Флёр - Синтия Хэррод-Иглз

Однако в ту же ночь в союзнической армии было принято решение не атаковать с севера Севастополь, который в это время обороняли учебные батальоны и резервные войска, а обойти его и занять боевые позиции к югу от города. Казаки сообщили о том, что авангард союзнических войск марш-броском прошел ночью по русским тылам, напугав в равной степени обе воюющие стороны. Русский арьергард, батальон Тарутинского полка, поджав хвост, бежал до Севастополя, где навел настоящую панику, так как его приняли за неприятеля и обстреляли.

К двадцать шестому сентября русская армия под командованием князя Меншикова надежно окопалась на большаке на северо-востоке, а союзнические войска подошли к приморскому городу Балаклава, расположенному к югу от Севастополя. Но в это время союзников, вероятно, охватило сомнение. Вместо того, чтобы немедленно осадить Севастополь, они тянули время, позволив русским значительно улучшить свои оборонительные сооружения.

Вице-адмирал Корнилов творил настоящие чудеса, призывая солдат и матросов, а также гражданских лиц, даже женщин и детей, приложить все усилия, чтобы укрепить оборону. Все они строили бастионы и заполняли их мешками с песком. С каждым днем позиции русских усиливались, особенно за счет прибывающих из Одессы и с Кавказа подкреплений, а положение союзнических войск только ухудшалось. Не говоря уже о боевом духе, постоянно возникали проблемы со снабжением, холера продолжала собирать свою жатву, следуя за войсками неотступно, как и стервятники, и в Балаклаве ежедневно она уносила по дюжине солдат, а то и больше.

Однако союзники наконец подтянули к своим позициям артиллерийские орудия, и семнадцатого октября послышалась первая канонада. Начался обстрел противника. Севастополь подвергался еще и страшным бомбардировкам из пушек с английских и французских кораблей с рассвета до заката. Укрепления были разбиты, пороховой погреб взорван, убито более тысячи русских, в их числе и вице-адмирал Корнилов. Когда с наступлением сумерек канонада резко обрывалась, защитники города с беспокойством ожидали неизбежной атаки на бастионы. Они были не в силах их надежно защищать. Но атаки так и не последовало. По каким-то необъяснимым причинам союзники от нее отказались.

Ночью в городе продолжалась напряженная работа — собирали раненых и убитых, укрепляли разбитые бастионы, а на следующее утро возобновляли обстрел. Постепенно установилось что-то вроде ритуала — каждый день орудийный огонь крушил стены бастионов, каждый день гремели пушки, пыль и дым выедали глаза, терялись человеческие жизни. Наступал вечер, но атаки не было, и русские снова лихорадочно принимались за восстановление разрушенного.

Когда Ричард с Флер оставались наедине, они пытались в разговоре выяснить, что же предпринимают лорд Реглан и главнокомандующий французской армией Канробер. Из их действий было ясно, что они старались измотать противника, что казалось довольно опасным занятием, пустой тратой времени. Год подходил к концу — неужели союзники собирались зимовать в Крыму? Им нужно как можно скорее стереть с лица земли все вражеские укрепления, если они не хотят, чтобы их военная кампания провалилась.

Несмотря на свои возражения Кареву, Флер и сама понимала, что Ричард не находит себе места. Если ее все в этой войне интересовало с теоретической точки зрения, то он близко к сердцу принимал происходящее. Что же там на самом деле происходит? Каковы планы командования? В каком положении оказалась армия? Как поживают его товарищи, друзья? И как себя чувствует его лошадь? Эти вопросы вот уже несколько дней подряд неотступно язвили ему мозг, и хотя Ричард своим видом давал понять, что по горло занят забавами с Людмилой, он, конечно, не мог обмануть ни Карева, ни сестру.

Двое слуг вынесли из дома самовар. Увидев их, Милочка встала с травы и, одернув платье, повела Ричарда на веранду. Собачки прошмыгнули мимо них и, добежав до перил, шлепнулись на пол, высунув красные языки. Они тяжело дышали, лежа в спасительной тени.

— Как жарко, — проговорила Людмила, опускаясь на старый плетеный диван, и снимая шляпку, которой принялась обмахиваться, как веером. — Кажется, будет гроза. Что скажешь, Ричка? Ты боишься грома? Бум-бум! Можно подпрыгнуть от страха!

— Не нужно, — ласково возразил он, взмахом руки останавливая ее. — Очень жарко!

Карев терпеливо ждал, пока Флер разливала чай. Здесь, в Крыму, чай подавали в толстых стеклянных стаканах, не так, как в Европе, где использовались для этого фарфоровые чашки с блюдцами. Пытаясь привлечь к себе всеобщее внимание, он сказал:

— Мы провели здесь приятное лето, не так ли? Грех жаловаться. Но все имеет свой конец. Завтра я уезжаю, а вам придется решить, что делать дальше.

Они удивленно посмотрели на него. Первой заговорила Людмила, подозрительно сузив глаза.

— Что ты имеешь в виду, Сережа? Ты уезжаешь? Позволь спросить — куда?

— В Севастополь.

Эти слова прозвучали, словно разорвавшаяся бомба, и по выражению на его лице Флер заметила, как он был доволен произведенным эффектом. Карев оглядел всех сидевших за столом и только после этого снизошел до объяснения.

— Сегодня я получил письмо от вице-адмирала Нахимова. Меншиков, оставляя город, назначил его командующим всеми войсками, защищающими город. Он, конечно, повиновался приказу, хотя всю жизнь был моряком и ему никогда не нравилось командовать сухопутными войсками. Теперь, когда погиб Корнилов, он чувствует себя еще в большей изоляции, чем прежде. Поэтому Нахимов запросил у Меншикова согласие на мое назначение своим офицером связи. Он хочет также, чтобы я занялся управлением тыла. Читая между строк его послание, я понял, что в городе царит полная неразбериха.

Флер вдруг представила себе картину осажденного Севастополя — разрушения, смерть, трудности со снабжением, поиски пропавших людей, чьим последним пристанищем на этой земле была куча трупов, и слово «неразбериха» показалось ей слишком слабым для описания сложившейся там ситуации.

— Меншиков согласился, и мне присвоено звание полковника в моем старом полку. Я должен явиться туда, самое позднее, двадцать третьего сентября, то есть послезавтра, поэтому я утром выезжаю. Какой смысл откладывать?

Граф снова обвел всех взглядом, остановившись на Людмиле с торжествующей улыбкой.

— Как хорошо, что я сохранил свою старую военную форму, не находишь, дорогая? А тебе, разумеется, предстоит решать, куда ты поедешь. Не рекомендую оставаться здесь одной, без меня. Может быть, вернешься в Петербург? Это самое лучшее.

Как странно, — подумала Флер. Он спросил ее об этом таким тоном, словно провоцировал Людмилу, добиваясь ее отказа. Если он хотел, чтобы она поехала с ним в Севастополь, то почему об этом не сказать прямо? Флер пыталась убедить себя, что все выдумывает, ищет скрытый смысл в простых словах. Хотя граф и чрезвычайно доволен новым своим назначением, он, несомненно, хочет отправить Людмилу в безопасное место. Севастополь постоянно обстреливается, и там очень опасно, тем более для такой слабонервной молодой особы.