Время инверсий - Владимир Васильев

— Чем обязан? — осведомился Швед, решив, что терять ему все равно нечего. Ну, в крайнем случае сместят — подумаешь, горе!

— Инквизицию вызвала дежурная смена Ночного Дозора, — сухо произнес Инквизитор. — Ночной Дозор уверяет, будто вы саботируете возложенное на вас расследование убийства на «Героев Днепра».

— А они ожидали, что убийство будет раскрыто за несколько дней? — переспросил Швед с нескрываемой иронией. — Оптимисты!

— Я обязан проверить, — все так же сухо, но в целом достаточно спокойно добавил Инквизитор. — Поскольку это дело также и под нашим контролем.

— Докладываю! — бодро заговорил Швед. — Тело погибшего в данный момент исследуется нашими научниками. Без их вердикта что-либо предпринимать — пустое занятие. А у меня и нескольких вышедших на работу коллег ну просто немерено оргработы. Разберемся с офисом — расследование пойдет быстрее, обещаю. А сейчас — увы.

Инквизитор внезапно поглядел на сидящую в уголке дивана девчонку — выразительно так.

— Красавица! — тут же обратился к ней Швед. — Тебя Ефим прислал?

— Да, Ефим! — кивнула та.

— Ступай, скажи ему, что все сделала, а мы тут пока потолкуем. Дверь только захлопни.

— Хорошо!

Девчонка вскочила. Симпатичная она была, крепенькая, румяненькая, все при ней. Впрочем, чему удивляться — ни Лайк, ни Ефим других не привечали. Через несколько секунд входная дверь лязгнула, заглушив стук каблучков на лестнице.

Инквизитор выждал еще немного и по-прежнему сухо поинтересовался:

— Что вам рассказал Арон Самуи…

Осекся и тут же поправился:

— …Аркадий Семенович?

Швед задумался. С одной стороны, научник не сообщил ему ничего приватного, но с другой — просил на него не ссылаться. Поэтому Швед решил ответить обтекаемо:

— Ничего конкретного. Сказал, что попробует как-нибудь обосновать отсутствие ауры у трупа. И еще сказал, что не впервые видит такой труп.

Насчет последнего Швед ничем не рисковал: Светлые сами сообщили, что за последний год это не первое подобное убийство.

— Он упоминал случаи из своей врачебной практики? Я имею в виду случаи столетней давности.

«Знает, — подумал Швед. — Хотя чего это я? Инквизиция всегда на шаг впереди всех…»

— Упоминать — упоминал, — признался Швед. — Но опять же без конкретики. Сказал — все потом, если подтвердятся какие-то его догадки.

«Нормально, — подбодрил сам себя Швед. — Вроде и сознался, но ничего и не выболтал. Нормально!»

— Думаете, там что-нибудь серьезное? — на всякий случай поинтересовался он у Инквизитора, справедливо полагая, что настало время и самому забросить удочку. Но Инквизитора так просто было не взять — он вообще не ответил.

— Я услышал, — вместо этого сообщил он. — Хорошо, работайте. Инквизиция понимает вашу озабоченность становлением офиса, но и расследование бросать не следует. Светлых мы оповестим. Все.

Инквизитор встал. Швед тоже.

Едва он закрыл дверь за гостем, в спальне снова зазвонил мобильник.

— Да твою же ж мать! Будет мне покой сегодня или нет? — в голос выругался Швед и пошел отвечать.

К его удивлению, звонили не свои и не Светлые. Звонил человек, причем незнакомый.

Девушка.

— Здравствуйте, — не очень уверенно поздоровалась она. — Мне нужен Швед.

— Я слушаю.

Швед помимо воли напрягся. Таким голосом и тоном обычно просят о помощи смертельно больному родственнику.

— Мне сказали… что вы можете помочь.

«Так, — подумал Швед. — Надо решать все по очереди».

— Кто сказал? — уточнил он.

— Саня Перебасов.

Швед напрягся еще больше.

Саня Перебасов был другом его детства и юности. И дружили они крепко, пока Шведа не инициировали. Увы, у Сани не обнаружилось ни малейших задатков Иного, и Швед одно время тщетно пытался получить квоту на вампирскую или оборотническую инициацию, но квоты выбирались еще на уровне столицы, и в Николаев за несколько лет так ни единой лицензии и не попало. Саня напрямую ничего не знал об Иных, но, естественно, догадывался, что с другом произошла какая-то феноменальная перемена, особенно после случая, когда Швед наплевал на запреты с правилами и не позволил умереть от пневмонии Саниному отцу. Заядлый рыбак, он в феврале провалился под лед и едва не сгорел в считанные дни. Естественно, Швед получил феноменальный втык — и из Одессы, и из Киева. Зато друг Саня перестал на него дуться, хотя в целом очень болезненно пережил охлаждение отношений со Шведом. Скорее всего он просто понял: бывший друг молчит не из вредности или гордыни. Он действительно не может ничего рассказать.

Саня со Шведом уже не выглядели ровесниками — Перебасов казался старше лет на десять — пятнадцать. Вероятно, это плохо соотносилось с одной из Саниных ранних теорий относительно произошедшей со Шведом перемены (спецслужбы). Теперь Саня уверовал в, как он сам выразился однажды, потусторонность перемен во Шведе. Швед в ответ смог только грустно улыбнуться, потому что больше ничего ему и не оставалось.

В последний раз Швед столкнулся с Перебасовым на улице незадолго до ухода в кругосветку. Встреча вышла короткой и скомканной: привет-привет, как дела, да помаленьку. Не более.

И вот — неожиданный звонок и ссылка на знакомое имя.

— Алло, вы меня слышите? — переспросила девушка, потому что Швед надолго замолчал.

— Слышу, — глухо отозвался Швед. — Где вы находитесь?

— На «Евбазе».

Еще один штришок. «Евбаза» — сокращение от названия «Еврейский базар», которое носила пивная здесь же, внизу, в соседнем строении с Параджановским домом и бывшей «Викторией».

— Ждите, я сейчас спущусь, — сказал Швед и нажал отбой.

Нажал — и застыл с телефоном в руке.

— Вот же ж! — бросил он в сердцах.

У него было странное предчувствие, что все окажется сложнее, чем можно предположить, но в то же время Швед был уверен: пойти надо. Как всегда, он не понимал, на чем конкретно зиждется эта уверенность, однако, как и всякий интуитик, склонен был собственной интуиции подчиниться.

Переодеваться было глупо, поэтому Шведу осталось только носки надеть да легкие летние кроссовки. С ключами он поступил как привык: запер дверь изнутри, оставил ключи на тумбочке в прихожей, а сам вышел на лестницу через Сумрак.

На нижнем этаже он вторично ушел в Сумрак — неохота было обходить дом, и Швед цинично прошел через ресторан в помещении бывшей «Виктории». Где-то в области сердца кольнуло — все-таки с «Викторией» была связана большая и очень важная часть его жизни, да и жизни большинства украинских Темных тоже. Вон, кстати, кто-то из коллег отдыхает за угловым столиком. И с ним две женщины, не Иные.

Швед пригляделся. Ага, вампир. Лицо незнакомое, но сумеречный облик — дело такое, может со временем и измениться.

Вампир поднял голову и встретился взглядом со Шведом. Узнал, оскалился, даже чуть привстал и поклонился. Швед просто кивнул — вампир был, возможно, и знакомый, но сейчас опознать его было довольно трудно, да Швед не особо и пытался. Развлекайся, Темный, твое право…

Внутри ресторана из Сумрака Швед выскальзывать не стал, незачем попусту пугать посетителей. Вышел ровно в тот момент, когда миновал входные двери, так, словно просто покинул ресторан обычным манером. Мир снова обрел краски и привычные звуки, ауры людей поблекли и стали почти неразличимыми. До «Евбазы» осталось полста метров.

Войдя в пивную, Швед сразу вычислил ее. Во-первых, она была единственной молодой женщиной в зале (второй женщиной была тетка в синем халате за стойкой). Во-вторых, только она сидела за столиком в одиночестве, и вокруг образовалась очень показательная пустота — люди подсознательно старались держаться от этой девушки подальше, потому что от нее веяло бедой. Швед не удержался и мельком прощупал ауру; что-то в ней было такое, на что следовало обратить внимание, но в первые секунды Швед не понял, что именно.

— Здравствуйте, — поздоровался Швед и сел напротив нее.

Девушка ответила почти беззвучно, только губы чуть шевельнулись.

Рядом с ней на столе стояла бутылочка какой-то синтетической слабоалкогольной дряни и пустой стакан. Стакан был чистый, бутылочка — неоткупоренная. Наверняка купить выпивку заставила тетка-барменша, чтоб никто не смел занимать столик без заказа.

Швед обернулся, как раз перехватив укоризненный взгляд барменши.

— Светлого! — громко сказал Швед, глядя на нее в упор.

Тетка отвела взгляд и молча потянулась сначала к чистому бокалу, потом к кранику.

Швед вновь повернулся к девушке. Была она миловидная, но на вкус Шведа излишне худая, хотя и не до такой степени, как селедки-манекенщицы. Все портил отпечаток беды — в хорошие времена девушку смело можно было называть красавицей, и это не прозвучало бы дежурным комплиментом, скорее констатацией факта.