Не прошло и жизни - Феликс Кандель

Была пауза.

– Так‚ – отметил агент. – Это не ваша квартира.

– Неа... – клоун ухмылялся во весь рот‚ и концы губ упирались в оттопыренные уши‚ и розы расцветали заново на его щеках. – Не моя‚ Бим!

– Жаль. Такая импровизация пропала. – И простонал жалобно: – Я посижу. После очередной неудачи мне необходимо посидеть и помолчать.

Грузно завалился на стул‚ вытянул ноги‚ отдуваясь‚ и сразу ушла коренастость‚ пропала уверенность‚ на щеголеватом костюме проступили наружу лицованные швы. Было ему когда-то под шестьдесят‚ стало теперь за семьдесят.

– Пятый этаж. Да еще без лифта. Пока долезешь, можно хоронить.

– У нас полуподвал‚ Бим!

– Всё равно без лифта.

Всю жизнь он прожил без лифта. Всю жизнь‚ будто на пятый этаж‚ по крутым‚ обкусанным ступеням‚ вкручиваясь в бесконечные спирали невидимых лестниц. И не было на его пути обзорных площадок‚ с которых оглядывают завоеванные высоты. Не было стремительных взлетов‚ когда встречным ветром надуваются легкие. Только подъем‚ тупой‚ бесконечный подъем без лифта-надежды. Но в зыбком‚ нереальном уже прошлом‚ слабым пятнышком в конце туннеля – как взлетал с автоматом по гремящим ступеням‚ единым духом-порывом‚ яростный и разящий‚ под грохот гранат и пересвист пуль‚ и плащпалатка билась за спиной крыльями торжествующего архангела.

– А от смерти вы не страхуете? – спросили из кабинки.

– Мы не боги‚ – вздохнул агент. – Мы учреждение. Но при несчастном случае можем посочувствовать.

А умрет он скоро‚ очень скоро‚ от силы через пару каких-то минут‚ через сотню каких-то шагов: самое время попрощаться‚ написать завещание‚ сбегать самому в похоронное бюро‚ заказать катафалк и недорогой венок‚ самый резон застраховаться на приличную сумму.

– Всё равно вам лучше! – закричал вчерашний старик. – Каждый день новые люди‚ новые знакомства. Вы счастливый человек‚ хоть и не подозреваете об этом!

– Очень даже подозреваем‚ – с достоинством ответил агент. – У нас в конторе все счастливые. Деньги за это не платят‚ но стаж за это идет.

И пошагал‚ шаркая подошвами‚ через бесконечный кафельный зал:

– Пятый этаж. Можно хоронить.

– Погоди‚ – позвал клоун и ухватился за голову‚ поднатужился‚ оборвал: забилась в руках размалеванная‚ раздутая рожа на веревочке. – Погоди‚ Бим! Это тебе почище лифта.

И хохотал радостно‚ и отрывал головы‚ и рвались они кверху‚ яркие и яростные‚ улыбались‚ скалились‚ радовались скорому полету-освобождению.

Уходил вверх по лестнице старый страховой агент‚ последней своей дорогой – сотня шагов до смерти‚ а связка шаров рвала руку из плеча‚ и кончики туфель едва касались ступеней. Будто пришла‚ наконец‚ пора покататься на лифте‚ просто‚ весело‚ по-мальчишески‚ когда ты уже дотягиваешься пальцем до нижней кнопки‚ и – вверх-вниз‚ вверх-вниз‚ вверх-вниз под гулкие биения сердца и вопли с проклятиями заждавшихся жильцов.

Они вышли за ним на поверхность‚ стояли кучкой‚ глядели по сторонам‚ а вчерашний старик опять покосился туда‚ где Никитский бульвар‚ туда‚ где Гоголевский. Вот он уходит: не навечно ли? вот ты уходишь: а нужно ли? вот мы уходим: кивните вослед‚ но на бульварах сохраняется прошлое наше‚ радость и грусть‚ по капелькам и взахлеб: острая тоска иссушающего прощания. Запомните нас: мы были. Всплакните разок: мы ушли. Забудьте потом: нас нет.

– Я тут‚ – сообщил Волчара. – Я не забуду. У меня зад на транзисторах‚ память электронная.

– Иди ты! – охнули бульвары. – Как же тебя угораздило?

– А так. Вызвали в Самую Закрытую Комнату и говорят: "Готовься". – "К чему?" – "Ко всему. За последствия не отвечаем". – "А кто отвечает?" – "Ты‚ кто же еще? Хочешь – под сокращение‚ не хочешь – под наркоз. Полная тебе демократия". А мне под демократию как? Мне под демократию никак. У меня мебель в кредит куплена. Дайте‚ говорю‚ подумать. "Нечего тебе‚ дураку‚ думать. Вот вставим машинку‚ она за тебя и подумает". Снял штаны‚ пошел под наркоз.

– Сидеть же неудобно!

– Мне сидеть не положено. Приказом по роте. "Не моги‚ – сказали. – Сядешь – раздавишь. Твой зад – наша общая память".

– Мой Лёлик‚ – сообщила жена-домоседка‚ – всё нынче помнит: записывать не надо. Кто нам должен‚ кому мы не отдали.

– Наш папа‚ – сообщили детки-отличники‚ – великий теперь математик. Что надо, в уме перемножит.

– Не в уме‚ – поправил Волчара. – Не в уме‚ наследнички мои. Шестью шесть – тридцать шесть. Шесть пишем‚ три в заду. Только в туалет нынче – ни-ни.

И погудел басовито из глубин живота.

Шла к туалету бабка умильная‚ волокла через силу кадушки с метелками‚ а за подол цепко держались близнятки‚ ходко перебирали босыми ногами в цыпках: тот плотный – помельче‚ этот ноздреватый – повыше. А может‚ и наоборот.

– А ну‚ – велела‚ – посторонись. Убираться буду.

– Бабка‚ – сказали‚ – уймись. Отдохни‚ бабка‚ на старости.

– Мне отдыхать не к сроку. На мне два рта. Чего ни напасешь‚ всё сглотают‚ прожоры мои.

– Мы нашу бабулю‚ – сипло сказал Колька‚ – любим со всех ног.

– А мамулю шагом‚ – сказал Петька.

И разом напузырили в штаны.

– Мать у них на путине. Деньгу делает. Как‚ говорит‚ скоплю на обратно‚ так и ворочусь счас жа. Сокрушила думушка бедную девушку.

Заурчали моторами на бульваре.

Проткнули тьму фарами глазастыми.

Покатили рядком пышные дамы: каракулевые‚ маркизетовые‚ панбархатные.

Высший свет‚ элита-матушка.

Вечерний моцион: продышаться на ночь.

Едут‚ переговариваются без спешки‚ давят тугими колесами детские песочные куличики.

– Распустились‚ – та‚ что поболее чином. – Хамы! Мужичье! На конюшню! В заказе трюхвелей не было.

– И не говорите‚ – та‚ что поменее. – Я надысь у кумы была‚ ихней еды поела: второй день пучит.

– Марья Саввишна‚ – шофер листнул календарик. – Велено напомнить. Послезавтра в семь сорок семь у вас кончается шестимесячная завивка.

И включил желтую фару.

В белесом луче света качался перед радиатором страховой агент на связке шаров‚ и клоунские рожи скалились непочтительно одинаковой ухмылкой.

– Здравствуйте‚ – сказал агент. – Вас интересует ваше будущее? Идемте‚ я его обеспечу.

– Мне Степа обеспечит‚ – та‚ что поболее чином.

– Мне Вася‚ – та‚ что поменее.

– Ваш Степа не вечен‚ поверьте мне. Ваш Вася тем более. Никому не избежать законов природы. Даже Степе с Васей.

– Ах‚ фулиган! Ох‚ демократ! Коля‚ дави его!..

Коля аккуратно тронулся с места‚ долбанул бампером по коленкам‚ с трудом перевалился через препятствие и заглох надолго.

– Степа‚ – заверещали по рации‚ – выходи на прием! Вася‚ высылай подмогу!

Страховой агент лежал нескладно на животе‚ раздавленной лягушкой под днищем машины‚ вывернув ногу в колене‚ щекой к мелкому гравию‚ глазом косил через ломаную оправу очков‚ и клоуны затихли на веревочках‚ будто ждали сигнала‚ дирижерской палочки‚ оглушительно прощального марш-парада.

– Ладно‚ – сказал с натугой. – Я расскажу вам: уже пора. Я расскажу о том‚ чего никому не рассказывал. Про неудачника Макса. Про счастливчика Макса‚ который обогатился на собственных несчастьях.

Бульвары сомкнулись вокруг шумным‚ ненасытным кольцом‚ глядели‚ дышали‚ шуршали габардинами‚ подсвечивали сигаретами‚ вздыхали и кашляли.

– В некотором царстве‚ в некотором государстве‚ – начал агент‚ – за семью горами‚ за семью долами жил-был Макс‚ неудачник Макс‚ у которого ничего не было. Ни денег‚ ни драгоценностей‚ ни недвижимого имущества. Жена его штопала каждый вечер единственную пару чулок. Дочка его гладила по утрам ветхую свою юбку. Сын его чинил без конца драные башмаки. Сам он давно уже махнул на себя рукой‚ и махал каждый день‚ с утра до вечера. В жаркие летние дни вся семья садилась возле его руки и остужалась на ветерке‚ потому что вентилятора у них тоже не было. Он был такой бедный‚ этот Макс‚ что предвидел будущие свои похороны‚ по самому дешевому тарифу: покойник несет свой гроб.

– Вот‚ – сказали из толпы. – Вот до чего доводит простого человека мир капитала‚ мир чистогана‚ мир акций и дивидендов.

– Вышел он однажды на улицу‚ идет – горюет‚ идет – голову ломает‚ чем бы семью накормить. До получки неделя. Одолжить не у кого. Подработать негде. Своровать не умеет. Тут навстречу ему‚ откуда ни возьмись‚ добрый молодец. "Макс‚ а Макс? Не застраховаться ли тебе‚ Макс‚ от несчастного случая? От несчастного случая да на приличную сумму?" – "Как же я застрахуюсь? – отвечает Макс. – Когда и на хлеб у меня нету‚ не то что на страховку". – "А ты попробуй‚ – советует добрый молодец. – Чую я‚ дело выгорит. И так у тебя‚ Макс‚ сплошные несчастья‚ а тут‚ глядишь‚ деньги еще заплатят". – "А‚ – говорит‚ – ладно! Где наша не пропадала! Страхуйте меня на всю катушку!" Подписал тут же нужные бумаги‚ получил на руки полис и пошел дальше. А на улице суматоха‚ на улице суета: к празднику готовятся‚ лозунги с флагами громоздят. Вдруг трах-тарарах! Сорвался с крыши зажигательный призыв из многих букв‚ проломил Максу голову. Очнулся в больнице‚ на тумбочке пачка денег. "Это кому?" – стонет. "Это тебе‚ Макс". – "А за что?" – "Страхование жизни. Как положено." Тут у него от удивления кости на черепе срослись. Тут у него от неожиданности гемоглобин в крови повысился. Тут у него от радости близорукость пропала. Тут он сразу же: жене – галантерею‚ дочери – парфюмерию‚ сыну – радиотовары. И на бинты осталось.