Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

7 мая, то есть уже после восстановления на работе, Татьяна Васильевна написала записку П.И. Кларку, в которой рапортовала об устройстве подобной экспозиции в Минеральном кабинете. Были выставлены переплеты XVI–XIX веков. Они имели «целью показать эволюцию от переплета, служившего украшением или защитой книги, как предмета редкости, к переплету, целью которого является сохранение книги при массовом ее использовании». Краткий путеводитель и каталог Сапожникова обещала представить в ближайшее время, но, скорее всего, подготовить тексты она не успела. Как позже пояснила Татьяна Ивановна, было представлено 100 экспонатов. Как казалось тогда хранителю, выставка в Минеральном кабинете предваряла общую выставку книги XVIII века в библиотеке Строгоновского дома.

В тот момент казалось, что передышка может еще продолжиться. Но, несмотря на подготовку, очередной советский аукцион, состоявшийся в Берлине 4–5 июня 1929 года, не оправдал возложенных на него надежд. В ожидании крупного товара, дилеры отдали все на откуп средним «маклакам». «Лепке» понесла убытки и ей вновь было обещано продать Строгоновский дом. В качестве компенсации за отказ сделать это немедленно Х.К. Крюгер получил несколько шедевров.

Хранитель аристократического дома в постреволюционные годы заменял владельца. К примеру, Т.В. Сапожникова, лелеявшая планы переустройства экспозиции, не пытаясь восстановить замысел Строгоновых, в то же время являлась самым яростным защитником художественного имущества, рискуя собственной карьерой и даже жизнью. Тотальная распродажа художественных сокровищ семьи создала вокруг Строгоновых некий ореол мученичества.

Глава 15

Ликвидация-3

Подготовка к продаже дома на Невском проспекте затянулась почти на два года. В событии, произошедшем на территории этого дома 15 августа 1929 года, можно усмотреть новый, вслед за падением картины Рубенса, зловещий знак. Тогда, в середине последнего летнего месяца, неожиданно упала ваза в саду Строгоновского дома. Вскоре решилась судьба «гробницы Гомера», самого ценного экспоната сада. В рапорте директору Эрмитажа 19 августа Т.В. Сапожникова написала: «Считаю, что античный саркофаг, ввиду его высокой художественной и исторической ценности, следовало бы передать в отдел Греческих и Римских Древностей».[210]

23 сентября 1929 года Татьяна Васильевна вновь отправилась в отпуск в момент решающих событий. На этот раз она отдыхала только четыре дня. 27 сентября ученый секретарь Эрмитажа написал директору записку: «Ввиду того, что с 27 сентября в Строгоновском доме оценщики приступают к окончанию оценки выделенных в Госторг вещей, прошу Вас вызвать из отпуска Сапожникову, присутствие которой при оценке необходимо». В положительной резолюции Кларка впервые упоминалось слово «ликвидация».

Тем временем конъюнктура ухудшилась, поскольку экономический кризис набрал силу. Крах главной нью-йоркской биржи произошел в конце октября 1929 года. Таким образом, хотя дом уже был передан Сельскохозяйственному институту, судьба вещей все еще оставалась неопределенной, порождая, тем самым, надежду на сохранение музея. 27 декабря 1929 года директор Эрмитажа П.И. Кларк (уволившийся на следующий день по болезни) своим последним распоряжением создал комиссию по передаче Строгоновского дворца Институту прикладной ботаники. Ее председателем была назначена Т.В. Сапожникова, переведенная в отдел Прикладного искусства и Нового времени Тройницкого. 3 января 1930 года составляется передаточный акт: 22 жилые квартиры, 4 конторских и прочих помещений передавались новому владельцу задним числом с 1 января. Срок окончания освобождения помещений музея — 15 февраля, библиотеки — 1 июня.

4 января 1930 года временно исполнявший обязанности директора В.И. Забрежнев (Федоров) в распоряжении № 46 (параграф 7) указал: «В связи с передачей помещения Строгоновского дома и перевозкой экспонатов в помещения Государственного Эрмитажа считать музей Строгоновского дома закрытым для посещения с 4-го января 1930 г.».[211] Начался вывоз имущества, его предполагалось выполнить ломовыми подводами в течение двух недель.

В.И. Забрежнев (1878–1930), как и Кларк, был «комиссаром». Родившийся в купеческой семье, он в юном возрасте порвал отношения с родственниками и прервал учебу на биологических курсах Лесгафта и физико-математическом факультете ПГУ из-за политики. Уже в 1896 году он вступил в РСДРП, правда, в 1903 году ее покинул и перешел к анархистам. В 1918 году вернулся к большевикам и предложил использовать себя на «рискованных» должностях. Был назначен в франко-итальянский отдел РОСТА, затем заведовал отделом печати Народного комиссариата иностранных дел, заграничными редакциями РОСТА, политредактором Главлита. В 1926–1927 годах — советник делегации НКИД и НКТорга по подписанию договора с Западным Китаем.

Печь, облицованная швейцарскими изразцами

Непосредственно перед назначением в феврале 1929 года на пост заместителя директора Государственного Эрмитажа по научной части Забрежнев работал экономистом-консультантом торгпредства в Дании. Одновременно он пытался завершить образование, поступив на медицинский факультет МГУ В 1925 году состоял научным сотрудником Института экспериментальной психологии, где вел работу в области гипноза. Директором Эрмитажа был всего год — с марта 1929 по март 1930. Затем вернулся на работу в Институт мозга.

Все вывезли, хотя в спешке, вероятно, забыли два ящика со швейцарскими изразцами XVII века. Судя по всему, они стали добычей завхоза, облицевавшего ими печку в одном из помещений первого этажа. Благодаря чему эти ценные предметы и сейчас можно видеть. Другой оставленный экспонат — Юпитер-Аммон в Физическом кабинете. Его тяжесть, «предусмотренная» А.Н. Воронихиным, воспрепятствовала перемещению «малоценной скульптуры» в какой-либо иной дворец.

10 января начала свою работу Ликвидационная комиссия во главе с С.Н. Тройницким. 3 мая составляется акт передачи здания Институту прикладной ботаники. Сохранилась недатированная служебная записка Сапожниковой директору музея Л. Оболенскому: «Настоящим довожу до Вашего сведения, что мною закончена ликвидация Строгоновского дома, причем дела ликвидационные и действовавшие описи художественных предметов и гравюр переданы мной С. Тройницкому, председателю Ликвидационной комиссии для проверки, а дела до 1930 года и не действовавшие описи архивисту Государственного Эрмитажа A.B. Суслову».[212]

В мае во дворце велись ремонтно-строительные работы. Старались успеть завершить их к открытию 15 июля Международного конгресса ботаников. Все это время Т.В. Сапожникова оставалась хранителем. Новый 1931 год она встретила все в той же должности, ибо 21 января этого года датирована ее расписка о получении маузера и шести патронов к нему для несения внутренней охраны в здании. Более того, ничто не помешало Татьяне Васильевне даже быть в отпуске с 15 мая по 15 сентября 1930 года, в то время как продолжались переговоры «Антиквариата» через посредничество «Матиссен» с берлинской фирмой «Кассирер». Материал немцы признали интересным и пригодным для аукциона, но конъюнктура оценивалась как неблагоприятная.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});