв. — ответил ему Руткевич.
¾ А разве он... не погиб?.. Не верю!
¾ Вы, конечно, спрашиваете про Тургасова, — вставил отец. — Он невредим и спит сном праведника, не подозревая о вашем адском замысле...
¾ Значит, заряд не взорвался? Но почему, почему... Точно колдовство какое-то!..
— Нет, все обошлось просто, без помощи нечистой силы. О вашем замысле мы знали давно, но я все же думал, что в последнюю минуту вы образумитесь, не пойдете на столь ужасное преступление. Вы, однако, не уклонились от преступной цели, ну, тогда и нам пришлось действовать... и мой чиновник с опасностью для жизни успел обезвредить снаряд, может быть, за секунду до взрыва, заботливо положенный вами у изголовья Тургасова. И теперь вы в руках правосудия...
¾ Кто, кто меня предал? — ломая руки, воскликнул Шиманский.
¾ Вы сами себя выдали: письмо из Астрахани открыло нам глаза. Но довольно. Серенко, обыщите преступника, — строго закончил отец.
¾ Зачем это новое издевательство над моей личностью? Ведь огнестрельное оружие у меня отобрано. Кажется, могли бы меня и оставить в покое, — закапризничал инженер, отодвигаясь от агента.
Но Серенко, не обращая внимания на эти протесты, энергично принялся за дело.
¾ Перочинный ножик, кошелек, носовой платок и бумажник... — перечислял агент, передавая эти вещи в руки отца. ¾ Ого!.. тысяча шестьсот шестьдесят рублей кредитными билетами, сто десять рублей золотом, и в кошельке мелкой серебряной монеты на рубль восемьдесят шесть копеек; в общем, сумма порядочная... вполне достаточная для заграничной поездки... например, до Гамбурга, а затем... в Америку...
¾ А где же остальные три тысячи пятьсот рублей?.. Разве успели уже перевести на заграничные банки? Предусмотрительно! — заметил отец, пряча вещи и деньги, отобранные у Шиманского.
¾ Вам это очень интересно знать... господин Лекок? Ищите верхним чутьем... и обрящете, а я вам все равно ничего не скажу... да и зачем буду откровенничать?
¾ Вам будет облегчено наказание.
¾ Вздор! Меня повесят, это так же верно, как вам выдадут награду за поимку преступника... сиречь меня... А теперь оставьте меня в покое... — И с этими словами Шиманский повернулся лицом к стене.
Отец поднялся с места:
¾ Серенко, вы останетесь здесь... в купе! При малейшей попытке Шиманского к бегству мы наденем на него кандалы. Руткевич будет здесь поблизости. Помните, преступник остается всецело на вашей ответственности!
¾ Господин начальник, я ручаюсь головой, что от меня этот господин не уйдет!
Перед выходом я еще раз взглянул на Шиманского; выражение его лица не предвещало ничего хорошего; злая улыбка искривила его губы, в глазах светилась решимость...
Я поделился своими впечатлениями с Руткевичем, когда захлопнулась за нами дверь купе, — недоброе он замышляет!
¾ Весьма возможно, Шиманский ни перед чем не остановится, чтобы получить свободу...
¾ Вы уверены, что Серенко не выпустит его из рук?
¾ О да, Семен Семенович обладает железными мускулами и большой прозорливостью... эти качества хорошо известны начальнику, иначе он велел бы связать руки Шиманскому, предосторожность, пожалуй, не лишняя, даже при таком партнере, как Серенко. Инженер, вы сами заметили, каким он зверем смотрит. Так и жди, что выкинет какой-нибудь кунстштюк. Ну, Бог не выдаст, свинья не съест, — да и я рядом тут буду, не мальчики мы... провести нас не так просто! Видали виды!
¾ Ну, желаю вам всякого успеха! — И, пожав руку Руткевичу, я отправился на свое место в соседний вагон, где нашел отца, заносящего заметки в свою записную книжку. Лицо его было совершенно спокойно и даже не утомлено, несмотря на пережитые им в эту ночь тревоги и опасность...
Мне не хотелось спать; нервное возбуждение еще не прошло.
¾ Господин начальник, у вас ключ от входных дверей первого класса? Мы подъезжаем к Колпину... могут быть на станции пассажиры.
¾ Да, у меня, возьмите, теперь он мне не нужен.
¾ Отец, ты нарочно оставил полуотворенной вторую выдвижную дверь на буферную площадку?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Воспоминания русского Шерлока Холмса. Очерки уголовного мира царской России - Аркадий Францевич Кошко - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Исторический детектив
- Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Волконские. Первые русские аристократы - Блейк Сара - Биографии и Мемуары
- За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина - Биографии и Мемуары / Кулинария
- Откровения маньяка BTK. История Денниса Рейдера, рассказанная им самим - Кэтрин Рамсленд - Биографии и Мемуары / Триллер
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Знакомые мертвецы - Ю. Левин - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары