Республика воров - Скотт Линч

– …вот и вся хренотень, – вздохнул Локк, вертя в пальцах бокал, где еще недавно плескалась внушительная порция бренди.

Локк, вернувшись за полночь, заперся с Жаном в апартаментах и с помощью обильного ужина и бутылки лучшего бренди из запасов Жостена рассказал приятелю о неудавшемся свидании.

– И чего ты ждешь? Чтобы я тебе еще раз сказал, что старая ведьма врет? – спросил Жан.

– Я и так знаю, что врет. Там ложь с правдой круто перемешана. Меня гораздо больше правда беспокоит.

– А может, нет там никакой правды? – Жан осторожно потер виски, пытаясь облегчить ноющую боль в переломанном носу. – Одна только ложь, от края до края? Ох, ради всех богов, мы с тобой тем же самым всю жизнь занимаемся, простакам мозги парим до тех пор, пока они ложь от правды отличать не перестают.

– Ей мое имя известно. Мое настоящее имя. Подлинное. Которое…

– Знаю, – вздохнул Жан. – Я ей сам об этом рассказал.

– Но…

– Слушай… – Стыд и отвращение к себе сдавили Жану горло, обжигали желчью; он стукнул себя кулаками в грудь. – Ты же сам сказал, что они в Тал-Верраре у меня все выведали. Значит, и твое подлинное имя я им назвал. А все остальное Терпение выдумала.

– А как же третье имя?

– Которое якобы скрыто в глубинах твоего сознания? А оно там скрыто?

– Не знаю… – Локк устало потер глаза, обведенные темными кругами. – Есть что-то… Даже не имя, а… Ну, какое-то ощущение.

– Я так и думал! – воскликнул Жан. – А вспомни-ка, раньше у тебя это ощущение возникало? То-то и оно. Вранье это все. Обманка. Вот, к примеру, в моей душе и памяти теснятся самые разные чувства и ощущения. Это с каждым бывает. Так что никаких убедительных доказательств она тебе не представила, только заронила в душу зерно сомнения, а ты теперь будешь этим всю жизнь маяться. Если, конечно, сам себя не остановишь.

– Если сам себя не остановлю… – задумчиво повторил Локк и отшвырнул пустой бокал. – Я всю жизнь пытаюсь вспомнить, кто я и откуда. А теперь мне представился случай во всем разобраться, только нужно мне оно, как стрела в пузе.

– Случай ему представился… – вздохнул Жан. – Вот скажи мне честно, даже если бы все это было правдой, ты бы признал свое родство с этими мудаками? Нет, мне, конечно, легко говорить, я знаю, кто я и откуда родом…

– Да знаю я, откуда я родом! Из Каморра. Я родом из Каморра. И от этого не откажусь, даже если все, что она мне нарассказывала, – чистая правда. Ни за что ни откажусь – ни от этого, ни от Сабеты. – Локк встал; лицо его прорезали суровые морщины. – Ни от этого, ни от Сабеты, ни от победы в дурацких выборах. А теперь…

В дверь постучали, громко и настойчиво.

3

Жан с обычными предосторожностями отпер замки и засовы. На пороге возник Никорос – небритый, с глазами как жареные яйца и со вздыбленной шевелюрой, будто попавшей в спицы тележных колес. В дрожащей руке он держал запечатанный лист пергамента.

– Вот, посыльный черноирисовцев принес, – пробормотал Никорос. – Велено передать лично в руки господину Лазари…

Локк выхватил послание, взломал печать и пробежал глазами ровные строки, начертанные рукой Сабеты.

Мне очень хочется обратиться к тебе по имени и подписать письмо своим, но мы оба понимаем, что этого делать не стоит.

Я знаю, что тебя глубоко задел мой отказ встретиться с тобой, но, по-моему, я поступила правильно. Все эти загадки и странности гложут мне душу, а для связных мыслей я не в силах подобрать слов. Тебе, наверное, тоже нелегко. Будь ты рядом, не знаю, что бы я сделала, о чем бы попросила и чего бы потребовала для собственного успокоения. Я абсолютно уверена лишь в одном: условия договора с нашими работодателями по-прежнему неколебимы и любой неосторожный шаг грозит опасностью. Если бы мы были рядом, то забыли бы об осторожности.

Я не понимаю, что сегодня произошло, но знаю, что меня все это очень пугает: и то, что твой работодатель по какой-то неизвестной причине счел нужным нам так много рассказать, равно как и то, что ты оказался средоточием неких загадочных событий, которые накладывают определенные обязательства на нас обоих.

Я боюсь, что в тебе, неведомо для тебя самого, скрыта некая первозданная сущность, которая в один прекрасный день вырвется наружу. Мне страшно при мысли, что в следующий раз ты будешь глядеть на меня глазами постороннего.

Прости меня. Я знаю, что тебя взволновало бы и мое молчание, и моя откровенность. Я выбираю откровенность.

Чувства, от которых я так долго отрекалась, вернулись и овладели мной с новой силой, но сейчас мне нужно отстраниться от всего и мыслить ясно и здраво. Прошу тебя, не появляйся больше на гостином подворье «Черный ирис». Не ищи меня. Сейчас ты должен стать для меня противником, а не возлюбленным или другом. Это необходимо нам обоим.

– Ох, пропади оно все пропадом! – Локк сунул скомканный листок в карман камзола, уселся в кресло и, хмуро сдвинув брови, уставился на стену.

В апартаментах воцарилось напряженное молчание. Наконец Жан, негромко кашлянув, спросил:

– Никорос, можно подумать, за вами демоны гонятся. Что происходит?

– Дела, сударь, дела. Просто голова кругом идет. А еще… прошу прощения, но я с дурной привычкой расстался, как вы мне присоветовали…

– А, все-таки бросил проклятое зелье?! Молодец! – Жан хлопнул его по плечу, и дородный картенец затрясся, как желе. – До смерти травить себя ни к чему.

– Ох, лучше б отравил… – вздохнул Никорос. – Мне сейчас так худо.

Локк, отвлекшись наконец от невнятных размышлений, с рассеянным любопытством посмотрел на него: Никорос, как и любой, кто пытался избавиться от пристрастия к снадобьям черных алхимиков, промучается еще не один день, неотвязный недуг будет трясти его, как котенок любимую игрушку… Может, лучше на время освободить его от дел… или посадить на цепь?

«О боги преисподней! – подумал Локк. – Если я не прекращу из кожи вон лезть, то меня самого придется рядом с Никоросом на цепь сажать».

– Лазари, это послание… как бы лучше выразиться… Оно окончательное? – нерешительно осведомился Жан. – Или очередной перерыв?

– Это нож в сердце, – буркнул Локк. – Хотя, пожалуй… что ж, пожалуй, можно считать его в некотором роде перерывом.

– Очень хорошо, – отозвался Жан.

– Пожалуй… – пробормотал Локк, ощутив, как в груди разливается знакомый жар. – Пожалуй, я знаю, что мне нужно! Давненько мы с тобой не шалили, не шумели, не поднимали жуткого переполоха и не устраивали буйных проказ. Эй, Никорос! А чем вы сегодня занимались?

– Ездил выяснять, скоро ли власти порядок наведут, – ответил Никорос. – А то ведь такая неразбериха… Ну, не в партийных делах, а в городских.

– Я местным неразберихам уже счет потерял, – вздохнул Локк.

– Я о том, что творится у Северных ворот и во Дворе Праха, – пояснил Никорос. – Там же беженцы с севера…

– А… Ох, я и забыл, что в Семи Сущностях война началась! – воскликнул Локк. – Так какие, говорите, беженцы?

– Люди приличные, состоятельные, из тех, кто уехал, не дожидаясь, пока война начнется. С охраной, со слугами и лакеями. Ждут, пока им вид на жительство выдадут. Все постоялые дворы переполнены…

– Беженцы при деньгах, – вмешался Жан. – Переселенцы… То есть будущие избиратели, которым срочно необходима помощь!

– Великолепно! – вскричал Локк. – Никорос, велите лошадей седлать. Трех! А переписчик и стряпчий пусть следом едут. Соберем беженцев, способных право голоса оплатить, и расселим по тем округам, где голоса в нашу пользу больше всего нужны.

– И переселенцы станут сторонниками партии Глубинных Корней на всю жизнь, – ухмыльнулся Жан. – Ну или хотя бы на пару недель до выборов.

– Да-да, я… я сейчас… – Никорос, тяжело сглотнув, умоляюще сложил руки. – Дайте мне пару минут на сборы. Я вас догоню…

4

Ночь выдалась прохладной. На молчаливых улицах белые клочья тумана неупокоенными призраками колыхались над булыжниками мостовой, с балконов свисали черные и зеленые стяги, но все изменилось, как только Локк, Жан и Никорос подъехали ко Двору Праха.

Там действительно царила обещанная Никоросом неразбериха. Повсюду сновали городские стражники в голубых мундирах, обеспокоенные и даже напуганные происходящим. Среди телег, повозок и экипажей было не протолкнуться, лошади фыркали и махали хвостами, караванщики и конюхи отчаянно переругивались, постоялые дворы и таверны были ярко освещены, а взволнованные голоса то и дело перекрывали привычный шум и гомон Двора Праха.

Озабоченный караванщик что-то устало объяснял кучеру в долгополом ливрейном сюртуке.

– И куда нам теперь податься? – выкрикнул кучер по-терински, но с заметным вадранским говором. – Все таверны переполнены, на подворье Жостена постояльцев не принимают из-за ваших проклятых…