Женщина в озере - Рэймонд Чандлер

— И во что мне это обойдется? Ведь задаром у нас только смерть.

— Ни во что. Я не стану утверждать, что я — хороший репортер. Но мы никогда не стали бы печатать такого, что могло бы пойти во вред Джимму Паттону. Джим — это соль нашей земли. Но ведь вы сумеете добраться до истины, верно?

— Не делайте ошибочных умозаключений, — сказал я. — Меня совершенно не интересует Билл Чесс.

— А Мюриэль Чесс?

— А почему я должен ею интересоваться?

Она тщательно погасила сигарету.

— Это ваше дело, — сказала она. — Но есть одна маленькая деталь, над которой вы, возможно, захотите поразмыслить. Если вам еще об этом неизвестно. Месяца полтора назад сюда приезжал один полицейский из Лос-Анджелеса по фамилии Де Сото. Здоровый парень со скверными манерами. Нам он не понравился, и мы ему ничего не сказали. Я имею в виду нашу редакцию. Он показал нам фотографию и сказал, что он разыскивает некую Милдред Хэвиленд. Фото было чертовски похоже на Мюриэль Чесс. Прическа была изменена и форма бровей. Вы знаете, это может сильно изменить внешность женщины. И все же, я думаю, на фотографии была жена Билла.

Я побарабанил пальцами по приборному щитку и немного погодя спросил:

— И что вы ему сказали?

— Ничего мы ему не сказали. Во-первых, мы и сами не были уверены, во-вторых, нам не понравились его манеры и, в-третьих, даже если бы он со своими манерами нам и понравился бы, мы все равно не стали бы ее выдавать. Мы что, обязаны? Каждый человек в своей жизни совершает поступки, о которых потом сожалеет. Вот, посмотрите на меня. Я, например, была замужем за профессором древних языков из Редландского университета. — Она тихо засмеялась.

— Из этого вы могли бы сделать неплохую статью.

— Конечно. Но мы здесь стараемся быть не только репортерами, но и людьми.

— Скажите, этот полицейский — Де Сото, кажется? — встречался с Паттоном?

— Конечно! Джим ему тоже ничего не сказал.

— Он вам показывал свои документы?

Она попыталась вспомнить, потом тряхнула головой.

— Что-то я не помню, чтобы показывал. Мы ему поверили, когда с ним поговорили. Он вел себя как настоящий толстокожий полицейский из большого города.

— Может быть, именно поэтому он и не был им. А кто-нибудь рассказал Мюриэль про него?

Она помолчала, спокойно и неподвижно глядя через ветровое стекло. Потом повернула ко мне голову и кивнула.

— Да, я сама и рассказала. Считала, что это мой долг. Вы не согласны?

— И что она ответила?

— Ничего. Она как-то странно и смущенно засмеялась, словно ей рассказали скверный анекдот. Потом ушла. Но мне показалось, что в ее глазах был испуг. Ну? Вас по-прежнему не интересует Мюриэль Чесс, мистер Марлоу?

— А почему она должна меня интересовать? До сегодняшнего дня я о ней вовсе не слыхал. Честное слово. И имя Милдред Хэвиленд мне тоже ничего не говорит. Отвезти вас обратно в центр?

— Нет, спасибо. Я пройдусь пешком, здесь совсем недалеко. Большое вам спасибо. Я все-таки надеюсь, что у Билла не будет неприятностей. И так ему несладко.

Она вышла из машины. Потом вдруг обернулась ко мне и засмеялась.

— Говорят, что я — первоклассный парикмахер. Надеюсь, это правда. Потому что репортер из меня никудышный. Доброй ночи!

Я пожелал ей доброй ночи, и она ушла. Я сидел и смотрел ей вслед, пока Вирджи Кеппель не дошла до главной улицы и не скрылась за углом. Тогда я вылез из машины и пошел к телефонной станции.

Глава 10

Ручная косуля с кожаным ошейником перешла мне дорогу. Я погладил ее грубую шерсть и вошел в здание телефонной станции. Маленькая телефонистка сидела за столом и что-то писала. Она соединила меня с Беверли Хиллс и наменяла мне монет для автомата.

— Надеюсь, вам понравится у нас, — сказала она. — Здесь так тихо, спокойно.

Переговорные будки находились во дворе, у внешней стены здания. Я вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь. За девяносто центов я мог пять минут говорить с Деррисом Кингсли. Он был дома, и соединили нас быстро, но слышимость была плохой.

— Нашли вы что-нибудь? — спросил он меня голосом, в котором ясно прослушивались три порции виски с содовой. Тон у него опять был начальственный и хамский.

— Нашел, пожалуй, даже слишком много. Только не то, что мы ищем. Вы один?

— Какое это имеет отношение к делу?

— Для меня — никакого. Но я-то знаю, что собираюсь вам сообщить, а вы — нет.

— Ладно, выкладывайте, что бы там ни было!

— У меня была долгая беседа с Биллом Чессом. Он одинок. Месяц назад у него была ссора с женой, и она его покинула. Несколько дней он шлялся где-то и пьянствовал, а когда вернулся, — ее уже не было. Она оставила записку, написала, что лучше умереть, чем жить с ним дальше.

— Боюсь, что Билл слишком много пьет, — сказал голос Кингсли издалека.

— Когда Чесс вернулся, обеих женщин уже не было. Куда поехала миссис Кингсли — он понятия не имеет. В мае туда один раз приезжал Лэвери, но с тех пор не показывался. Впрочем, это он и сам мне говорил. Может он еще раз приезжал, когда Билл был пьян, но это ничем не подтверждается. Я уже было подумал, что миссис Кингсли и Мюриэль Чесс уехали вместе, хотя у Мюриэль имелась и своя машина. Кроме того, это предположение вообще не подтвердилось. По другой причине. Мюриэль Чесс не уезжала с озера Маленького фавна. Она осталась в вашем маленьком частном озере. И сегодня появилась на поверхности. Я при этом присутствовал.

— Боже милостивый! — Голос у Кингсли был испуганным. — Вы думаете, он ее утопил?

— Все может быть. Она оставила записку, которая позволяет предполагать самоубийство. Но эту записку можно понять и иначе. Труп находился под досками старого настила, под пристанью. Билл его первый заметил, когда мы с ним стояли на пристани и смотрели в воду. Он сам вытащил труп. Сейчас Билла арестовали. Бедняга перенес сильное потрясение.

— Боже милостивый! — повторил Кингсли. — Ничего удивительного! Как вам кажется, он… — Внезапно голос пропал. Вмешалась телефонистка и потребовала еще сорок пять центов. Я бросил монеты в щель, и слышимость возобновилась.

— Что он? — спросил я.

Вдруг голос Кингсли зазвучал так ясно, словно он находился рядом.

— Он ее убил?

Я сказал:

— Возможно. Джиму Паттону, здешнему шерифу, не нравится, что записка не датирована. Дело в том, что Мюриэль уже уходила от Билла как-то раньше, из-за другой женщины. Вот Паттон и подозревает, что записка сохранилась еще с того раза. Так или иначе, Билла отвезли на допрос, а труп отправили на вскрытие.

— А что думаете вы? — спросил Кингсли медленно.

— Ну, видите ли, Билл обнаружил труп. Ему незачем было вести меня на пристань. Ведь труп мог оставаться в воде и дальше. Может быть, вечно. А записка могла стать потертой из-за того, что Чесс все время таскал ее в кармане, часто вынимал и перечитывал. А что она без даты… Когда люди пишут такие записки, они, наверное, спешат и не очень беспокоятся о дате.

— Труп, вероятно, сильно разложился? Что же там можно установить при вскрытии?

— Я не знаю, насколько они там в Сан-Бернардино хорошо оснащены. Они могут определить, наступила ли смерть в результате попадания воды в дыхательные пути, по крайней мере, я на это надеюсь. И нет ли следов насилия, которые не смогли стереть вода и разложение трупа. Они могут сказать, не застрелена ли она или, может быть, зарезана. По состоянию шейных позвонков — не задушена ли. Но главное сейчас для нас состоит в том, что мне придется раскрыть истинную причину моего приезда сюда. Ведь мне предстоит давать свидетельские показания.

— Это скверно! — закричал Кингсли. — Очень скверно! И какие у вас планы?

— На обратном пути я собираюсь заглянуть в Сан-Бернардино, в гостиницу… Посмотрим, что там удастся узнать. Ваша жена и Мюриэль Чесс были в хороших отношениях?

— Думаю, да. Кристель достаточно поверхностный человек, чтобы с большинством людей быть в хороших отношениях. Сам я с Мюриэль почти незнаком.

— Вам когда-нибудь встречалось имя Милдред Хэвиленд?

— Как вы говорите?

Я повторил.

— Нет, — сказал он. — А что, я должен ее знать?

— На каждый мой вопрос вы отвечаете вопросом, — сказал я. — Нет, у меня нет оснований считать, что вы знали Милдред Хэвиленд. Особенно если вы были почти незнакомы с Мюриэль Чесс. Завтра я вам позвоню.

— Обязательно позвоните, — сказал он и после паузы добавил: — Я очень сожалею, что вы попали в эту историю. — Он снова помедлил, наконец сказал «Доброй ночи!» и повесил трубку.

Сразу же раздался звонок. Телефонистка заявила недовольным тоном, что я опустил в автомат на пять центов больше, чем следовало. На это я ответил, что охотно сунул бы в ее автомат кусок дерьма. Это ей почему-то еще больше не понравилось.

Покинув кабинку, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Ручная косуля с кожаным ошейником загородила мне выход из калитки. Я попытался ее ласково отодвинуть, но она стала теснить меня боком. У нее было игривое настроение, она ни за что не хотела выпускать меня из калитки. Тогда я перелез через забор, сел в свой «крайслер» и поехал обратно в город.