Белая гардения - Белинда Александра

— Знаешь, — заговорила она, подергивая шнурок на шляпе, — мой муж сегодня утром не переставая восторгался тобой и говорил, как ты прекрасна. Настоящая русская красавица! — Она положила мне на колено руку. Рука была холодная, как у мертвеца, словно в ее жилах текла не кровь, а вода. — Что ты об этом думаешь, Аня? Ты в Шанхае всего день, а уже успела произвести сильное впечатление на мужчину, которого до сих пор никому не удавалось удивить!

Амелия пугала меня. Было в ней что-то темное, змеиное. Это еще больше бросалось в глаза теперь, когда мы остались с ней наедине, без Сергея Николаевича. Черные глаза-бусинки и холодная кожа свидетельствовали о том, что за добрыми словами скрывалось желание ужалить. Слезы подступили к моим глазам. Мне так не хватало матери, доброй и сильной, рядом с которой я всегда чувствовала себя свободной и защищенной.

Амелия убрала руку с моей ноги и фыркнула:

— Не будь слишком серьезной, девочка. Если ты собираешься и дальше оставаться такой несносной, мне придется избавиться от тебя.

Атмосфера на улицах Французской концессии была праздничной. Солнце сияло, женщины в ярких платьях, сандалиях и с зонтиками от солнца прогуливались по широким мощеным тротуарам. Крикливые торговцы подзывали покупателей к лоткам, забитым вышитыми тканями, шелком и кружевами. Уличные артисты приглашали людей потратить несколько минут и посмотреть на их искусство. Амелия велела рикше остановиться, чтобы мы посмотрели на музыканта с обезьянкой. Животное в красном клетчатом жилете и шляпке танцевало под звуки аккордеона. Обезьяна кружилась на месте и прыгала скорее как умелый театральный актер, а не как дикое животное, и уже через несколько минут вокруг собралась большая толпа. Когда музыка закончилась, обезьяна поклонилась. Очарованные зрители хлопали, а обезьяна бегала между ног, держа в руке шляпу для денег. Почти не было таких, кто ничего бы не положил в шляпу. Потом она проворно запрыгнула к нам в коляску. От неожиданности Амелия вздрогнула, а я вскрикнула. Обезьянка втиснулась между нами и подняла на Амелию глаза, полные обожания. Публика была в полном восторге. Амелия часто заморгала, понимая, что сейчас все смотрят на нее. Она засмеялась и поднесла к шее руку, изображая смущение, которое, я в этом не сомневалась ни секунды, было фальшивым. Потом она коснулась пальцами мочек ушей, сняла жемчужные серьги и опустила их в шляпу обезьяны. От такого проявления щедрости толпа просто сошла с ума, со всех сторон раздались восторженные крики, смех. Обезьяна бросилась к своему хозяину, но про него уже все забыли. Какой-то мужчина из толпы попросил Амелию назвать свое имя. Но Амелия, как настоящая актриса, знала, что публику лучше оставлять на взводе, поэтому, постучав носком туфли по худому плечу рикши, бросила: «Едем!»

Мы свернули с улицы Кипящего Источника на узкий проезд, известный как Улица Тысячи Ночлежек. Вся она была забита мелкими швейными мастерскими, товар которых красовался на манекенах, стоящих у дверей, а в одной витрине одежду демонстрировали живые модели. Вслед за Амелией я прошла к одному из магазинов на углу. Лестница, которая вела к двери, была такой узкой, что мне пришлось развернуться боком, чтобы пройти по ступеням. Весь магазин был напичкан блузами и платьями, висевшими прямо на веревках, натянутых между стенами. Здесь стоял такой сильный запах ткани и бамбука, что у меня защекотало в носу и я чихнула. Из-за одного ряда платьев выскочила китаянка и закричала:

— Здравствуйте, здравствуйте! Хотите купить одежду?

Но когда она увидела Амелию, улыбка исчезла с ее лица.

— Доброе утро, — сдержанно произнесла она, подозрительно глядя на нас.

Амелия указала на одну из шелковых блуз и пояснила, обращаясь ко мне:

— Выбираешь модель, которая тебе нравится, и они через день делают тебе такую же.

У единственного окна магазина стояли небольшая тахта и стол, заваленный различными каталогами одежды. Амелия неторопливо подошла к столу, взяла один из них и принялась медленно листать. Она закурила сигарету, стряхивая пепел прямо на пол.

— Как насчет этого? — сказала она, протягивая каталог с картинкой, на которой был изображен изумрудно-зеленый чонсэм с разрезом до бедра.

— Она еще девочка. Слишком молода для это платье, — качая головой, пробормотала китаянка.

Амелия хмыкнула:

— Не беспокойтесь, миссис Ву, очень скоро Шанхай заставит ее повзрослеть. Вы, очевидно, забыли, что мне самой всего двадцать пять.

Она рассмеялась собственной шутке, а миссис Ву согнутыми пальцами подтолкнула меня в сторону скамейки, стоявшей в глубине магазина. Сняв с шеи портновский сантиметр, она приложила его к моей талии. Пока китаянка снимала мерки, я стояла ровно и неподвижно, как когда-то учила меня мать.

— Зачем вы иметь дело с этой женщиной? — вдруг раздался шепот миссис Ву. — Она нехороший человек. Ее муж лучше. Но глупый. Его жена умереть от брюшной тиф, и он пустить эта женщина к себе в дом, потому что остаться один. Ни один американец не захотеть ее…

Она замолчала, когда к нам подошла Амелия с несколькими страницами, вырванными из каталога.

— Вот эти, миссис Ву, — сказала она и швырнула листки модистке. — Мы — владельцы ночного клуба, — добавила она с язвительной улыбкой, — а вы не Эльза Скиапарелли, чтобы указывать нам, что носить или не носить.

Мы вышли из магазина, заказав три вечерних и четыре обычных платья. Я решила, что большие заказы — это единственная причина, из-за которой миссис Ву терпит подобное поведение клиентки. В универмаге на улице Нанкин мы купили нижнее белье, туфли и перчатки. У входа в магазин нищий мальчишка кусочком мела рисовал прямо на дороге какие-то иероглифы. Из одежды на нем была лишь грязная набедренная повязка, а на плечах и спине виднелись красные солнечные ожоги.

— Что там написано? — спросила Амелия.

Я посмотрела на довольно искусно написанные иероглифы. Не очень хорошо зная китайский язык, я все же поняла, что этот текст был составлен грамотным человеком. Мальчик пытался поведать историю своих несчастий. Его мать и три сестры были убиты, когда японцы вторглись в Маньчжурию. Одну из сестер пытали. Он нашел ее тело в канаве у дороги. Солдаты отрезали ей нос, груди и руки. Из его семьи выжили только он сам и отец, вместе они бежали в Шанхай. На оставшиеся деньги им удалось купить рикшу, но однажды отца сбил пьяный водитель-иностранец, который слишком быстро ехал по дороге. Отец умер не сразу. У него были сломаны ноги, а на лбу зияла огромная рана, обнажавшая череп. Несчастный истекал кровью, но иностранец отказался везти его в своей машине в больницу. Другой рикша помог мальчику отвезти отца к врачу, однако было уже слишком поздно. Последние слова я прочитала вслух: «Прошу вас, братья и сестры, сжальтесь над моими несчастьями и помогите. Пусть боги на Небесах пошлют вам за это великие богатства». Мальчик поднял голову и удивленно посмотрел на меня: вероятно, ему никогда не приходилось встречать белую девочку, которая бы умела читать по-китайски. Я дала ему несколько монет.

— Так вот как ты собираешься тратить свои деньги! — воскликнула Амелия, беря меня за руку холодными пальцами. — Будешь раздавать их бездельникам, которые сидят на улицах и пальцем не пошевелят, чтобы хоть как-то устроить свою жизнь? Я бы лучше отдала деньги обезьяне. Она, по крайней мере, постаралась развлечь меня.

Мы зашли пообедать в кафе, где было полно иностранцев и богатых китайцев, и заказали традиционный суп с лапшой. Никогда еще я не видела таких людей, даже до войны, когда жила в Харбине. Женщины с накрашенными ногтями и волосами, уложенными в прически, были в фиолетовых, темно-синих или красных шелковых платьях. Мужчины в двубортных пиджаках и с тоненькими усиками выглядели так же изысканно. Когда мы поели, Амелия достала из моего кошелька деньги, расплатилась у стойки и купила себе пачку сигарет, а мне плитку шоколада. Мы вышли на улицу и двинулись вдоль магазинов, торгующих наборами для игры в ма-джонг, плетеной мебелью и благовониями. Я задержалась у одного магазина, перед которым были вывешены десятки бамбуковых клеток с канарейками. Все птицы щебетали, и я зачарованно слушала их пение. Внезапно раздался окрик. Повернувшись, я увидела двух мальчишек, которые смотрели на меня. Их лбы были наморщены, а в глазах читалась угроза. Они стояли, подняв руки и растопырив пальцы с длинными ногтями, что делало их похожими на маленьких хищных зверьков. Я вдруг почувствовала резкий неприятный запах и поняла, что их руки вымазаны экскрементами.

— Давай деньги, или мы вытремся о платье, — заявил один из них.

Поначалу я подумала, что ослышалась, но мальчишки придвинулись ближе, и я засунула руку в карман, чтобы достать кошелек. Уже в следующее мгновение я вспомнила, что отдала его Амелии. Я огляделась по сторонам, но ее нигде не было видно.