Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Проходит два года. П.П. Шафиров и его комиссия принимаются за партикулярных заводчиков, на Тульском заводе Акинфия трудится ревизор. В поданных им экстрактах упоминается, что при Прокофии и по его инициативе здесь отливались пушки. Известие само по себе интересное — пушечного литья тут не бывало со времени, когда на взятом в казну заводе хозяйствовало Адмиралтейство, то есть уже лет двадцать[833]. Детали технологии с той поры забылись, была утрачена нужная технологическая оснастка. Предстояло организовать работу, которая позволила бы преодолеть эти трудности. Скорее всего вопрос предварительно согласовывался с Акинфием, но практическая работа ложилась на Прокофия и приказчиков. Сопряженная с этим степень самостоятельности позволяет предполагать, что какое-то время Прокофии фактически заменял здесь отца точно так же, как когда-то Акинфий заменял Никиту в Невьянске.

Август 1735 года. Акинфию Демидову на Тульский завод направлен указ о посылке металла в Воронеж. Отвечает Прокофии, сообщающий о количестве имеющегося полосного железа и его цене. Как видим, он не только находится на заводе, но от имени владельца ведет дела по реализации продукции (что полностью самостоятельно — не утверждаем)[834].

К тому же или предшествующему году относится участие Прокофия в компании (включавшей также Семена Пальцова и Федора Володимерова), которая просила о передаче ей казенных Алапаевского и Синячихинского заводов[835]. Этот факт на первый взгляд выявляет промышленника в Прокофии особенно ярко: создается впечатление, что он рвется вложить заработанный под крылом отца опыт в ведение собственного дела. Однако не всё так просто. Факту может быть дано и другое объяснение. Алексей Игнатьев инициатором этой идеи считал… Акинфия: он полагал, что родственников, включая сына, тот использовал в качестве щирмы[836]. Впрочем, доказать это утверждение не смог.

Идем далее. Осень 1739 года. Акинфий, перегруженный заданиями от Артиллерии и Адмиралтейства, от поставок железа на оружейное дело освобожден. Беэр объявляет в Туле полученный им указ: предлагает желающим, объединившись в компанию, построить специальный завод, с которого и поставлять железо по установленной цене. Желающих не находится. В наличии лица, готовые его продавать «повольными ценами»: это заводчики и «тако ж и Акинфея Демидова сын Пракофей». Последний, как видим, в контактах с казной выступает наравне с другими заводчиками, то есть фактически на уровне совладельца предприятия (хотя таковым не является). Полномочия, ему предоставленные, весьма широки.

Конец января 1740 года, новый указ, посвященный торговле металлом. «…Некоторыя заводчики, — написано в нем, — при продаже оным мастерам железа цену возвышают, как то учинил Акинфея Демидова сын Праковей: велел на оружейное дело железо продавать по рублю пуд; [что] ему чинить весьма не надлежало…»[837] Прокофий, оказывается, успешно торгует. Настолько успешно, что это вызывает беспокойство трех кабинетминистров, подписавших указ.

Приведенные факты относятся к Прокофию в возрасте до тридцати лет. Их достаточно, чтобы уверенно утверждать: в молодости заводами он реально занимался. Лежала ли у него к ним душа — сказать трудно, но ничего, что говорило бы об отвращении к связанной с ними деятельности, в нашем распоряжении нет. Полагаем, что, может быть, и не испытывая к ним острой тяги, он свыкся с заводами с детских лет и относился к ним как к данности и неизбежности. Неизбежность же определялась статусом наследника, носителем которого Прокофий себя первоначально несомненно считал. Отец мог даже не говорить с ним об этом специально. Но, рассуждал Прокофий, как когда-то Акинфий, будучи старшим сыном, получил заводы, так и он, старший в следующем поколении, когда-нибудь их получит.

Однако Акинфий, руководствуясь петровским указом о единонаследии, применял его к своему случаю с не столь благоприятным для Прокофия выводом. Недвижимое имущество, полагал он, должен получить единственный, но не обязательно старший. Прокофий с какого-то момента устраивать его перестал. Когда? Если Прокофия отодвинули в тень не какие-то собственные его проступки, если в сознании отца его заслонил Никита Акинфиевич, то это могло произойти никак не раньше конца 1730-х годов (скорее всего — уже в 1740-х) — до этого времени Никита был отроком, может быть, с умилявшими отца задатками, но все же личностью несформировавшейся, в своих интересах не определившейся.

Не исключено, однако, что Прокофий в качестве наследника дела выдавливался из планов отца постепенно. Отдаление Прокофия могло развиваться по мере подрастания Григория, к которому в качестве потенциального наследника Акинфий, несомненно, тоже приглядывался, но который в конечном счете его тоже не удовлетворил. Возможно, выражение какой-то промежуточной конфигурации следует видеть в приобщении Григория к заводским делам — посылке его на медеплавильный Суксунский завод (зачем бы это, если заводы отойдут не к нему?). Нам кажется вполне возможным увидеть за этим намерение Акинфия развести наследников (Прокофия и Григория, малолетний Никита пока не в счет) по «технологическому» принципу, о чем еще скажем. Что при этом нарушался принцип единонаследия, роли уже не играло: этот петровский закон был отменен в 1731 году.

На что рассчитывал Прокофий в начале — в общем, ясно. Чем все это кончится — тоже известно. Как, когда менялись его расчеты, по какой причине, что он чувствовал и переживал — все это останется в области предположений и догадок.

Средний сын

Григорий родился 14 ноября 1715 года. Утверждалось (и это утверждение эпизодически вспоминают до сих пор), что он был сыном Акинфия от первого брака. Из этого выводится характер отношений, сложившихся у Григория с другими членами семьи. Приведем пример, выделяющийся из прочих тем, что исторический материал переработан в нем в соответствии со стереотипами массового сознания:

«Что мира не стало в его (Акинфия. — И. Ю.) Невьянском доме — это понятно. После смерти своей первой жены Евдокии Тарасовны, урожденной Коробковой, Акинфий, выдержав положенный срок, женился в Туле на Евфимии Ивановне Палыдовой[838]. Когда в 1724 году летом вез ее в Невьянск, она была на сносях и принесла ему прямо на берегу Чусовой сына Никиту. Как не терпит медведица в берлоге чужого пестуна, так невзлюбила мачеха девятилетнего пасынка Григория, который и без того не отличался общительным нравом. Когда Акинфий бывал дома, ему как-то удавалось сохранить видимость нормальных отношений. Но заводское дело хлопотное — на месте не усидишь… А вернешься из таких поездок, жена ревмя ревет, сын волчонком смотрит. Он его и ругал, и за волосья таскал — не покоряется тот мачехе»[839].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});