Вторая возможность - Сергей Подгорный

Оба они были в хорошем расположении духа: Швартин оттого, что пресловутая "экспедиция за призраками" вплотную подошла к зениту, еще день-два - и необходимо будет разворачивать машину на сто восемьдесят градусов, пускаться в обратный путь; хорошее же настроение Евтеева объяснялось тем, что утром проснулся в уверенности, что безумная его, абсурдная затея все-таки удастся. Осуществится задуманное, как ни удивительно. Больше того, хоть Швартину, конечно, об этом не говорил, Махатма, которого он здесь встретит, будет именно тем, виденным им в юности.

Зная, что это бессмысленно, Евтеев даже не пытался искать оснований своей странной уверенности. Для него главным было то, что она не только не умерла во все предыдущие изнурительные дни и звездные волшебные вечера, но, оказывается, исподволь крепла, черпая силу в чем-то неведомом и самому Евтееву, и вот передала эту силу ему. Мозг не мог найти оснований этой уверенности, но здесь, в Гоби, Евтеев, как никогда раньше, жил чувствами, предчувствиями, интуицией, озарениями и прозрениями.

- Давай сегодня не будем гнать? - предложил он Швартину, сворачивая спальный мешок.

- Давай, - удивленно и заметно обрадованно согласился тот. - Мне, честно говоря, уже осточертела эта погоня неизвестно за кем...

- Ничего, Степа, - подмигнул Евтеев. - Ты еще будешь писать мемуары об этой поездке...

- Не паясничай... - поморщился Швартин, подкладывая веточки саксаула в костерок, над которым закипал чайник.

После завтрака они решили обследовать скалы, среди которых с вечера разбили лагерь. Этот день оказался богат находками. Метрах в трехстах от своей стоянки, в котловине, среди причудливых, изъеденных ветром скал, они вдруг впервые нашли то, чем еще, кроме прочего, славится Гоби: огромный окаменевший скелет ящера. Он лишь частично, но достаточно для того, чтобы оценить его размеры, выступал из песчаниковой плиты, отколовшейся от обрывистой стены котловины. Рядом с плитой лежала огромная окаменевшая кость. Швартин, хотя на здоровье не жаловался, с трудом поставил ее стоймя.

- Косточка... - весело и удивленно улыбаясь, покачал головой он. Ну-ка, щелкни меня с ней в обнимку, - снял он свободной рукой и протянул Евтееву фотоаппарат.

- А потом ты меня тоже, - как-то по-мальчишески попросил Евтеев.

Сфотографировавшись, они еще долго осматривали исполинский скелет. Несмотря на очевидное свидетельство, трудно было вообразить, что когда-то Земля кишела подобными тварями.

- Монголы называют их костями драконов, - сказал Евтеев. - Раньше у них была легенда, которую поддерживали ламы, что это кости драконов, живущих на небе.

- Да... вот что такое Время... - задумчиво покачал головой Швартин. Иногда оно представляется мне тряпкой, стирающей одну картину, чтобы дать место другой...

- Можно сказать и так... - кивнул Евтеев.

Выбравшись из котловины, они долго бродили среди причудливых, словно громадные скульптуры неведомого сюрреалиста, красноватых, багровых и бурых скал.

Местами пейзаж и его краски казались до того неземными, что Евтеев чувствовал, как по коже бежит холодок и возникает неодолимое рассудком ощущение, что он теперь так далеко, что никогда не увидит людей и Землю, будут лишь эти странные скалы и бездонное небо над ними, и будет так до самого конца его жизни, который не слишком здесь, среди этих скал, и далек.

"Но удивительно... - снова подумал он. - Нигде так естественно не приходят мысли о величественном, как вот в таких местах... Была бы у меня возможность порой переноситься на несколько часов сюда, я был бы счастлив, что у меня есть такая возможность..." Он почувствовал, что даже эта мысль еще более укрепила его странную уверенность во встрече с Махатмой.

В защищенных от прямого ветра изломах скалистых круч Швартин и Евтеев неожиданно обнаружили горные зеркала: бурые, почти черные полированные поверхности зеркал скольжения, которые четко выделялись на ноздреватых стенах песчаников. Порой эти зеркала были двухметровой величины. Их блестящая поверхность словно бы уходила бесконечно далеко в глубину скального массива, а отражение в них словно бы выступало вперед ясным и объемным призраком. Удивительное чувство охватывало глядевшего на свое отражение в горном зеркале. Казалось, что встретился с самим собой через толщу времени и пространства. Эти полированные природой поверхности странно притягивали, словно входы в таинственные тоннели, ведущие в глубину каменных масс.

"Не отсюда ли возникла легенда, что путь в Шамбалу ведет подземными ходами?.." - невольно подумал Евтеев.

...Было за полдень, когда их "Нива" покинула стоянку и, резво набирая скорость, покатила дальше в просторы Гоби, в неизвестность...

15

ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА

"Человек, упорно занимающийся самообразованием - лучшим образованием из всех существующих, - упорно стремящийся понять окружающий Мир; проходит через несколько переломных стадий в своем развитии. Нагляднее всего это можно показать на эволюции его отношения к науке и ее деятелям.

Вначале достижения науки и ее возможности представляются настолько громадными, что если что-то и неясно пока науке в этом мире - то лишь самая малость. Все причастные к науке (даже аспиранты) - это совершенно особые люди. Кандидат, доктор наук, профессор, академик - синонимы безусловных авторитетов. Поражает, как много могут знать некоторые люди.

Вторая стадия - постепенное возникновение и укрепление понимания, что Мир вовсе не так уж понятен даже с позиций современной науки, она не знает ответа как на многие фундаментальные вопросы, так и просто на очень многие вопросы. Кандидаты наук, доктора, профессора, академики уже не предстают монолитной когортой безусловных авторитетов. Проясняется, что среди них есть люди талантливые, живущие научным поиском (каких, к сожалению, меньше, чем хотелось бы) и люди, для которых наука привлекательна в первую очередь как источник материальных благ и социального престижа (таких, к сожалению, гораздо больше, чем это допустимо, и становится все больше в процентном отношении к талантливым и увлеченным). Выясняется, что мужи науки отнюдь не всегда руководствуются благородным поиском истины, но порой и соображениями конъюнктурными, желанием сохранить завоеванное положение и т.п.

Эта стадия обычно является и конечной. Ее можно определить, как постепенное обретение реалистического взгляда на достижения, возможности и состояние современной науки и _некоторое_ понимание того, насколько уже открытое ею мало по сравнению с неоткрытым в окружающем мире.

Но некоторые идут гораздо дальше. Идут по пути индивидуального, личного познания. Это познание без радиотелескопов и синхрофазотронов (хотя все новейшие научные достижения и гипотезы во всех областях знания ему необходимы), постижение философское, в значительной степени основывающееся - из-за малости и скудности наших знаний о мире - на интуитивных догадках и прозрениях, способность к которым, неуклонно развиваемая, достигает у таких людей поразительной мощи, как и способность к синтезу, казалось бы, разрозненнейших фактов. С наукой все ясно, ее - если можно так выразиться - "величина" уясненная еще на предыдущей стадии, идет уяснение "величины" мира.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});