Кровь Заката - Вера Камша

2870 год от В.И.

1-й день месяца Сирены.

Арция. Кер-Оноре

Рауль задумчиво покрутил графское кольцо, пальцы у него были заметно тоньше, чем у деда, но отдать перстень Старого Медведя в переделку казалось недавнему виконту кощунством. Он так и не поблагодарил мальчишку-пажа за то, что тот каким-то чудом вызволил у палачей дедово кольцо и графскую цепь Эдмона. Луи исчез, оставив спасенные им вещи на пороге комнаты Рауля, и никто из воинов и слуг не видел, как он уезжал.

Ладно, хватит сидеть и вспоминать то, что лучше до поры до времени выбросить из головы, хоть это и кажется невозможным. Граф встал, накинул подбитый медведем плащ и вышел из уютного эркардского домика прямо в метель. На дворе, несмотря на непогоду, было людно. Суетились возчики, пробегали аюданты, а во двор как раз въезжало двое всадников. Нет, приехавших было четверо. Первый легко спрыгнул с коня и помог сойти сидящему за ним сухонькому старику в зеленом. Ре Фло не поверил своим глазам, а старик, наскоро благословив присутствующих, мелким, но быстрым шагом подошел к нему и вопросил, есть ли в этом доме чем промочить горло.

Больше сомнений не было. О пристрастии Его Высокопреосвященства к подогретому вину знала вся Арция. Спутник кардинала, жилистый пожилой монах, с неодобрением глядя на Евгения, пробормотал что-то о горячей ванне для ног, но был остановлен взглядом, от которого даже закоренелый еретик и тот провалился бы сквозь землю, а Его Преосвященство, подобрав полы одеяния, с достоинством проследовал в дом.

Прибежал взволнованный эркард, на лице которого читалось неподдельное облегчение. Он симпатизировал Тагэре, но карты разложились не в их пользу, и добряк изрядно побаивался за себя, свое семейство и свое барахлишко. Одно дело оказывать покровительство сыновьям проигравших, и совсем другое – первому клирику Арции. Евгений смерил эркарда цепким колючим взглядом, но благословил, плохо скрыв усмешку, а затем сразу же перешел к делу.

– Как вы думаете, зачем я, прости святой Эрасти, как очумелый бросился в эдакие погоды за вами?

Ре Фло промолчал. Едва увидев старика, он сразу же принялся гадать, что означает его появление, но ничего путного в голову так и не пришло. Евгений это увидел, и во все еще ясных глазах мелькнула озорная улыбка, впрочем, тут же погасшая.

– Я все знаю и, святой Эрасти свидетель, оплакиваю потерю не меньше вас. Но сначала нужно спасти земное, а потом предаваться печалям. Вы, вижу, это понимаете. Где сын Тагэре?

– За ним уже послали.

– Пошлите заодно за моими монахами, они застряли в нескольких весах…

– Уже сделано, Ваше Преосвященство.

– Да, я мог бы и сам догадаться. О, вот и Филипп. Иди сюда, благословлю. Вылитый отец, надеюсь, и душой тоже. Хорошим королем будет, если научится сам себя на цепи держать. Шарло-то умел. Ладно, чадо, – кардинал словно бы свысока глядел на вспыхнувшего Филиппа, хотя тот мог бы поднять старика одной рукой, – что-нибудь красное у тебя найдется?

– Красное?

– Не могу же я произвести миропомазание Волинга, одетого во что попало…

– Так…

– Да, – жестко отчеканил старик, – время шуток миновало. Властию, данной мне Святым Престолом, я, кардинал Арции Евгений, намерен не позднее чем через ору помазать на царствование сына и наследника герцога Тагэре. Пьер в присутствии многих свидетелей, среди которых был и я, отрекся в пользу Шарля, а отречение обратной силы не имеет…

2871 год от В.И.

1-й день месяца Сирены.

Эр-Атэв. Эр-Иссар

Пышнотелый человек с гладкими щеками, вызвавший у Иоанна смутное отвращение, распахнул узорчатую дверцу, и настоятель оказался в райских кущах. К небесам взлетали жемчужные фонтаны, а цветы, несмотря на то, что здесь называли зимой, соперничали яркостью с птицами, висящими в невесомых позолоченных клетках на ветвях деревьев. Иоанн с неожиданной робостью ступил на усыпанную белой мраморной крошкой тропинку. Он не был ни трусом, ни завистником, ни сребролюбцем, но эта прихотливая роскошь слишком отличалась от суровой выжженной пустыни, к которой привыкли его глаза.

Почему-то калиф Усман решил принять его именно в саду. Уж не собирается ли хитрый язычник поделиться с ним какой-нибудь из своих бесчисленных жен? Никодим говорил, что Усман отличается склонностью к философии и своеобразным шуткам. Клирик неспешно шел среди прохладных гротов и ажурных беседок, мысленно готовясь к встрече. Иоанн знал, что владыке атэвов около сорока и он нарушил неписаный обычай майхубитов, оставив своему брату Али не только жизнь, но и мужественность. Это говорило в его пользу, впрочем, и Али в долгу не остался, его верность царственному родичу не поколебали даже воинские удачи. «Копье Атэва» – вот как прозвали полководца хаонгские императоры. Сам же Усман, похоже, предпочитал коню и сабле старинные свитки. Некоторые почитали это слабостью, но Никодим полагал, что Эр-Атэв сейчас в такой силе, что его властелин может позволить себе некоторые чудачества, которые скорее всего не более чем парчовый халат на стальном панцире.

Белая дорожка резко свернула в заросли вьющихся золотистых роз и вывела к бассейну с проточной водой. Там Иоанн и нашел калифа. Усман развалился на диване, поигрывая кистями синего пояса. Рядом лежали раскрытая книга и серебряная корзинка с кормом для рыб. Неподалеку по изумрудной лужайке взапуски с белым жеребенком бегали двое мальчиков. Старшему было лет десять, младшему не больше шести.

Увидев гостя, калиф жестом указал Иоанну на второе ложе. Клирик присел на самый краешек, вызвав на губах повелителя еретиков тонкую улыбку.

– Итак, – голос у Усмана был приятный, а язык арцийцев он знал отменно, так же, впрочем, как и хаонгский, – тот, кто был до тебя, ушел к своему богу, и теперь страж Истины ты, именуемый Иоанном. Готов ли ты к тому, что должен?

Иоанн замешкался, но калиф, похоже, ответа не ждал.

– Сейчас сюда придут мои сыновья. В Эр-Гидале живут дольше, чем в Эр-Иссаре. Когда я обниму луноволосую девственницу, ты еще будешь стоять на коленях перед разрисованными досками. Я хочу, чтоб мои сыновья запомнили тебя, а ты – их.

Калиф что-то крикнул, и невидимый доселе служитель тенью скользнул к играющим мальчиком.

– Вижу, ты полагаешь их слишком юными, но душа входит в тело с первым криком. Они еще не мужчины, но я вижу, кто есть кто, и, когда придет время, назову имя наследника. Узнай же и ты того, кто исполнит клятву. Вот они, пастырь хансиров. Принц Наджед, сын моей первой жены, и принц Яфе, чью мать я нашел среди роз.

Наджед был не просто красивым мальчиком, он был истинным принцем. Похоже, его воспитатели не зря ели свой хлеб. Иоанн с изумлением слушал слова десятилетнего ребенка, более приличествующие пожилому вельможе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});