Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки - Анатолий Максимов

Все бы ничего, но при себе он имел записную книжку, в которую, вопреки всем правилам конспирации, внес имена, адреса и телефоны перспективных для разведки иностранцев. Последнее и решило его судьбу: из КГБ Володя был уволен. А ведь он любил поучать меня, новичка в разведке, на примерах разъясняя правила конспирации и обращения с секретными документами…

На работу я ходил, как на праздник, за час до начала рабочего дня. Как-то утром, освобождая кабинет для уборки, я прикрыл сейф и, стоя на пороге, слышал ворчание уборщицы, особенно заметное, когда она дошла до стола «ВВ», заваленного нужными и ненужными предметами и бумагами.

— Что-то не так? — спросил я.

— Молодой человек, я лет двадцать работаю здесь и убираю по утрам два десятка кабинетов. Раньше народ здесь был аккуратнее, столы так не заваливал. А ведь каждую вещь нужно поднять, протереть. Эх вы, сотрудники госбезопасности…

Мне эта женщина преподнесла урок уважения к чужому труду, а главное — позволила взглянуть на себя со стороны. И теперь, спустя тридцать лет, когда я отсутствую, на моем столе нет ничего кроме лампы.

Стихией «ВВ» был вечный поиск «исчезнувшей» со стола бумаги. Он вечно спрашивал меня: «А ты не брал?..»

Однажды я увидел «ВВ» особенно озабоченным. Он уже отчаялся найти что-то в бумагах на столе и копался в сейфе.

— Слушай, Анатолий, кажется, у меня ЧП. Пропала фотопленка с почтой из Норвегии. Всего пять кадров — это меньше десяти сантиметров. Давай искать…

Часа через три, когда мы просмотрели по листику все дела, которые доставали из сейфа в этот день, «ВВ» сказал:

— Сейчас два часа дня. В пять пойду сдаваться на милость руководства. Ведь почту еще никто не видел, даже я не просмотрел. Видимо, придется запросить шифровкой Осло и попросить повторить высылку.

В кабинет заглядывали соседи, но, видя наши расстроенные лица, в расспросы не вступали. Шумно ввалился отпускник из США. Он был явно настроен на веселый лад.

Его все звали Исидорычем — такое у него было отчество. Он воевал артиллеристом и за бой с немецкими танками получил звание Героя Советского Союза. После войны окончил химический институт, стал кандидатом химических наук и весьма успешно работал в этой области в составе нью-йоркской резидентуры. В обращении был прост и приветлив.

— Орлы, что это вы кислые такие? Не узнаю «химиков».

«ВВ» рассказал историю с фотопленкой. Исидорыч прочно уселся на стул и хитро посмотрел на нас.

— Ну, в ваших поисках я участия принимать не буду — жалко мой светлый костюм. Но историю из личной жизни расскажу, может быть, она вам что-либо подскажет.

Мы посмотрели на коллегу, как на шутника и спасителя одновременно — чем черт не шутит…

— Так вот. Год назад получил я почту из Центра — тоже кадров пять-шесть. Положил фотопленку на стол, а через минуту там ее не оказалось. В резидентуре я был один, все прибрано в железные столы и шкафы, но… Стал восстанавливать все свои действия от момента, когда ее видел в последний раз, до пропажи. Получилось менее минуты. Понимал, что она где-то здесь…

Исидорыч сделал паузу и произнес три слова:

— Кондиционер, фотопленка, шляпа. Вот эта — мягкая, фетровая…

— Что «шляпа»? Не мучай, Исидорыч, говори яснее! — начал кипятиться «ВВ».

— Дело-то оказалось в шляпе! Воздушным потоком от кондиционера фотопленку занесло… Куда?

— В шляпу! — радостно воскликнули мы.

— Не в шляпу, а за шелковую ленту на шляпе. Фотопленка была обнаружена в щели между стеной и полом.

Через тридцать лет, уже на пенсии, я узнал, что портрет Исидорыча и его Звезда Героя были убраны из Кабинета истории разведки в новом здании штаб — квартиры СВР на юго-западе Москвы. В открытой печати появились статьи об Исидорыче, который в списках агентов ЦРУ значился под именем «Федора».

— Слушай, Анатолий, из Брюсселя пришла шифровка. Нужно срочно проверить по учетам Центра некоего бельгийца, на которого вышел наш сотрудник. Брюссельская резидентура назвала этого человека «Морисом».

Президент небольшой специализированной фирмы по производству высокотемпературных масел на силиконовой основе дал согласие передавать некоторые документальные сведения по их изготовлению. Естественно, за приемлемое вознаграждение. В шифровке были намеки и на другие перспективные возможности источника, о чем Брюссель сообщит дополнительно в оперативном письме. Давались имя и адрес жительства «Мориса», его место работы, год и место рождения.

В учетно-архивном отделе разведки я сделал справку из дела.

Главное было в том, что имя «Мориса» увязывалось с убийством «Старика». «Морис» передал свои личные документы некоему Рамону Меркадеру, который использовал их для выезда в Мексику. Там Меркадер проник в дом к «Старику» и убил его. В деле говорилось, что в сороковом году «Морис» был арестован и проходил по судебному делу о гибели «Старика», но отрицал факт передачи документов Меркадеру, сказав, что они были утеряны в начале сорокового года. О пропаже документов «Морис» заявлял официально. После оккупации Бельгии немцами он по тому же обвинению оказался в концлагере, где провел все годы второй мировой войны.

— Это о каком же «Старике» идет речь? — спросил сам себя «ВВ». — Ведь «Старик» — это Ян Берзин, чекист и руководитель ГРУ. Это — и псевдоним Ленина. Берзина расстреляли в тридцать седьмом. А «Старик», которого убили в Мексике, может быть только… Троцкий. Да, несомненно, речь идет о нем.

Озабоченный «ВВ» пошел докладывать руководству. Вернувшись, бросил:

— Срочно готовь в Брюссель шифровку. Работа с «Морисом» запрещается. Даже любые контакты. О выходе на него доложено руководству разведки.

— Но ведь он согласен работать с нами…

— Чудак-человек, все, что связано с «делом Троцкого», — табу.

История с «Морисом» научила меня уважать архивную службу. Как бы я ни был занят и не торопил события, не начинал работы с иностранцами без проверки по специальным учетам разведки и контрразведки, а иногда и ГРУ. Это «золотое правило» работающих в разведке помогло мне избежать напрасной траты времени. В архиве я находил сведения, которые ускоряли разработку иностранца с целью привлечения к сотрудничеству, но бывали и сведения, которые заставляли нас бросать работу с ним. Обычно это было связано с контактами иностранца со спецслужбами противника.

В случае с «Морисом» главная опасность таилась в том, что он был в поле зрения бельгийской контрразведки как человек с коммунистическим прошлым. И как ни было жаль расстаться с его возможностями по добыванию секретной информации научного и технического характера, строгие правила безопасности разведывательной работы с источником не позволяли продолжить с ним контакт. Нарушение могло привести к серьезной провокации против разведчика, развязыванию кампании шпиономании в стране, тем более что был повод показать миру террористические методы советской разведки в тридцатые и сороковые годы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});