Балтийцы (сборник) - Леонид Павлов

Крейсера передают по линии на «Макаров» о количестве раненых и о полученных повреждениях.

На «Баяне» чинят паропровод и прибирают обломки. Снаряд с «Роона» пробил наружный борт и, сделав в верхней палубе огромную воронку, разорвался в батарейной, подбив 75-миллиметровое орудие и в щепки разнесши шлюпку, висевшую над местом взрыва. Осколками были пробиты некоторые паровые трубы и разорван котел со щами, заправленными с утра для командного обеда. Стряпню пришлось начать сызнова, после того, как на место был установлен запасной котел.

На корабле праздничное настроение. Командир, сняв фуражку, благодарит отца Вассиана за доблестное поведение в бою.

Радиорубка принимает донесение начальника бригады командующему флотом. Гордые успехом, все ждут внушительных и гордых слов, и потому в первый момент разочарованы скромным тоном радиограммы.

«Поручения не исполнил, – телеграфировал адмирал Бахирев командующему флотом. – Туман воспрепятствовал бомбардировке Мемеля. Ночью крейсировал около германских берегов, ожидая прояснения погоды. Получив ваше указание о наличии неприятеля в квадрате 987, лег на встречный курс в расчете сойтись с ним на рассвете. В 7 часов открыл неприятельский крейсер и миноносцы. Вступил с ними в бой, в результате которого германский заградитель „Альбатрос“, получив серьезные повреждения, спустил флаг и выбросился на берег у маяка Эстергарн. На бригаде 14 раненых. Повреждения ничтожны».

Через полчаса приносят ответное радио командующего флотом: «Поздравляю с успехом. Не увлекайтесь преследованием. Возвращайтесь в Ревель».

Крейсера идут на норд, предвкушая заслуженный отдых. Навстречу, со стороны Финского залива, подынимаются дымки. После тревоги, пробитой на всякий случай, узнают «Цесаревича» и «Славу», идущих полным ходом на поддержку крейсерам. Они окружены миноносцами, которые охраняют их от подводных лодок. Броненосцы обмениваются приветственными сигналами с крейсерами и ворочают на параллельный с ними курс.

Миноносец «Внимательный» вдруг выходит из строя и бросается в сторону. «Вижу подводную лодку», – сигналит он.

Под носом «Внимательного» огромный белый бурун. Миноносец вдруг испытывает толчок на свободной воде. Сомнений нет. Он таранил немецкую подводную лодку. В трюме обнаруживается вмятина и течь. Откачивая воду, он возвращается в строй и идет вместе с крейсерами.

На кораблях сдержанное ликование. Опасность не миновала, пока корабли в открытом море. Но все вокруг празднично и тихо. Солнце устало клонится к закату. Вечерняя заря причудливыми красками расцвечивает берега Монзунда. Крейсера поворачивают в Финский залив.

Миновал день в ореоле мимолетной славы. На кораблях все затихает. Только вахтенные маячат на своих постах да штурмана в ходовых рубках, склонивши головы над картой, освещенной узкой полоской света из лампы, задвинутой металлическою ширмой, прокладывают пеленга и курсы. Командир дремлет рядом на диване.

Среди скал у Эстергарна лежит на боку разбитый «Альбатрос». Повалены мачты. Спущен флаг. Волны вливаются в пробоины и, выливаясь обратно, уносят с собою окровавленные обломки и никому уже не нужный скарб. Сонные чайки покачиваются на волнах.

По дороге в Висби тянется длинный ряд подвод. На соломе рядами лежат раненые с «Альбатроса». Их сопровождают шведские стражники в треугольных шляпах. Печальное шествие замыкается повозкой с трупом командира.

В носовой башне

Всю ночь густой туман лежал над морем. На заре он рассеялся немного, но горизонт оставался закрытым мглистой пеленой, красноватой на востоке и дымчато-сизой в других частях.

Вокруг «Рюрика» было пусто. Бригада крейсеров, за которою он шел в кильватер, исчезла. В густом ночном тумане на «Рюрике» не заметили перемены курса, и он шел теперь совсем один.

Тем не менее ночная радиотелеграмма командующего флотом указывала на наличие в этом районе неприятельских судов. Встречи с ними надо было ждать каждую минуту.

Одновременно с утренней побудкой горны протрубили боевую тревогу. Офицеры и команда заняли свои места для приготовления к бою.

Ходившая с вечера зыбь улеглась. Мелкие волны приятно рябили в глазах бирюзовой чешуей и ласково плескались за бортом, отгоняемые широкой пенистой струей, кипевшей вокруг корабля, шедшего полным ходом.

Холодное еще солнце лениво подымалось над морем и розоватым золотом играло на белых крыльях чаек, чертивших круги в воздухе, то ниспадая на воду, то взмывая к небесам.

За отсыревшим обвесом ходового мостика видна была высокая, статная фигура командира. Он мерным, твердым шагом ходил взад и вперед, изредка прикладывая к глазам бинокль.

Боевая вахта сигнальщиков, расставленных по отдельным секторам, напряженно вглядывалась в горизонт.

У главного компаса оба штурмана, а над ними на особой площадке – дальномерный офицер.

– В каком квадрате должен быть сейчас неприятельский дозор? – спросил командир у старшего штурмана.

– В восемьсот шестьдесят третьем, если он после дачи телеграммы не изменил скорости и курса.

– А как мы?

– Подходим. Неприятель должен открыться на норд-ост: мы как раз пересекаем его курс на Данциг.

– Сигнальщикам смотреть в оба.

Сигнальщики, зябко поеживаясь в утренней сырой прохладе, усердно пытали глазами горизонт, стараясь проникнуть взором за лежавшие на нем мглистые покровы.

– Как время? – спросил командир.

– Семь часов, – ответили из рубки.

– Если не было перемен, то сейчас должен открыться. Вперед смотреть.

– Есть вперед смотреть!

За горизонтом вдруг прокатился глухой раскат грома. Небо ясное.

– С какой стороны? – спросил командир, не доверяя слуху, ибо загоризонтный гул, казалось, шел сразу отовсюду.

– С норд-веста, Вашбродь, – удостоверил сигнальный старшина.

Раскат грома повторился. Еще и еще раз.

– Это наши крейсера вступили в бой. Надо же было нам оторваться, – мрачно процедил командир.

Глухие раскаты бежали по морю, догоняя друг друга, временами давая перебои, временами сливаясь в общий гул. Было ясно, что стреляли орудия крупного калибра.

– Позвоните старшему механику. Пусть кочегары подшуруют. Надо сблизиться.

Телефонист зазвонил в машину. Густой черный дым жирными тяжелыми клубами повалил из труб.

У всех амбразур и приоткрытых броневых башенных дверей столпились люди, с жадным любопытством слушая канонаду и усиливаясь рассмотреть что-либо за туманным горизонтом.

Гулкие взрывы слышались яснее. Будто лопалось в воздухе что-то не обнимаемое ни умом, ни чувством.

…И вдруг из-за туманной завесы вырвался четкий силуэт… За ним другой.

– По местам стоять! Дальномерщики – расстояние! – громко крикнул командир, уходя в боевую рубку, сопровождаемый штурманами.

Люди исчезли из амбразур. Броневые двери, движимые невидимою силой, накатились по рельсам на свои места, плотно закрыв входы в башни. И сейчас же самые башни повернулись вслед неприятелю, точно щупальцами двигая орудиями, разыскивая цель.

* * *

Лейтенант Арчеев сел на свой боевой стул, головою под броневым колпаком, слегка выступавшим над верхним срезом башни. С удовлетворением обвел взором сверкавшие белизной стены и блестевшие надраенною медью части орудий.

– Не подгадь, сердечные! – крикнул он внимательно смотревшей на него орудийной прислуге и приложил глаза к оптическому прицелу.

– Прицел 80 кабельтов! – прокричал соответствующий номер башенной прислуги, не спускавший глаз с циферблата, приводимого в действие из боевой рубки.

Орудия с приятным зудением подняли свои жерла на соответствующую высоту.

Телефон зазвонил над ухом Арчеева. Он взял слуховую трубку.

– Носовой башне стрелять по «Роону». Головной.

– Есть стрелять по головному, – ответил Арчеев, вешая трубку.

– Наводи на головной четырехтрубный, – приказал он комендорам.

– Есть на головной четырехтрубный, – ответили наводчики.

Башенный унтер-офицер Ковальчук, внушительно поглядывая на застывших по местам людей, тихонько подошел к башенному командиру.

– Это что же – «Роон»? – вполголоса спросил он у Арчеева.

– Германский броненосный крейсер «Роон». Ходит для поддержки дозоров, – ответил Арчеев.

– Какова у них артиллерия? – спросил снова Ковальчук.

– Четыре восьмидюймовых с борта.

– Так что слабее нас.

– Слабее. Но их двое. Второй типа «Бремен». А вон… еще миноносцы.

– А, так что мы одни.

– Товсь! – приказал Арчеев.

– Есть товсь! – ответили комендоры.

Зазвонил телефон.

– Пристрелка. Стрелять только по ревуну, – сказали из боевой рубки.

«Рюрик» лег на курсовой угол, позволявший стрелять главным башням с 10-дюймовыми орудиями, и пошел на пересечку курса германским крейсерам.

Запел ревун.

– Пли! – скомандовал Арчеев.