Король драконов и Принцесса-Апельсин - Ната Лакомка

из груди по всему телу.

– Ты же сказала, что всё решила! – дракону надоело ждать. – Я думал, ты решила быть со мной!

– И такого я тоже не говорила. «Хочу быть твоей» и «хочу быть с тобой» – это разное, милорд.

Тюнвилю казалось, что его нежную и пылкую возлюбленную подменили какие-то злые колдовские силы. Теперь она была такая далёкая, такая… холодная. Как могло получиться, что ещё несколько часов она грела его, обжигала сильнее солнца, а теперь ничем не отличалась от вот этих камней, на которых они стояли?

Он даже прикоснулся к ней, желая согреться её жаром, как этой ночью. Пальцы Хильдерики были холодными, словно у мраморной статуи. Тюнвиль отдёрнул руку, испугавшись этого холода, и женщина, стоящая перед ним, это заметила.

– Это случилось, да, милорд? – произнесла она так спокойно, что Тюнвиль с удивлением перевёл взгляд на её бледное лицо.

– Что случилось? – повторил он, уже понимая, что сказка, о которой он мечтал, рухнула.

– Вы сами всё знаете, – пожала плечами принцесса. – Я уже не девственница, и больше не грею вас своим теплом. Говорят, именно поэтому драконы предпочитают невинных дев и золото. Теперь я – не первое, и точно никогда не была вторым. Поэтому снова прошу вас отпустить меня к моей подруге и не вредить ей.

– Почему ты хочешь вернуться к ней, а не остаться со мной? – Тюнвиль схватил холодную руку Хильдерики в свои ладони, пытаясь согреть и согреться сам.

Во всём виновато море, думалось ему. Холодная вода, промочившая одежду, волосы, даже души. Только она виновата, а никак не то, что Хильдерика перестала быть девой.

– Потому что Аранчия никогда меня не покинет, – ответила она, осторожно высвобождая пальцы из его руки, – а вы, милорд, сделаете это завтра же.

– Клянусь, этого не произойдёт! – Тюнвиль схватил её за плечи, встряхнул, чтобы привести в чувство, чтобы морская вода больше не стояла между ними холодной стеной.

Ну и чтобы самому прийти в себя. Потому что то, что говорила сейчас его принцесса… очень походило на правду.

– Это обязательно произойдёт, – она мягко, но непреклонно освободилась. – Вы сами видите это на примере вашего брата. То, что вы испытываете ко мне – это не любовь.

– Откуда ты знаешь?! – вспылил он. – Ты никого никогда не любила! Получается, ты даже меня не любишь, хотя говорила много и красиво!

Её лицо осталось бледным и непроницаемым, но в глазах промелькнуло что-то, заставившее Тюнвиля подобраться, как для драки. Что бы он ни услышал сейчас, он сможет опровергнуть, убедить, переубедить…

– Если я до вас не любила мужчину, это не значит, что я не знаю, какой должна быть любовь, – теперь принцесса ничуть не походила на каменную статую.

Глаза у неё заблестели, щёки загорелись и губы дрогнули – такие сладкие губы, Тюнвиль до сих пор ощущал их вкус.

– Да ты была влюблена только в принца Альбиокко, которого не существует! – отмахнулся он. – Это был обман, а не любовь! Ты придумала себе эту любовь!

– Но это была любовь! – она почти крикнула ему в лицо. – Даже если мои чувства были обманом, они грела меня. Они давали надежду. С вами, милорд, у меня нет надежды!

С минуту они смотрели друг другу в глаза, и Тюнвиль стискивал зубы и кулаки, потому что все доводы, которые он хотел привести, разлетелись брызгами, как волна, ударившая в гранитную скалу.

– Значит, нет надежды? – процедил он. – Почему? Ты считаешь, я тоже – переодетая женщина?

– Вы – дракон, – веско произнесла принцесса. – Какая может быть надежда? Что каменное сердце вдруг станет живым? Даже небеса не совершат такого чуда!

Она была права… Небеса никогда не простят драконов… Небеса никогда не позволят драконам любить…

Тюнвиль знал об этом с рождения. Об этом знали все драконы. Но никогда ему не было больно от этой мысли. Он думал об этом так же редко, как и о смерти – смысл думать о том, чего ты всё равно не сможешь изменить? Рихард, вообще, не заморачивался по этому поводу. Он говорил, что любовь – это жар тела. Это жажда обладания. Это власть и страсть. Но никак не слабость… Слабость не может быть любовью…

Только сейчас в груди тупо и болезненно стучало. И стоило вспомнить, что было вчера…

– Люди тоже не любят вечно, – сказал Тюнвиль глухо.

– Да, любят не все, – Хильдерика вскинула голову. – Но только люди умеют любить по-настоящему. Через скуку, через обиды, через разбитые мечты. Когда огонь страсти перестаёт греть, у людей остаётся жар сердца. Что остаётся у драконов, когда проходит страсть? Разве ваше сердце, милорд, способно гореть?

– Какая ты…– Тюнвиль медленно отступил от неё.

– Сожалею, если не дала вам то, чего вы хотели, – ответила принцесса. – Но и жить с вами после того, что случилось – это не то, что хочу я. Не будем идти против воли небес.

– Да, небеса не слишком благоволят драконам, – признал Тюнвиль после недолгого молчания. – Говорят даже, что мы прокляты небесами… Вряд ли там, наверху, захотят совершить для меня чудо… Но мне не надо ждать милости небес. Я сам могу совершить чудо. Если это произойдёт, ты полюбишь меня?

Она не поняла и покачала головой, приподнимая брови.

– Тогда я покажу тебе, – внезапно Тюнвилю стало весело и горячо, будто скала под ним превратилась в огромный золотой слиток, – покажу, что дракон может совершить то, чего не сделают небеса.

На всё ему хватило пары мгновений – жемчужина обожгла холодом грудь, гортань, язык, потом ладонь, и в следующую секунду Тюнвиль мощным броском забросил камень далеко в море.

Жемчужина не успела упасть в волны – её на лету подхватила жадная чайка.

Тюнвиль не стал провожать взглядом навсегда утраченное сокровище, а рывком обернулся к принцессе, которая продолжала смотреть с удивлением.

– Всё. Ты довольна? – спросил Тюнвиль, широко разводя руки. – Перед тобой больше не дракон, брат короля, а обыкновенный человек. С горячим сердцем. Как ты и хотела. Теперь у нас есть надежда?

– Что значит – не дракон? – спросила Хильдерика с запинкой.

– Что делает дракона – драконом? – спросил в ответ Тюнвиль. – Жемчужина. Кто-то называет её волшебной, между