40 градусов - Эдуард Коридоров

– Давай поедем к моим хорошим друзьям. Они правда хорошие. И будут страшно рады, – очень трезво предложила Аня. – Только надо купить водку и закуску.

Я не усмотрел подвоха.

Вот мы уже все купили и звоним в дверь Аниных друзей.

Это была молодая пара, которой, как сразу стало понятно, больше всего на свете хотелось трех вещей: во-первых, спать; во-вторых, чтобы дети не проснулись; а в-третьих, чтобы мы убрались как можно скорее. Ане было на все эти желания в высшей степени наплевать. Она что-то провозглашала, наливала часто и помногу. Хозяин дома попытался обуздать Аню хитростью. Он спросил:

– Где вам стелить?

Имелись в виду мы с Аней.

При слове «стелить» Аня пришла в неописуемое возбуждение. Она буквально вытолкала хозяев взашей из кухни и набросилась на меня. Это было гораздо хуже игры в Железного дровосека. Тому она хотя бы гайки откручивала. На сей раз она орудовала со мной как с кучей металлолома.

Нечеловеческими усилиями, не прикрывая свое бегство даже обманом, я вырвался из кухни. Завязывать шнурки на ботинках было некогда – я слышал Анин вопль. Откуда-то сбоку высунулись горькие физиономии хозяев дома. Я вывалился за дверь.

Отбежав от подъезда добрую сотню метров, я остановился и оглянулся.

Эту картину я никогда не забуду и не прощу себе.

Растрепанная близорукая Аня, в джинсах и свитерке, выскочила вслед за мной и теперь, раскинув руки, будто стремясь меня обнаружить и поймать, носилась по двору. В ее неверном пути, в ее босых ногах, обреченно топтавших колючий весенний снег было что-то мифологическое, библейское.

Иронизируя, можно было бы сравнить ее с ослепленным циклопом Полифемом из «Одиссеи».

Но иронизировать не хотелось тогда и не хочется сейчас.

Наверное, все это время она меня любила и просто не умела об этом сказать.

Почему я не полюбил ее и не откликнулся на ее плотские желания?

Бог весть. Я ее боялся. Или звезды сцеплялись в слишком неустойчивый узорчик.

Может быть, звезды просто над нами издевались.

Садясь в такси, я видел, как она, то и дело натыкаясь на препятствия, бежит по направлению к автобусной остановке. Направление было правильным, но догнать меня она никак не могла.

И все.

Перерыв на сей раз длился долгие годы.

Судьба свела меня с Аней К. года четыре назад. Она ничуть не изменилась. Смех, взгляд, шарм – все осталось при ней. Был при ней и некий молодой человек, преданный по-собачьи. Мы выпивали в ее новом офисе, куда по-прежнему, невзирая на изменение исторических условий, ломились богатые клиенты. Аня К. процветала. Ее ценили. Ее любили. Мы мирно повспоминали о том, что было, и Аня очень хвалила мое творчество.

И только на сей раз наше расставание не принесло нам ничего, кроме исключительно добрых чувств.

Но каждый раз, как я прокручиваю в уме все эти бурные события, ловлю себя на мысли, что ничего не смыслю в Железных дровосеках. Что-то я не уловил. Что-то не разгадал.

Аня гораздо ближе к небесным тайнам, чем я.

Одна секунда и то, что после

Мишка Павлов очень нервничал перед свадьбой.

Вся его предыдущая жизнь состояла из любви к старенькой трудолюбивой маме и холостяцких кутежей. Мишке нравилась такая жизнь. Мы, его друзья и собутыльники, все были моложе, и Мишке льстила роль вожака и застрельщика.

Теперь, накануне свадьбы, он пустился во все тяжкие. Не просыхал абсолютно. И каждый вечер менял показания о постигшем его счастье.

Первое время Мишка рассказывал о большой любви, которая случилась в далеком городе Чита. Вот что значит оторваться от родных уральских корней, плакал Мишка. Большое чистое чувство помутило будто бы Мишкин рассудок, и он дал слово жениться.

Последующие мальчишники внесли в эту картину массу новых штрихов. Большая любовь преподносилась уже как романтическое постельное приключение с неромантическими последствиями – беременностью. Вследствие которой Мишка, как честный человек, просто обязан закабалить себя супружеством.

За считанные дни перед торжественным обрядом Мишка коснеющим языком принялся обвинять невесту в злом умысле – дескать, и приключение она подстроила, и забеременела назло.

Мы жалели Мишку. Как бы то ни было, он грудью шел на амбразуру. Он провожал в небытие и оплакивал все, что было нам близко и дорого.

За день до свадьбы наш друг волевым усилием вынырнул из пучины пьянства и пришел в себя. Он сделался холодным, отрешенным и неприступным. Последние часы своей вольной жизни Мишка честно потратил на подготовку к экзекуции. Он шел в загс с гордо поднятой головой, в лучшем костюме, с улыбкой на лице. Он женился по высшему разряду.

Основная часть торжества проходила в ресторане, едва вместившем гостей. Пока не началось, Мишка извлек меня из сутолоки для важного разговора.

– Понимаешь, – сказал он, – я хочу, чтобы все было по-королевски. Чтобы самая последняя сволочь подтвердила: да, Мишка Павлов женился так женился.. Я хочу, чтобы любой подонок до конца дней считал, что Мишка Павлов так женился, как никто не женился. И перед невестой я не хочу краснеть за эту свадьбу всю мою оставшуюся проклятую жизнь. Улавливаешь?

Я сосредоточенно кивнул.

– Ты должен мне помочь, – продолжал Мишка. – У меня есть дядя, зовут его Витей. Он алкоголик. Я не мог жениться без него. Он бы меня сначала проклял, а потом начал бы звонить мне каждую ночь и крыть матом. Это страшный человек, ей-богу.

Я сдвинул брови и слушал дальше.

– Ты должен сесть за стол рядом с дядей Витей и следить за ним в оба. Как только увидишь, что он уже хорош, твоя главная задача – больше ему не наливать. Для него лишние 50 граммов – это для нас непоправимая трагедия. Перебрав, он непредсказуем. Он способен на все. Сделаешь?

– Сделаю, – тихо, но твердо произнес я и пошел в зал.

Дядя Витя уже отирался у стола. Это был маленький, невзрачный человечек с оттопыренными ушами. На нем колоколом висел мятый, но чистенький пиджак, из-под которого неярко синели тренировочные штаны с пузырями на коленях. Я подобрался поближе, прошелся несколько раз, присмотрелся, принюхался. Клиент держался бодрячком, пах неявно и невнятно, ведь нельзя же человеку совсем ничем не пахнуть. Любой медэксперт заключил бы, что дядя Витя был в ту минуту кристально, стопроцентно, невероятно трезв.

Мы уселись за стол.

– Виктор, – церемонно представился он даме слева.

– Витя, – пожал он мне руку и сноровистыми движениями наполнил тарелку близлежащей снедью. Затем потянулся к бутылке.

Я немедленно пресек это поползновение и взял инициативу в свои руки. Недрогнувшей рукой наполнил дядивитину рюмку наполовину. Снял реакцию. Из кругленьких, с копеечную монетку, глазок соседа проливался невинный, хрустальный свет.

Тем временем скалоподобная женщина-тамада начала первый тост. Она вкратце описала добродетели жениха и невесты, обрисовала обстоятельства их знакомства и крупными мазками обозначила глубину их взаимной любви. Всем не терпелось выпить, и речь тамады пару раз прерывали овациями. Однако женщина-скала методично продолжала восхвалять брачующихся.

Наконец, тост достиг кульминации. Закруглив его пронзительной аллегорией о двух влюбленных птицах, тамада быстрее всех опрокинула в необъятное нутро содержимое рюмки и загудела: «Горько!».

Гости тоже энергично выпили и подхватили клич тамады. Жених и невеста, слегка раскрасневшись, поднялись и заключили друг друга в объятья. Мишкины губы почти коснулись губ невесты, и мне на миг показалось, что все его пьяные сожаления на мальчишниках – это пустое, наигранное, придуманное…

Но в этот самый момент, сладкий момент преддверия брачного поцелуя, что-то оглушительно грохнуло совсем рядом со мной. Грохот перекрыл и подавил все шумы и крики.

Дядя Витя, в секунду опьяневший до беспамятства, сначала плашмя рухнул на стол, в салаты, а теперь, весь перемазанный, сползал под стол, увлекая за собой скатерть. Громкому падению дяди Вити аккомпанировали стекло, фарфор и железо, щедро сыпавшиеся наземь.

Мишка остолбенел, продолжая обнимать невесту. На меня, только на меня устремлен был отчаянный Мишкин взгляд. И в нем читалось все, что произойдет через час, месяц и годы. То, что я напьюсь на этой свадьбе, украду невесту, и озверевший, тоже хмельной Мишка будет со мной драться. То, что видеться мы с ним станем все реже и реже. То, что его жена не уживется с его мамой, и мама покинет их семью. То, что жена возненавидит нас, и Мишка постепенно спрячется от всех нас, его друзей, не желая утешений и сочувствия. То, что несчастлив и одинок окажется Мишка Павлов, а после и вовсе пропадет куда-то бесследно, и никто не сможет отыскать его следов.