Четвертый Рим - В. Галечьян

Тут необыкновенно деликатно повел свою партию Стефан Иванович. Отметив полное совпадение взглядов с Михаилом Семеновичем и дипломатично откашлявшись, он заметил:

— Объект пережил себя многократно, и, как мне кажется, если бы мы решились отдать его временно на хранение в дружеские руки, то в духовном смысле это ничего бы для России не изменило. Несомненно, что как его друзья, так и его враги, возможно, и сами того не ведая, несут в себе генетический отпечаток гениальной личности, так что в этом смысле объект и его дело бессмертны.

— Именно, — веско подтвердил Михаил Семенович и продолжил: — Потому-то ничего, кроме смеха, не могут вызвать попытки келейно установить стоимость объекта. Только аукцион, и при этом за стол торгов должен сесть весь мир!

Собравшиеся вежливо поаплодировали. Затем прорезался скучающий голос переводчика.

— Для господ из Эмиратов очень престижно было бы в связи с вышесказанным все-таки получить мумию в качестве политического залога. Они готовы к аукционным сражениям, но, дорожа временем, предлагают, как коммерсанты и монархисты, поднять стоимость его до полутора миллиардов долларов. Более того, из уважения к национальной святыне господа дипломаты готовы закупить на средства национального банка тонну розового масла для содержания объекта, и вообще не считаться ни с какими расходами.

При словах «розовое масло» послышалась возмущенная реплика Михаила Семеновича:

— Уважаемые господа, видимо, спутали по незнанию истории России две политические фигуры: уважаемый объект и проститутку Троцкого!..

Не желая больше слушать затянувшиеся торги, Луций потихоньку стал приводить пол в порядок и выползать из комнаты. Однако едва, отворив дверь, он увидел римского воина, который стоял, опершись на копье вполоборота к нему, так что был виден только его суровый профиль. Луций осторожно шагнул назад, но, видимо, воин все-таки что-то услышал, потому что последовал за ним. Луций уставился на вошедшего, ища лазейку к загороженной воином двери или прореху в доспехах, куда можно было бы сунуть кинжал. Ни того, ни другого он не обнаружил.

Воин поднял голову, и юноша узнал Никодима. Вместо ненависти к этому проходимцу, который вверг его в смертельное опасное путешествие и чуть не снасильничал над его братом, он испытал, и уже в который раз, огромное облегчение. От внезапно охватившей его слабости Луций прислонился к стене, чтобы удержаться на ногах. Никодим прижал два пальца к губам и молча показал на дверь. Когда они зашли в какую-то заставленную мягкой мебелью комнатку, Никодим с наслаждением поставил в угол копье, снял нагрудник, пояс, окованный бронзовыми вставками, отстегнул меч и вытянул вперед руки.

— Просто чумею, — пожаловался он. — Надо быть тяжелоатлетом, чтобы таскать, не снимая целые сутки, эту амуницию. — Он небрежно пнул брошенный на пол нагрудник. — Я бы на твоем месте тоже записался в легионеры. Во всяком случае получил бы передышку на несколько дней. За это время я бы подготовил тебе дорогу в город.

— Мне или нам? Луций сел на один из перевернутых диванчиков, очень внимательно рассматривая приятеля, его крепкую шею, худое полуобнаженное тело с крепким рельефом мышц. Потом заглянул в его глаза… и ничего в них не увидел, кроме доброжелательности.

— Парнишке все равно придется остаться, — сказал Никодим равнодушно. — Если удастся, я его пристрою…

— Себе в постель! — переспросил Луций и поднялся.

Никодим остался сидеть, словно не замечая, что его друг схватил приставленное к стене копье. Он равнодушно зевнул, потом засунул руку в карман кожаных штанов и извлек из них сигару и зажигалку. Закурил, небрежно пуская дым вверх и запрокидывая голову. Запахло крепкими ароматными травами и гарью. У Луция закружилась голова от едкого запаха «травки».

— Не удержался, — пожал плечами Никодим. — Я же не святой. Потом лучше я, чем этот потный пожиратель пиявок. Думаешь, зря он мотоцикл Ваське подарил?

Луций схватил копье наперевес и, не помня себя, бросился вперед. Никодим стоял неподвижно, слегка расставив ноги и подав вперед корпус, будто ожидая, когда острый бронзовый наконечник пропорет ему грудь. Не доходя до него полшага, Луций остановился и швырнул копье Никодиму под ноги.

— Будьте вы все прокляты! — крикнул он. — Если бы не ты, сволочь, я бы спокойно учился, и брат бы не купался в грязи.

— Не шуми, истеричка! — холодно предупредил его приятель. — Внизу услышат. — Он бросил с размаху сигару в угол, поднял копье и вновь аккуратно прислонил его к стене. — Складно говоришь, только забыл про склад с оружием, который твой братец раскопал. По какой причине вы сюда и попали. Я тебе советую во всем и всегда винить только себя. Тогда ты не будешь считать себя щепкой в бурной реке, а скорее умелым пловцом. Ты свяжи всю цепь событий и поймешь тогда, что иначе и быть не могло, как сидеть тебе в Римском клубе и ждать, пока душка Никодим тебя отсюда выведет. Как сейчас, например. Ведь ты хрен без меня сможешь вернуться в триклиний. Первое, что тебя спросят, где ты пропадал столько времени, да перепроверят. И что ты ответишь?

Луций промолчал. Ясно было, что Никодим гораздо лучше него разбирается во внутренней жизни клуба, и без него так или иначе не обойтись.

— Раз ты ко мне так враждебен, — продолжал тем временем бывший друг, — что даже чуть не проткнул копьем, я с тобой прекращаю дружеские отношения и перехожу на деловые. Хочешь вернуться без проблем назад, расскажи мне подробно, о чем шел разговор внизу, нет — твое дело. Я тебя выручать не буду.

— Чей же ты все-таки шпион? — спросил Луций, насмешливо оглядывая Никодима. — Неужели в самом деле татарский? Тяжелая у тебя жизнь: всех выслеживать.

— Пустые хлопоты, — парировал Никодим. — Ты прекрасно знаешь, что я тебе не отвечу ни да, ни нет. Чтобы ты не строил иллюзий, знай, что за тобой следят, мой мальчик, и твоя судьба сегодня будет активно обсуждаться членами клуба. И представляешь, как прозвучит известие, что ты исчезал как раз во время столь важных переговоров. У меня же есть убедительные объяснения и достоверные свидетели, что ты решал со мной вопрос о поступлении на действительную службу. Ну как, будешь говорить?

7. ГЛАДИАТОРЫ

Вернувшись в триклиний, Луций отметил, что на пиру вроде ничего не изменилось. Хозяин возлежал на прежнем своем месте, а гости были еще пьянее, чем раньше.

— Дорогие мои! — вдруг воскликнул Хион, поднявшись с места и, к возмущению Луция, послав воздушный поцелуй его брату, который теперь возлежал недалеко от возвышения в окружении обхаживающих его слуг. — Не пора ли нам позабавиться представлением из жизни древней Эллады. Сейчас актеры изобразят нам презабавную вещицу. Вот ее краткое содержание. Жили-были два брата Диомид и Ганимед с сестрою Еленою. Проводили они время так весело, что Елену похитили, а дружок их Аякс помешался. Так говорит нам Гомер о войне троянцев с греками. Вот это все вам сейчас и покажут в лучшем виде.

Хион кончил, все завопили от радости и застучали серебряными кубками о столы. Тотчас на серебряном блюде четверо слуг внесли вареного теленка с шлемом на голове. За ним следовал старый приятель Луция с обнаженным мечом, изображая сумасшедшего и рубя вдоль и поперек, он насаживал куски мяса на лезвие и раздавал изумленным гостям. После того как весь теленок был разрублен, Никодим схватился за голову и с криком швырнул меч в потолок. Потолок затрещал с таким грохотом, что затряслись стены. Луций вскочил вместе с основной массой гостей, достаточно трезвых, чтобы соображать. Неспособные встать подняли головы вверх, ожидая, какую весть возвестят небеса.

Потолок разверзся, и огромный обруч, на котором сидела обнаженная девица, стал медленно опускаться. На нем висели золотые венки и склянки с духами, которые девица начала отвязывать и кидать в публику.

Вдруг безо всякого перерыва раздались крики и ругань, и в триклиний вбежали два толстенных повара в белых халатах, с глиняными амфорами на плечах. Тщетно пытались гости примирить их. Повара продолжали ссориться и совершенно не желали никому подчиняться, пока один другому одновременно не разбили амфоры палками.

Пораженный наглостью этих пьяниц, Луций уставился на драчунов и увидел, что из амфор вывалились на стол устрицы и вареные крабы, которые слуги подобрали, разложили на блюда и стали обносить гостей. Однако юноша уже не мог съесть ни кусочка. Единственным его желанием было забрать брата и потихоньку исчезнуть хотя бы к себе в спальню. Василий возлежал теперь довольно далеко от него, а на все призывные взгляды и гримасы Луция не реагировал: то ли не видел, то ли не хотел. Последний раз погрозив кулаком, юноша решил подобраться к брату поближе и обратить его внимание на себя. Только он поднялся с ложа, как к нему подошел Никодим, только что изрезавший в пух и прах теленка.