Тайна Воланда - Ольга Бузиновская

— Бартини не был конструктором в общепринятом смысле, — подтвердил Михаил Александрович Гурьянов, работавший с ним над проектом реактивной амфибии. — Он даже простейший узел не мог рассчитать! Говорил, что закончил политехнический институт в Милане — и не умел чертить! Приехав «помогать в становлении молодой советской авиации», Бартини поступил на работу простым лаборантом-фотограмметристом — и это при тогдашней нехватке инженеров! Зато он был знаком с невероятным множеством вещей за пределами специальности — литература, архитектура, история, — играл на рояле, занимался живописью, владел множеством языков… Его машины рассчитывали и чертили другие люди. Бартини — видел. Сядет, глаза закроет — проходит час, другой, — потом берет карандаш и рисует. Рисовал он превосходно!

…Не имея технического образования, человек отважно предлагает свои услуги правительству другой страны. Его военные изобретения явно опережают время, но довести «до железа» почти ничего не удается: отвлекают бесконечные научные идеи, — настолько «безумные», что их понимают всего несколько человек. Он пытается реализовать некоторые побочные эффекты своей теории — всегда неудачно. Не позволяет общий уровень технологии и… новые идеи. Наконец, гений умирает, скрыв свои работы на долгие годы. Не напоминает ли это судьбу Леонардо? Его знаменитое письмо, адресованное миланскому правителю Лодовико Сфорца, содержало перечень военных изобретений, которые он готов «в подходящее время успешно осуществить»: новые системы орудий, разрывные снаряды, военно-морские средства, новые способы разрушения крепостей, бронированные самоходные артиллерийские повозки — прообраз танков… «…И другие средства удивительной эффективности, никогда ранее не употреблявшиеся», — скромно завершает Леонардо этот список. А напоследок — о своих познаниях в сооружении каналов, в архитектуре, скульптуре и живописи… Биограф Леонардо М.Гукович пишет о гигантском, ни на чем не основанном самомнении гения: научиться всему этому просто невозможно. Да и негде: пятнадцатый век все-таки! Хоть и не сделал он почти ничего из того, что предлагал, кроме нескольких десятков небрежных набросков в записных книжках, — но даже они изумляют своей очевидной преждевременностью! И конечно, все биографы итальянского гения отмечали его способность бросать любое дело на полпути, чтобы забыть о нем навсегда. Количество леонардовской «незавершенки» подавляло его жизнеописателей.

«Все гении похожи друг на друга!» — возразит скептик. Для таких читателей мы приготовили два отрывка.

Д.Соболев, «Рождение самолета»: «При разработке этих летательных аппаратов Леонардо выдвинул ряд замечательных конструктивных идей — фюзеляж в виде лодки, управляемое хвостовое оперение, убираемое шасси».

В.Шавров, «История конструкций самолетов в СССР до 1938 года»: «Бартини впервые у нас предложил убирать шасси полностью».

Но не исключено, что барон специально внушал мысль о своем сходстве с Леонардо. Он все делал «след в след» — рисовал, музицировал, писал стихи, изучал динамику воды и воздуха, предлагал властям кучу смертоносных механизмов и работал над архитектурными проектами. Среди знакомых конструктора не было, наверное, ни одного человека, которому бы он не показал леонардовский способ «зеркального» письма. Да и сами жизненные обстоятельства итальянца ди Бартини — калька с судьбы Леонардо да Винчи. «Леонардо XX века!» — восторгались его биографы. «Леонардо недовинченный!» — шипели завистники.

Очень важно понять бартиниевскую мысль о единстве однородных вещей и явлений. Все существует «одновременно» — прошлое и будущее. Тому, кто воспринимает мир таким образом, Бартини и Леонардо могут видеться одним и тем же человеком — примерно так же, как мы сознаем одной личностью ребенка, юношу и старика. Но почему одни черты демонстративно проявлялись, а другие противоречили образу? Возможно, прогрессор лишь мимикрировал под Леонардо — и тем самым путал некий ментальный след, тянущийся за ним через века. От кого же он скрывался?

На могильном камне двадцатидвухлетнего математика Эва-риста Галуа, погибшего на дуэли, вырезана эпитафия — короткая, как вздох облегчения: «Он не успел». А если бы исход дуэли был другой? Если бы Наполеон не подхватил насморк перед Ватерлоо, если бы Тесла прожил еще лет пять, если бы Эйнштейн не сжег перед смертью свою работу по единой теории поля?.. Бартини предлагал создать специальную науку для изучения исторических альтернатив — экспериментальную историю. «Эта наука будет более или менее произвольно менять судьбы некоторых идей и строить прогностические модели возможного прошлого и настоящего».

Смотрите, что получается: одно из главных действующих лиц в ефремовской «Туманности Андромеды» — историк Веда Конг. В романе «Час Быка» женщина-историк Фай Родис возглавляет звездную экспедицию, а сама история объявлена важнейшей из наук. «Я историк», — представился профессор Воланд писателям на Патриарших. Историком был и мастер — до того, как выиграл в лотерее сто тысяч и получил возможность писать роман. Даже поэт Иван Бездомный стал профессором истории!

Прогрессор Румата из повести Стругацких «Трудно быть богом» — резидент Института экспериментальной истории в инопланетном Арканарском королевстве. В одном из своих интервью А.Стругацкий рассказывал, что в первом варианте повести всемогущего министра охраны звали дон Рэбия. Анаграмма от «Берия». Осторожный редактор попросил братьев не дразнить гусей, — и Рэбия стал Рэбой. Но кто же послужил прототипом Руматы? Намек скрыт в имени «экспериментального историка»: Рум — арабское название Рима.

«Киты не могут спасти китов», — пишет Б.Стругацкий. Иначе говоря, история человечества невозможна без постоянного и целенаправленного вмешательства извне. Принято считать, что единственной целью такого вмешательства может быть ускорение — форсированная эволюция социума и технологии. Но не менее увлекательно ставить палки в колеса: тормоз необходим всему, что чересчур быстро движется. В последнем издании «Красных самолетов» И.Чутко приводит интересное рассуждение Бартини: «Ну-ка, представьте себе, что в какой-нибудь стране, да еще и в такой, где к власти прорвался очередной фюрер, родилось и с колоссальным опережением заданных историей сроков освоено грандиозное изобретение! Равновесие в мире, следовательно, пошатнулось, нарушилось, страна фюрера сразу получила огромный, возможно, решающий перевес над соседями… Что будет? Почему этого не происходит?»

Еще во времена фараонов были возможны тепловые аэростаты, планеры, артиллерия, гальванические батареи и многое другое. А сколько загадочных (и наверняка опасных) изобретений «притормозили» в XX столетии! Очень многое станет понятным, если предположить, что историю движет противоборство двух могущественных сил, не принадлежащих к человечеству — «ускорителен» и «замедлителей». Или, если угодно — прогрессоров и консерваторов… Из века в век длится эта шахматная партия: одни неустанно смазывают скрипучее колесо истории, другие охотятся за «смазчиками» и не пускают в мир новые идеи. Костры инквизиции, застенки контрразведок, услуги киллеров и газетчиков — все средства хороши, чтобы сбросить с доски чужую фигуру. 

16. КУНДАЛИНИ ДЛЯ ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА

В массовых репрессиях конца тридцатых годов трудно усмотреть какую-нибудь логику. Никто не чувствовал себя в безопасности, — ареста боялись даже самые преданные функционеры и работники карательных органов. «Фюрер» американских фашистов Анастасий Вонсяцкий писал в те дни: «Сталин уничтожил больше коммунистов, чем Гитлер, Муссолини и Чан Кай-ши вместе взятые».

Если хватали всех подряд, — историку вообще делать нечего. Психопатологический феномен. Но не была ли массовая фобия делом рук Консерваторов? Об этом свидетельствует и поразительная синхронность трагических событий, происходивших в СССР и Германии, — при диаметральной ментальности народонаселения. Об истинной направленности этого воздействия можно судить по тому. что Сталин и Гитлер питали ненависть к мистическим структурам, якобы обладающим тайными знаниями. Не случайно исследователь русского масонства Н.Берберова называет тридцатые годы «трагическими для российских братьев». Еще в начале 20-х годов Коминтерн принял постановление, запрещающее коммунистам состоять в ложах. Но известна сталинская реплика о том, что большевистская партия должна быть чем-то вроде «Ордена Меченосцев». Великий вождь прекрасно знал историю: «Орден Меченосцев», объединивший прибалтийских рыцарей церкви, «списал» свой устав у рыцарей Храма Соломона — тамплиеров. Много позже этот устав был положен в основу ритуалов масонства. А вот какой монолог записал биограф Гитлера Герман Раушнинг: