Десять десятилетий - Борис Ефимов

Прибыв в политуправление нашей, стоявшей под Варшавой армии, мы узнали, что в городе происходит восстание против оккупантов. Мы слышали рычание орудий за Вислой, а иногда и треск пулеметов. Восставшие, очевидно, боролись не на жизнь, а на смерть, упорно сопротивлялись, надеясь, несомненно, на помощь советских войск. И никто не понимал, почему наши армии стоят на месте и не приходят на помощь. В воздухе носилось какое-то тягостное, неизъяснимое недоумение, но обсуждать вслух, какие стратегические, тактические или политические соображения тому причиной, никто особого желания не проявлял — это могло быть чревато весьма неприятными последствиями. Можно не сомневаться, что причина бездействия наших войск под Варшавой заключалась в далеко идущих планах Сталина, не желавшего помогать сторонникам Лондонского польского правительства и рассчитывавшего на установление в Польше после войны просоветского режима. Восстание в Варшаве, возглавляемое отважным Коморовским, было немцами жестоко подавлено, чего по сей день не могут на Западе простить почему-то не Сталину, а всему Советскому Союзу. И это сказалось, когда 60 лет спустя в Польше отмечалась годовщина этого героического и трагического восстания. По адресу представителя России Сергея Филатова были высказаны злые, почти оскорбительные, а главное — несправедливые, слова. Ведь все-таки Варшаву освободили ценою тысяч солдатских жизней именно советские войска, правда, не в сентябре сорок четвертого года, когда жертвами стали тысячи поляков, а в январе сорок пятого, когда тысячи поляков были спасены. И не стало от этого меньше горе тысяч матерей и жен в Советском Союзе, получивших «похоронки» на своих сыновей и мужей, павших в боях за Вислой.

«Некоторые события под Варшавой», на которые приглашал меня ехать Гроссман, таким образом не состоялись. Но нам довелось присутствовать при достаточно значительной военной операции — форсировании реки Нарев. Мы приехали в штаб 65-й армии поздно вечером, ночевали в какой-то избе на охапках сена. Я уже засыпал, когда кто-то вошел в избу со словами:

— Тут, говорят, товарищи из Москвы приехали. Привет, товарищи! Расскажите, как живет столица.

Я сразу узнал голос Романа Кармена.

— Привет, Рима! — отозвался я. — Мы действительно из Москвы, но выехали оттуда две недели назад.

Кармен безмерно удивился:

— Боря? Вы-то что тут делаете?

Я познакомил Кармена со своими спутниками, завязалась оживленная беседа. Вспоминались московские новости и общие знакомые, мы были посвящены в местные армейские дела и события.

— Ну, ребята, — сказал Кармен, прощаясь, — мне пора. Рано утром уже надо быть на передовой, снимать переход танков через Нарев. Встретимся завтра у командующего.

Так оно и вышло. На другой день в чистеньком, увитом проводами домике мы застали Кармена у генерала П. И. Батова, командующего 65-й армией. Они были старыми знакомыми по Испании. Генерал сражался там в 1937 году против фашистов и теперь, после некоторого перерыва, снова «давал им жизни» в несколько изменившихся условиях. Любопытная деталь: будучи в Испании, генерал, как и многие другие добровольцы, носил условное имя, которое сейчас звучало довольно курьезно — Фриц… Интересное зрелище представляли собою эти два человека рядом. По армейской субординации, между командующим армией и старшим лейтенантом-кинооператором была огромная дистанция, но, когда заговорили об Испании, перед нами были два земляка-однополчанина.

После беседы с Батовым мы намеревались отправиться на передний край, в танковую бригаду, захватившую и удерживавшую плацдарм на другом берегу Нарева. Тут произошел маленький забавный эпизод. Дело в том, что еще в пути, на дорогах Белоруссии и Польши, когда подходила моя очередь занимать переднее сиденье рядом с водителем Леной Рулевой (согласно неписаному дорожному закону, пассажиры через определенное время менялись местами), я, как старый автомобилист-любитель, с большим интересом присматривался к управлению «виллисом». Мне очень хотелось испробовать эту машину. Несколько раз я собирался предложить свои услуги в качестве напарника Лены, но понимал, что эта затея не вызовет у моих спутников энтузиазма. Наконец, набравшись духу, я небрежно, как бы мимоходом, сказал:

— А не сесть ли мне за баранку, что ли? Пусть Лена немного отдохнет.

Мирно беседовавшие полковники враз умолкли, и на лицах у них появилось такое выражение, будто я предложил свернуть с дороги на неразминированное поле. Потом последовали вопросы, касавшиеся, главным образом, состояния моих умственных способностей и психической полноценности. Я надулся и притих. И вот, должно же так случиться, что как раз в день, когда нам надо было выехать на передовую, Лена Рулева почувствовала себя плохо и вышла из строя. Достать другого водителя или другую машину не было возможности. Полковники растерянно стояли возле «виллиса» и, косясь в мою сторону, о чем-то шептались. А я, сдерживая злорадство, с преувеличенным равнодушием прогуливался по двору, засунув руки в карманы. Наконец полковник-писатель Гроссман, откашлявшись, обратился ко мне:

— Борис Ефимович, а вы в самом деле могли бы… э… повести машину?

— Не знаю, — отвечал я подчеркнуто вяло. — Можно, конечно, попробовать, но… боюсь, не справлюсь. Еще не угодишь столь капризным пассажирам, да и ответственность за, так сказать…

— Ладно, ладно, — заговорили полковники. — Будет вам. Поедем. Ведь другого выхода нет.

Я торжествовал и сменил гнев на милость. Сразу же скажу, что со своими шоферскими обязанностями я благополучно справился, и это были вынуждены признать и мои присмиревшие спутники. Осторожно и бережно провел я наш «виллис» по вздыбленным после вчерашнего боя фронтовым дорогам, заботливо тормозя на вспаханных снарядами рытвинах, аккуратно объезжая сгоревшие танки и вздувшиеся трупы лошадей. Мы въехали во двор красивого польского помещичьего фольварка, где разместилось управление наступающей дивизии. Тут же, во дворе, корреспонденты «Красной звезды» встретились с озабоченным, торопящимся начальником штаба и получили от него краткую характеристику происходящей операции. В конце разговора Гроссман решил пошутить и сказал ему:

— Кстати, знакомьтесь, наш шофер Борис Ефимов.

Начальник штаба посмотрел на меня с недоумением, явно не понимая, почему, собственно, в этой горячке ему надо знакомиться с корреспондентским шофером, и ничего не ответил. Затем он подозвал проходившего старшину и сказал:

— Вот что, Руденко. Проводи товарищей полковников в командирскую столовую. И шофера не забудь накормить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});