Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848 - Иван Жиркевич

Я велел ему стать на свое место и объявил, что его наказывали за то, что он дозволил себе говорить, тогда как его еще не спрашивали; когда до него дойдет очередь, то и тогда он должен отвечать не более «да» или «нет». За лишние слова я не премину снова высечь. После этого до самого этого же крестьянина, который был выскочкой, каждый отвечал уже мне просто «да», но когда я обратился с вопросом уже к нему самому, он, приосанясь, громко закричал:

– Кладите голову на плаху, – присягать не хочу и не стану!

Нисколько не возвышая голоса, я обратился в исправнику:

– Прикажите заковать бунтовщика, обрить ему голову и сию же минуту отвести его к суду, как отвели уже прежде семерых.

Видя мое хладнокровие и решительность, сопротивник вдруг упал на колени и стал умаливать о помиловании. Я же, не обращая внимания на него, стал продолжать далее допросы; других сопротивников не нашлось. Принесли аналой, крест, Евангелие, и священник приблизился, чтобы читать форму присяги, я просил его, чтобы он прежде объяснил крестьянам всю важность того священнодействия, к которому они теперь приступают. Священник, едва еще опомнившийся от пьянства, смешался, оробел, и я принял на себя то, что поручал ему. Когда же присяга была прочитана, то прежде нежели допустить присягавших до креста и Св. Евангелия, я приказал самому священнику подать пример троекратного поклонения, а за ним последовал я сам и потом каждого крестьянина заставлял делать то же; решительно могу удостоверить, что эта формальность, которая может показаться мелочным действием, сильно подействовала на присягавших; я видел, как каждый из них с трепетом и заметным волнением выполнял приказание и, приложившись к кресту и Евангелию, опять успокаивался. Точно тот же порядок и постепенность, т. е. пример священника и лично мой, я удержал при присяге католиков, которых было около десяти человек. Когда присяга кончилась и я подошел опять к крестьянам благодарить их и поздравить, они мне в один голос отвечали:

– Ну, отец наш, мы, глупые, до этого времени не знали сами, что делать, а теперь как будто с души что-то спало; славу Богу, вот мы все присягнули!

На другой день я приказал привести остальных домохозяев всей волости, с лишком 240 человек; не встретил ни одного отреченного: все присягнули без прения; я приказал поспешить окончанием суда и при строгости приговора, объявленного преступникам, написал частное письмо к Дьякову, прося его как можно смягчить наказание при конфирмации; из восьми виновных, моему сопротивнику я просил определить наказание шпицрутенами через 1000 человек, четырех еще через 500 человек каждого, первого и трех старичков, за летами не подверженных телесному наказанию, сослать в Сибирь на поселение. Дьяков уважил мое представление, и через день у меня были уже развязаны совершенно руки к моему возвращению.

Когда приговоренных вывели к наказанию, исправник донес мне, что из соседней волости, Нерзы, где тоже поговаривали о возмущении, пришло человек шесть мужиков из любопытства, чтобы видеть, как будут наказывать. Я приказал призвать их ко мне и велел поставить их за фронтом между домохозяевами, вызванными мной в полном числе для присутствия при наказании; а потом приказал, чтобы наказанных непременно еще проводили мимо всех для устрашения. Когда же наказание кончилось, нерзынцев я приказал опять привести к себе и, спрося их мнение, больно ли были наказаны виновные, велел исправнику всех прибывших без приказания, а из любопытства одного, наказать больно розгами, чтобы вперед мои приказания слушали без рассуждения, ибо от меня приказано было, чтобы посторонние, без вызова, в Яноволь не являлись.

Тотчас после этого я приказал батальону выстроиться вне селения, а домохозяев собрать перед мою квартиру на площади; выйдя к ним, я объявил, что теперь они должны сами, без всякого участия чиновников, выбрать четырех человек старшин, из которых я тут же утвержу двоих в этом звании. Выбор не продолжался и четверти часа; кандидаты мне представлены налицо. Пригласив асессора казенной палаты, ибо это было его ведомство, я приказал ему избрать двоих; через две минуты введен батальон на площадь, избранные старшины под знаменем присягнули на верность службы. Священник отслужил благодарственный молебен, с коленопреклонением, и окропил всех святой водой, и все дело неповиновения кончилось так, как я предварял Дьякова, т. е. поставя крестьян в две шеренги.

В присутствии крестьян я объявил исправнику и администратору имения строжайшее приказание: 1-го и 15-го числа каждого месяца доносить мне, что делается в волости, не скрывая ни одного ослушания, даже десятскому, с обещанием при первой оказии приехать лично для расправы. Во все время, пока я был губернатором, это выполнялось в точности, и в делах остались свидетельства, что все совершенно было успокоено и продолжалось, пока я не выбыл в отставку, а потом, к несчастью, более сорока жертв положили живот по своей глупости там, где теперь все так просто и благополучно кончилось.

Часть XXX***1836–1837

Расправа с почтмейстером. – Столкновения. – Болезненность между рекрутами. – Недостаток медикаментов. – Следствие по жалобам на неисправность почты. – Предводители дворянства в Полоцке и в Городецке. – Дело суражского землемера. – Поездка генерал-губернатора Дьякова в Петербург. – Выговор, полученный мной, и просьба об отставке. – Жалоба Смарагда графу Протасову. – Вопрос о выводе евреев из Динабургской крепости. – Посещение динабургского коменданта. – Старообрядец Поторочин. – Адрес, подписанный евреями.

Возвращаясь через Себеж, в числе прочих чиновников, являвшихся ко мне, прибыл и почтмейстер, и на сделанное ему от меня замечание, что он ослушался меня и не явился, когда я его требовал к себе, он мне дал такой неприличный и обманчивый ответ, что я разгорячился, притом, выговоря ему за это, сказал, что я не люблю шутить и что я, привязав его к колесу моего экипажа, довезу его до Витебска, там посажу на гауптвахту и предам суду. Само по себе разумеется, что этой угрозы я не имел в виду, да и не мог исполнить. Но недели через две городничий города Себежа донес мне рапортом, что какой-то чиновник почтового ведомства по распоряжению окружного почт-инспектора прибыл в Себеж и требовал от него, городничего, и от уездного предводителя Медунецкого[539] засвидетельствования, что я ругал почтмейстера неприлично, и спрашивая меня, что ему следует отвечать.

Я приказал, разумеется, чтобы он отвечал на это, что донес мне об этом, а вместе с тем я представил сам это обстоятельство подробно Дьякову. Важно заметить, что предводитель Медунецкий присланному чиновнику дал отзыв, соответственный показанию почтмейстера.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});