Аноним (СИ) - Тедеска Нави

— Я желаю тебе удачи, мой друг! И верю в то, что ты добьёшься всего, чего только пожелаешь.

— Спасибо, и доброй ночи! — ответил ему Фрэнк, а затем встал, чтобы задуть лишние свечи и закрыть окно. Ему было над чем подумать сегодня вечером, и он очень спешил оказаться сейчас в своей спальне.

****

— Ты сегодня был неподражаемым собеседником, Джерард, — заметила баронесса, ставя шах и мат красивыми резными фигурами из слоновой кости. Кажется, эти роскошные шахматы были чьим-то подарком в знак восхищения талантами хозяина дома.

— Ничья, Шарлотта, а я уже беспокоился, что ты обыграешь меня по партиям, — улыбался сидящий напротив Джерард. — Давно ты так лихо не играла, душа моя, я крепко понервничал за сохранность своей коллекции вин.

— Ничего, в следующий раз я обязательно отыграю своё любимое, урожая 1654 года, запомни мои слова, — шахматы ловко расставлялись обратно на начальные позиции её цепкими пальцами, унизанными крупными перстнями. — Как тебе сегодняшний бал? Я очень скучала по тебе, ты слишком долго отсутствовал по делам в Париже, и я даже хотела на какое-то время прекратить давать их. Ведь это всё — твоя задумка, и то, как чувственно они воплощаются и насколько сильно отличаются от подобных балов по всей Франции — целиком заслуга твоего изощрённого ума.

— Сегодняшний бал… — Джерард с наслаждением приник к бокалу с ярко-красным вином, не торопясь смакуя его на языке и, наконец, глотая, — преподнёс мне неожиданный и невозможно прекрасный сюрприз. Кажется, я встретил ангела в твоём гнезде разврата.

Баронесса высоко и чуть резковато рассмеялась.

— Ты знаешь, как давно я искал кого-то, кто бы мог зажечь во мне прежнюю искру, тягу к жизни, желание доставлять и получать удовольствие, и никак не мог найти соответствующего человека. Все уже волокли за собой неподъёмный груз радостей и разочарований прежних встреч, ты знаешь, насколько чутко я чувствую это в людях. Я искал чистого, без груза опыта, человека и нашёл его вчера. Он взбудоражил и выбил меня из колеи настолько, что я отпустил его, даже не попытавшись зайти дальше руки, — баронесса понимающе усмехнулась, прикуривая от свечи тонкую сигариллу в длинном деревянном мундштуке. — После этого я всю ночь пытался унять распалённую им страсть, успел побывать и сверху, и снизу, но так и не нашёл покоя своей душе и телу.

— Кто бы это мог быть? — баронесса задумчиво выпустила облачко мягко пахнущего дыма. — До сих пор я считала, что мои балы посещает примерно одна и та же публика, и новые гости очень редки. Тебе удалось заинтриговать меня, Джерард.

— Я сам заинтригован. Он казался таким чистым и открывался навстречу мне с таким самоотречением, что я даже слегка испугался, что не смогу сдержаться. Но мне абсолютно неинтересна его реальная личность, прошу тебя, уволь от слежки и компромата, просто по старой дружбе. Я хочу считать его своим Ангелом, не нарушай мою сказку, — он просяще сжал её тёплую руку своими пальцами и поднялся из-за шахматного стола.

— Попроси позвать Люциана, пора ехать, — с задумчивой улыбкой ответила она, также поднимаясь и расправляя оборки подола нежно-оливкового платья, которое неуловимо подчёркивало густоту медного цвета её ухоженных волос, забранных в высокую причёску.

Фрэнк стоял в своей спальне у зеркала в ночной сорочке и, не отрываясь, смотрел на старую деревянную шкатулку, которую только что достал из верхнего ящика комода. Никто раньше не видел её, и никто не знал об её содержимом, таком безмерно дорогом, безмерно тёплом и важном для него. Дрожащими от волнения пальцами он снял запирающий крючочек и осторожно откинул крышку. На чёрном бархате покоилась крупная, глубокого медово-золотистого цвета янтарная брошь в спокойном латунном обрамлении. Будто сгущенные лучи солнца запутались внутри: никогда Фрэнк не видел янтаря более красивого и тёплого оттенка. Как её глаза. Как нежность её рук. Решившись, он трепетно провёл пальцем по гладко отполированной поверхности…

…В тот год чума в Лондоне унесла его младшую сестрёнку и, сломив этим самым мать, подкосила её здоровье. Она зачахла ещё быстрее, оставив одинокого испуганного мальчика наедине с нищетой и голодом. Эта пошарпанная шкатулка с дешёвой брошью внутри была единственным, что осталось от неё, такой доброй и любящей. Была тем, что дороже всего золота мира для Фрэнка.

Глава 5

Их тела двигались медленно и строго. Руки без перчаток были соединены лишь ладонями, пока они мерно шагали по кругу под торжественно-мрачную музыку, исполняя предписанные старинным танцем движения. Джерард смотрел на него сквозь прорези своей маски неотрывно, и Фрэнк таял кусочком шоколада от его жаркого взгляда, придавая новый невероятный вкус их танцу. Музыка обязывала тела быть на расстоянии шага друг от друга, соприкасаясь только ладонями с расправленными напряжёнными пальцами. И через эту точку слияния между ними проходило больше желания и эмоций, чем можно представить при таком целомудренном контакте.

В холле поместья баронессы фон Трир звучала медленная, отчасти траурная, отчасти — слегка надменная сарабанда Генделя ре минор. Фрэнк уже не раз слышал её в исполнении оркестра, и она произвела на него неизгладимое впечатление. Джерард напротив него двигался с грацией лесного кота, и Фрэнк старался не отставать от него в неторопливости и сдержанной томности своих движений, иногда смачивая нижнюю губу быстрым движением языка. Между ними шла негласная игра, и сегодня он был к ней подготовлен настолько, насколько представлялось возможным в сложившихся обстоятельствах.

Полторы недели он не давал себе спуску: каждодневные вечерние тренировки перед зеркалом у себя в покоях: взгляды, движения рук, походка, особая, лакомая жизнь губ. Он распускал и собирал волосы, сегодня остановившись на свободно лежащем варианте причёски. Это было эротично, по его мнению. Вкупе с лёгкой белой блузой с распущенным воротом, открывающим его ключицы, и изящной безрукавкой, сегодня тёмно-синего цвета, он был чудо как хорош. Завязки блузы были связаны между собой пониже ключиц, и к ним крепилась крупная янтарная брошь, которая тяжело покачивалась от движений танца. Шагая тягуче и размеренно, Фрэнк не отводил взгляда от горящих зелёными искрами глаз Джерарда. Тот был прекрасен в светлой кремовой рубахе со свободно ниспадающим кружевом. Его грудь в разрезе ворота была открыта для взглядов почти наполовину, и Фрэнк ловил себя на мысли, что хочет прикасаться к этой белой, даже на вид нежной бархатной коже.

Их ладони тесно соприкасались друг с другом, и дорогие камни в перстнях на пальцах Джерарда искрились бликами в свете люстры. Вокруг них так же неспешно вышагивали, томясь напряжением страсти, другие пары, но никто не видел дальше своего спутника — это Фрэнк понял ещё с первого раза, а теперь выяснил почему. Не было никакой возможности прервать этот безмолвный разговор глаз, который был ещё более обольстителен, нежели немой разговор губ:

«Вы прекрасны сегодня, mon cher. Эта брошь — произведение искусства и выигрышно подчёркивает цвет ваших глаз».

«Благодарю, месье. Ваш взгляд поедает меня желанием, и я смущён».

Поворот, смена ладоней. Шаги в противоположном направлении, недолгие задержки. Наконец, музыка подошла к светлой, романтической средней части.

«Право, не стоит. Вы выглядите слишком аппетитно, чтобы смущаться моему естественному желанию попробовать вас на вкус».

«Это разжигает огонь нетерпения во мне, ваши взгляды слишком откровенны…»

«А ваши губы просят о поцелуе, слишком призывно они блестят в этом неверном свете».

«Не более, чем ваши глаза, разглядывающие меня без капли скромности…»

Но вслух не было произнесено ни слова, музыка давила сверху своей возвышенностью, не давая страсти прорваться из плена их тел, разрешая танцующим общаться только едва уловимыми знаками глаз или слиянием рук. И хотя по правилам сарабанды партнёры соединялись лишь частью ладони, держа пальцы напряжённо разведёнными, Джерард не упустил случая несколько раз согнуть свои пальцы, до дрожи сладко проводя ими по фалангам пальцев Фрэнка. Он не сплетал их до конца, лишь легко дразнился этим неожиданным отступлением от правил танца, заставляя ладонь Фрэнка моментально вспотеть, а сердце застучать быстрее.