Политический порядок в меняющихся обществах - Сэмюэл Хантингтон

Однако это явное свидетельство отсутствия значимой корреляции между числом и силой партий не отражает всей полноты картины. Связь между этими двумя факторами варьирует в зависимости от уровня модернизации. На высоких ее уровнях любое число партий может составить сильную систему. То же самое и на низком уровне: однопартийная система может быть и сильной, и слабой. Многопартийная же система всегда слаба. 12 стабильных многопартийных систем у Банкса и Текстора включают Израиль и 10 западноевропейских стран; две сравнительно стабильные системы представлены Италией и Коста-Рикой; 13 нестабильных многопартийных систем включают 10 латиноамериканских стран, две азиатские и по одной из Среднего Востока и Африки. Короче говоря, ни одна из модернизирующихся стран не имеет многопартийной системы. Единственное видимое исключение — Израиль — представляется сомнительным.

В модернизирующихся странах однопартийная система проявляет большую стабильность, чем плюралистическая. В таких странах, например, многопартийная система более уязвима для вмешательства военных, чем система однопартийная или системы с доминированием одной партии и с двумя партиями. В 1965–1966 гг. во многих африканских странах действительно произошли военные перевороты, однако это не меняет общей картины обратной связи между числом партий и стабильностью системы. Как показывают данные таблицы 7.4 на 1966 г., однопартийные модернизирующиеся страны были наименее, а страны многопартийные наиболее склонны к военным переворотам. Конечно, и однопартийная система не застрахована от военного переворота, но многопартийной такие перевороты почти гарантированы. Все исключения связаны либо с промежуточными типами системы (Марокко, где в 1965 г. произошел переворот в пользу королевской власти), либо это страны с высокоевропеизированным населением (Израиль, Чили), где недавняя или старая иммиграция плюс историческая традиция способствовали воспроизведению более стабильных образцов многопартийной системы, характерных для континентальной Европы.

Один из приблизительных показателей адаптивной способности партийной системы — средний возраст составляющих ее партий. Чем он выше, тем, предположительно, выше институциализация системы и ее стабильность. В целом средний возраст главных партий в многопартийной системе, конечно, ниже, чем в одно- или двухпартийной. Можно, однако, сравнить формы, которые принимает партийная институциализация высокого уровня в модернизирующихся и модернизированных странах. Приблизительную границу между первыми и вторыми можно провести, используя критерий уровня грамотности. Граница проходит на уровне 70% грамотности взрослого населения. Среди 29 стран с высоким уровнем грамотности и старыми партиями (возраст главных партий 30 лет на 1965 г.) не было преобладания какого-то одного типа системы. В обществах с высоким уровнем грамотности высокоинституциализованная партийная система может иметь самые разные формы. В противоположность этому, 10 из 16 стран с низким уровнем грамотности и высокоинституциализованной партийной системой имели однопартийную систему или систему с доминированием одной партии. 6 имели двухпартийную систему и ни одна — многопартийную. Вновь проявляется то правило, что многопартийная система в модернизирующейся стране несовместима с высоким уровнем политической институциализации и стабильности. В таких странах многопартийная система — значит слабая система.

Причину такого положения вещей следует искать в различных формах адаптации, характерных для многопартийных систем, и в различиях между теми формами, в которых там выражается сила партий. В многопартийных системах сильные партии обычно более сплоченны и сложнее организованы, но в то же время менее гибки и менее автономны, чем сильные партии в двухпартийных системах. В сильных многопартийных системах существует тенденция к однозначному соответствию между социальными силами и политическими партиями. Профсоюзы, бизнес, землевладельцы, городской средний класс, церковь — все эти силы имеют собственных политических представителей, а для достижения компромисса и адаптации вырабатываются особые институционные средства. Сильная система такого вида может существовать только при высоком уровне мобилизации и политической активности. Если этого нет, социальные силы, активно проявляющиеся в политике, ограничены, и нет социальной базы для сильной многопартийной системы. Те многопартийные системы, что существуют в подобных обстоятельствах, обычно отражают многообразие клик и семей в рамках ограниченной элиты. Слабая институциализация и узкая социальная база делает такие системы в высшей степени хрупкими. Таким образом, шаг от многопартийности к полному отсутствию партий оказывается столь же легким, как шаг в противоположном направлении. То есть отсутствие партий и многопартийность сходны в отношении своей институционной слабости.

Однако способность различного типа партийных систем к адаптации и расширению политической активности может варьировать с течением времени. Критической здесь является степень институциализации процедур для включения в систему новых групп. Практика свидетельствует, что двухпартийная система и система с доминированием одной партии лучше других с точки зрения длительной политической стабильности, поскольку они создают лучшие условия для состязания партий.

Стабильность однопартийной системы связана в большей степени с ее происхождением, чем с ее внутренней природой. Такая система является обычно продуктом националистической или революционной борьбы, которая способствует широкой мобилизации и институциализации. Однако, победив в этой борьбе, сильная партия создает однопартийную систему, которая устраняет те условия, что привели ее к победе. Стабильность системы оказывается, таким образом, функцией прошлого. Чем более интенсивной и продолжительной была борьба за власть и чем глубже идеологическая приверженность ее участников, тем выше политическая стабильность родившейся в ней однопартийной системы. Таким образом, однопартийная система, родившаяся в результате революции, более стабильна, чем система, наследовавшая национальному движению, а длительное национальное движение порождает систему более стабильную, чем та, что стала результатом быстрой и легкой победы. Можно действительно видеть, что, чем дольше борьба националистической партии за независимость, тем дольше она, победив, остается у власти. В Индии партия Конгресса существовала до момента своей победы 62 года; в Тунисе Нео-Дестур существовала к моменту победы 22 года; Мапай на момент, когда Израиль завоевал себе место в мире, было 18 лет. ТАНУ и ее предшественнице исполнилось 32 года, когда Танганьика стала независимой. Все эти партии оказались жизнеспособными после обретения страной независимости.

И наоборот, множество националистических партий, появившихся на свет за несколько лет до независимости, которой они легко добились, после этого у власти как следует не укрепились. Многие африканские народы добились независимости так легко, что, по словам Эмерсона, «их революцию у них украли»21. Лишенные своей революции, они бывали лишены и ее плодов. Перспективы политической стабильности в Гвинее выглядели более радужными, чем в других французских колониях, потому в большой степени, что лидеры Демократической партии Гвинеи должны были мобилизовать своих последователей на борьбу с Францией до получения независимости и преодолеть враждебность метрополии после ее получения. Враждебность колониального правительства в отношении нового правительства может быть важным преимуществом для последнего. Отсутствие этого фактора не компенсируется ритуальными заклинаниями в адрес неоколониализма.

Таблица 7.5. Интитуциализованные партийные системы (Процент партий, существующих на 1966 г. более 30 лет, среди основных партий)

В однопартийной системе новая группа может войти в систему, очевидно, только влившись в партию. В этом смысле однопартийная система менее сложна, чем плюралистическая, и в ней меньше путей для включения новых социальных сил. Поэтому политические лидеры системы могут обладать высокой степенью контроля над мобилизацией новых групп. Они не испытывают конкурентного давления, которое бы вынуждало их расширить свое влияние и вводить новые группы в политику, с тем чтобы оставаться у власти. Способность лимитировать политическую мобилизацию или контролировать ее повышает их способность к «горизонтальной» интеграции этнических, религиозных и региональных групп. В состязательной партийной системе, наоборот, у каждой из партий существуют мощные стимулы к тому, чтобы привлечь одни и те же группы. В итоге, соревнование партий углубляет и усиливает существующие социальные расколы, мобилизация масс усиливает этническую и религиозную вражду.