Мы были суворовцами - Николай Теренченко

12. На досуге

В часы личного времени мы занимались делом - подшивали свежие подворотнички, стирали загрязненные носовые платки. Запас ниток с иголкой мы всегда носили в лицевой стороне шапки или в фуражке - привычка, привитая нам нашими воспитателями на многие годы.

Нужно было надраить мелом латунные пуговицы на наших гимнастерках, шинелях и латунную бляху. На утреннее построение не станешь в нечищенных ботинках, старшины строго спрашивали с нас за наш затрапезный вид. А почистить ботинки по тогдашним временам тоже было проблемой. Гуталина не было, и в ход шла густая артиллерийская смазка, в которую мы добавляли уголь, графит, отчего сапожные щетки закоксовывались и практически выходили из строя.

По вечерам нам читали газеты, журнал "Красный воин". Книг в первое время было мало. Большинство из нас читало по слогам, поэтому приходили к нам на помощь или офицеры-воспитатели, или наши юные агитаторы - Витя Стацюра или Юра Бирюков. Он читал бегло, без запинок, выразительно, правда немного шепелявил, но это не портило общего впечатления. Он был нашей гордостью и достопримечательностью: слабенький телом, с огромной головой, он всегда приходил на помощь офицеру-воспитателю или ротному в читке. Он обладал феноменальной памятью, его огромная голова (прозванная нами в шутку между собой почему-то "пивным котлом"), казалось, все знала, все понимала и помнила. И если кто чего не знал, но очень хотел узнать, тех отправляли к Бирюкову: "Спроси у Юрки, он все знает".

Лучшие наши начинающие поэты и художники Коля Шапошников, Юра Бирюков, Витя Стацюра вели ротную стенгазету "Суворовец".

Многие годы все стензагеты всех шести рот НчСВУ носили одно название "Суворовец". И хотя это вызывало справедливую критику со стороны взрослых и корректные попытки заставить нас изменить их название как-то по-другому, пооригинальней, негласно отвергались всеми ребятами. И годами висели на самых видных местах коридоров, ленинских комнат газеты только одного названия "Суваровец". Кстати, общеучилищная газета, которую редактировал офицер-воспитатель старшего подготовительного класса ст. лейтенант Глущук И. А., тоже называлась "Суворовец".

Как я уже упоминал, в помещениях часто гас электрический свет, и старенький баян Чичигина, видавший виды, собирал нас вокруг него. Мы пели фронтовые песни (а их было много): "Огонек", "Вьется в тесной печурке огонь", '"Ой, Днипро, Днипро, ты широк могуч...", и конечно же нашу любимую "Когда мы покидали свой любимый край". Эта песня легла в основу концерта художественной самодеятельности, которую деятельно готовило все училище.

Концерт состоялся 8 апреля 1944 года. Открыла концерт наша младшая рота. В центре с баяном сидел Иван Иванович Чичигин, по бокам от него и сзади в несколько рядов его беспокойное воинство. Как мы старались! Бурными аплодисментами провожал зал каждую спетую маленькими певцами песню! Особенный успех выпал на долю песни "Вечер на рейде". Пели мы ее не совсем обычно. Иван Иванович играл вступление, а за сценой как бы издалека раздавался красивый баритон нашего офицера-воспитателя Маняка, певшего запев, а припев подхватывала вся рота.

В тот период у нас не было в роте художественного руководителя. Чичигин был и нашим учителем пения, и аккомпаниатором, и дирижером в одном лице.

Львиная доля аплодисментов досталась самому маленькому суворовцу училища Боре Кандыбе. Когда он строевым шагом вышел на нашу низенькую сцену, в зале поднялся шум, многие повставали с мест, чтобы разглядеть чтеца-декламатора. Послышались выкрики: "Не видно! Пусть станет на стул!" Пришлось улыбавшемуся Ивану Ивановичу вынести из-за кулис табурет и водрузить на него Бориску, отчего он "подрос" до роста капитана Чичигина.

Я в училище пришел, сразу смех кругом пошел:

Все сказали: маловато что-то росту для солдата,

Но когда мундир надел и за парту в классе сел,

Воспитатель-офицер ставить стал меня в пример:

"Он хотя и маленький, но зато удаленький,

Он хотя и небольшой, зато учится с душой!"

Раз пошли мы все в поход, а кругом шумит народ:

"Он от строя отобьется, на руках нести придется".

Тут оркестр ударил марш, четко шаг считает наш

И я слышу, как за мною говорят совсем другое:

"Он хотя и маленький, но зато удаленький,

Он хотя и небольшой, а шагает все ж с душой!"

Стихи были написаны специально для Бори сержантом Лариным по известному стихотворению Солодаря. Был в ту пору Боря Кандыба ростом 1 метр 5 сантиметров.

После нас выступили старшие ребята. Прекрасно сплясал "Казачка" Валентин Краснов из старшего подготовительного класса, Валико Гомелаури (ныне генерал-майор) спел на грузинском языке песню "Сулико", а в зале подхватили на русском. Юный армянин в национальном костюме под бубен исполнил армянский танец.

Кстати, о культе личности Сталина. Что мы, дети, в начале 1944 года знали о великом отце всех времен и народов? Да почти ничего! Нас воспитывали офицеры-фронтовики, молодые, образованные, ершистые, независимые. Командуя ротами, батальонами в битвах Великой Отечественной войны, они десятки раз смотрели в лицо смерти. Познавшие великое фронтовое братство, они знали цену и словам, и поступкам, и смертным людям, и богам. Они не могли не задуматься над событиями последних довоенных лет, трагедии 41 года. Мне кажется, наши офицеры-воспитатели оберегали наши детские души от того, во что сами интуитивно не верили, не могли верить, исходя из здравого смысла, из жизненного и фронтового опыта. Впрочем, если и были разговоры о Сталине, то велись они скупо и сухо, без подробностей, без подобострастия, не оставляя заметного, яркого следа в наших душах, в нашей памяти.

13. Открытие Суворова

Имя Александра Васильевича Суворова было на устах и детей, и взрослых.

Образ Суворова пришел к нам с киноэкрана в довоенном фильме "Суворов". Все, что написано о великом русском полководце в печати, было разыскано и передано нам в училище. Чудом уцелевшие во время войны и оккупации нашего края старинные фолианты дореволюционных времен, цветные диапозитивы - все шло в ход. Не раз в годы нашей учебы в СВУ проходили общеучилищные конференции по изучению биографии и наследия Суворова. В них принимали участие все роты, весь педагогический коллектив училища, приглашались солидные ученые из Ростова и Москвы.

Очень хорошо помню одну из первых таких конференций. Училищный клуб забит до отказа. Малышня сидит на коленях взрослых ребят, в зале такая духота, что, несмотря на холодную погоду, пришлось открыть окна. Было несколько докладов, освещающих жизнь и деятельность полководца. Походы Суворова иллюстрировались показом цветных диапозитивов, которые проектировались на большое полотнище экрана. Генерал Климентьев, хорошо знавший биографию Суворова, его стратегию и тактику, становился у экрана, с резким визгом вынимал из драгоценных ножен клинок своей знаменитой сабли и острием клинка, как указкой, показывал направление движения суворовских колонн во время перехода через Альпы. Конференция продолжалась несколько часов с перерывами и никто не сматывался с нее. Нам было интересно. Мы жадно ловили каждое слово лекторов, и не было слушателей благодарнее нас, ребятни. Обычно после таких конференций, шли десятки, сотни вопросов к нашим педагогам, офицерам-воспитателям, и они, превосходно образованные, высокоэрудированные, охотно делились с нами своими знаниями. Мы впитывали в себя суворовскую науку побеждать, его методы воспитания солдат. Знали про все его походы и победы, поражались его любви и жажде к знаниям. Ведь он был не только военным до мозга костей, но еще и отличным поэтом, историком, философом, знал около десятка языков, включая латинский, древнегреческий, читал на древнегреческом Гомера, Горация и Платона. Его неистощимую любовь к знаниям всегда подчеркивали наши педагоги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});