Избранное - Андрей Егорович Макаёнок

повесь свой балахон вон туда, а то под тобой уже целая лужа.

Г о р о ш к о (вешая плащ). Для картошки дождик нужен, а для хлебов — это же горе. Кто знает, когда он перестанет…

К а л и б е р о в. Тут, товарищ Горошко, интересуются твоими успехами, вашей работой, а не дождем.

Г о р о ш к о. Кто интересуется?

М о ш к и н. Вот специальный корреспондент газеты.

Г о р о ш к о (махнув рукой). Какие там успехи!

Г а р д и ю к. Как же так? Уборку заканчиваете, с государством почти рассчитались…

К а л и б е р о в. Вот ты и расскажи, как вы это организовали. Похвались. Тут Мошкин уже кое-что рассказал о тебе.

Г о р о ш к о. Что вы, товарищ Мошкин? Я? Это же вы организовали. Разве нет?

М о ш к и н. Скромность, скромность! Какая скромность!

Г а р д и ю к. И правда, у вас удивительно скромные люди.

М о ш к и н. Берут пример со Степана Васильевича.

Г а р д и ю к (Горошке). Так вы мне ничего и не рассказали. Ну, хотя бы о том, как вы организовали отгрузку хлеба на государственные склады, как работает транспорт.

Г о р о ш к о (вздохнув). Это не просто… Разве нет? Первая заповедь, конечно… Степан Васильевич приехал, поговорил… А товарищ Мошкин подсказал… Ну и вот… Раз-два — и готово. Квитанции сдали.

Г а р д и ю к. По-вашему выходит уж слишком просто: раз-два — и готово. А на самом деле ведь сколько бессонных ночей было, сколько работы!

К а л и б е р о в. Организационной работы!

М о ш к и н. Совещания…

Г о р о ш к о (вздохнув). Хитрую голову надо иметь…

Калиберов и Мошкин переглянулись.

М о ш к и н. Ай-яй-яй, товарищ Гардиюк, вы же под дождем были. Вам надо переодеться. Так и простудиться недолго.

Г а р д и ю к. Ничего, я не очень промокла.

К а л и б е р о в. Нет-нет, товарищ Гардиюк. В моем районе я за все отвечаю. И за вас тоже, поскольку вы в моем районе. Я настаиваю…

Г а р д и ю к. Ну что вы, что вы! Я просто не заслужила такого внимания.

К а л и б е р о в. При чем тут заслуга! Мы просим вас.

Г а р д и ю к. Ну, хорошо, я переоденусь. Только скажите, пожалуйста, куда девалась ваша гостиница?

К а л и б е р о в (делая широкий жест). Снесли. (Брезгливо.) Да и какая тут была гостиница! Только пейзаж портила.

М о ш к и н. Стыдно было перед людьми за такую гостиницу.

К а л и б е р о в. Мы теперь решили такую отгрохать, чтобы всякий, кто приедет к нам в командировку, по-настоящему мог отдохнуть у нас.

М о ш к и н. Как на даче.

К а л и б е р о в. А вам пока что придется остановиться на частной квартире… Если вы не против — пожалуйста, у меня.

Г а р д и ю к. Ну что вы, лишние хлопоты…

К а л и б е р о в. Какие там хлопоты? Квартира просторная. Детей нет. Я дома мало бываю. Да и, в конце концов, каких-нибудь один-два дня.

Г а р д и ю к. Если так, отказываться не стану. Спасибо за гостеприимство.

К а л и б е р о в (поднимаясь). Сейчас я дам вам проводника. (Провожает ее к выходу.)

Г а р д и ю к (Горошке). А в ваш колхоз я обязательно заеду. Любопытно, очень любопытно… (Уходит с Калиберовым.)

Г о л о с  К а л и б е р о в а (за дверью). Аня! Проводите, пожалуйста, товарища Гардиюк на мою квартиру и скажите Антонине Тимофеевне… Впрочем, я сам ей позвоню.

Горошко, словно завороженный, смотрит на дверь, за которой скрылась Гардиюк.

М о ш к и н (Горошке). Смотри, и на глаза ей не попадайся.

Возвращается  К а л и б е р о в. Горошко не осмеливается взглянуть ему в глаза, предчувствуя грозу.

К а л и б е р о в (звонит по телефону). Квартиру… Тоня? Сейчас Аня приведет девушку, специального корреспондента областной газеты. Прими там ее… Сама знаешь как… Дня на два. Да не вздумай там котами своими хвастаться. Слышишь? (Повесил трубку.)

Пауза. Слышен раскат грома.

Г о р о ш к о. Илья по небу катается.

К а л и б е р о в (саркастически). Ну, передовик, скромница! Почему же ты не похвалился своими успехами специальному корреспонденту?

Г о р о ш к о. Степан Васильевич… (Встал.)

К а л и б е р о в. Почему не рассказал о своих махинациях с расписочками и квитанциями?

Г о р о ш к о. Степан Васильевич…

К а л и б е р о в. Что «Степан Васильевич»? А ну, скажи, как ты организовал хлебосдачу?

Г о р о ш к о. Это не я организовал. Это товарищ Мошкин организовал.

М о ш к и н. Товарищ Горошко! Ты Мошкина не цепляй! Моя хата тут с краю. Я расписок не писал. Мне вручили квитанции — и все. А как вы там делали, меня не касается.

Г о р о ш к о. Товарищ Мошкин! Как же вы так?! За что?

К а л и б е р о в. Думал, что я не узнаю! Я все ваши дела знаю! Даже мелочи!

Г о р о ш к о. Степан Васильевич…

К а л и б е р о в. Жулик! Очковтиратель! Под суд отдам!! (Встал.)

Г о р о ш к о (сел). Степан Васильевич! За что? Я же не сам! Я же не додумался бы. Простите меня.

М о ш к и н. Что «простите»? Что «простите», товарищ Мошкин? Ты теперь должен за сутки сдать хлеб и вернуть свои расписки.

К а л и б е р о в. А не сдашь — дух вон и жилы на телефон…

Г о р о ш к о (чуть не плачет). Так дождик же…

К а л и б е р о в. А где твои зерносушилки?

Г о р о ш к о. Кто же знал, что так будет? Помогите как-нибудь… Может, уполномоченного…

К а л и б е р о в. А участкового уполномоченного не хочешь? Иди и сейчас же поднимай всех на ноги. Собирайте актив и штурмуйте.

Г о р о ш к о. Пропал я… Хоть круть-верть, хоть верть-круть… о-о! Узнает Ганна — всех поднимет!..

М о ш к и н. Только о расписочке не болтай. Ты знаешь, чем это пахнет?!

К а л и б е р о в. Идите!

Г о р о ш к о (надевая плащ). Только не пускайте вы ко мне эту… из газеты. (Уходит.)

М о ш к и н. Теперь он завертится.

К а л и б е р о в. Ты понимаешь, Мошкин, что ты натворил?

М о ш к и н. Пока еще ничего страшного нет, Степан Васильевич. Не волнуйтесь.

К а л и б е р о в. Какую ты мне свинью подложил!

М о ш к и н. Степан Васильевич! Где тут свинья? Я уверен, что все пройдет хорошо и гладко. Вызовете Жулебу из «Льва Толстого» и других «передовиков». Скажете, что вскрыли их махинации, прищемите им хвосты, и… будьте уверены…

К а л и б е р о в. А ты представляешь, что будет, если дознаются члены обкома? Один Степанюк такого шуму наделает, что…

М о ш к и н. А что вам Степанюк?

К а л и б е р о в. Да и не только Степанюк. А дойдет до обкома — не носить мне партбилета.

М о ш к и н. Пока что знаем только мы — вы и я. Значит, молчок.

К а л и б е р о в (помолчав). Как же быть с этой… с корреспонденткой?

М о ш к и н. А вы ей наговорите сто бочек арестантов, а потом на машину — и по колхозам. Только туда, куда нужно. И всё. А главное — не подпускать к ней Горошку и других таких же «передовиков».

Входит  Г а н н а, толкая перед собой  Г о р о ш к у.

Г а н н а (в дверях). Нет-нет, я хочу, чтобы и ты тут был.

К а л и б е р о в. Что там такое?

Г а н н а. Дело есть, товарищ Калиберов.

К а л и б е р о в. Личное? Служебное?

Г а н н а. Для меня — личное, а для вас — служебное.

М о ш к и н. По личным делам Степан Васильевич сегодня не принимает.

Г а н н а. А-а, и ты тут? Как раз ты-то мне и нужен. Тут мы начистоту и поговорим.

К а л и б е р о в. Садитесь. Какое у вас дело, товарищ Чихнюк?

Г а н н а. Душа болит, товарищ Калиберов. Добро на поле гибнет!

К а л и б е р о в. Почему гибнет?

Г а н н а. Хозяина нет. (Кивает в сторону Горошки.) Разве он хозяин? Вчера столько хлеба скосили… А тут туча, такая туча, что темно стало. Надо бы все сжатое скорей под крышу свезти