Сталинградский рубеж - Николай Крылов

В телеграмме, посланной командующему фронтом, докладывалось о состоянии войск армии, которые вели тяжелые сдерживающие бои на правом фланге (в дивизии Баринова было всего 1600 штыков), и делался вывод, что для уничтожения противника, переправившегося на восточный берег Дона, наличных сил пехоты недостаточно. Командарм вновь просил разрешить ему снять со среднего обвода два остававшихся там полка 87-й дивизии или ввести в бой сосредоточивавшуюся севернее 35-ю гвардейскую. (Теперь-то, конечно, ясно, что и этого было уже совершенно недостаточно. Но мы, повторяю, еще не знали, как стремительно наращивал враг свои силы на левом берегу.)

Ввести в бой полки 87-й дивизии командующий фронтом разрешил, с тем чтобы их позиции на среднем обводе заняла 35-я гвардейская. Лопатин немедленно соединился с комдивом 87-й полковником Казарцевым и предупредил о новой задаче, о том, что с письменным боевым распоряжением выезжает офицер связи. К утру вся 87-я дивизия должна была выдвинуться к внешнему обводу, в район Вертячего, где уже сражался один ее полк.

- Приказ хозяина, - с нажимом произнес Лопатин, чтобы у Казарцева, подчинявшегося до сих жор непосредственно командованию фронта, не возникало липших вопросов. И, заканчивая разговор, напомнил: - Марш - в расчлененных порядках, батальонными колошами.

Эта обычная в прифронтовой полосе мера предосторожности сберегла в тот раз немало жизней.

Однако предвидеть, что полки Казарцева не смогут дойти до своих новых позиций, а 35-я гвардейская дивизия не успеет вовремя сменить их на прежних, мы не могли. Никто не знал, каким днем станет наступавшее 23 августа, когда общее положение под Сталинградом изменилось резко и грозно.

* * *

Едва рассвело, до армейского КП со стороны Песковатки донесся гул бомбежки. Даже находясь в двадцати пяти километрах, нетрудно было определить, что этот бомбовый удар по боевым порядкам наших войск, державших оборону вокруг неприятельского плацдарма, сильнее всех прежних.

Вскоре стали поступать донесения о том, что с южного края плацдарма немецкие танки и пехота пытаются наступать в направлении Карповки. Существенно продвинуться им тут не дали, а затем стало ясно, что эти атаки лишь вспомогательные, отвлекающие. Главные же ведутся севернее и нацелены почти прямо на восток, к Волге.

Связь с 98-й дивизией Баринова (все это происходило в ее полосе) быстро оборвалась. Что оборона дивизии рассечена танковым ударом и что большая часть ее отрезана от нашей армии, выяснилось позже, когда в тот район добрались представители армейского штаба.

О том, что большая группа немецких танков - не менее ста - и двигавшаяся за ними мотопехота достигли у Малой Россошки среднего оборонительного обвода и пересекают его (задержать их там было некому), воздушная разведка донесла командованию фронта раньше, чем узнали об этом мы в штабе армии. При этом к донесению, основанному на визуальных наблюдениях летчика, в первый момент отнеслись, как мне потом рассказывали, с некоторым сомнением: столь глубокий прорыв врага показался почти невероятным.

У нас же в штабе какое-то время считали, что противник лишь вклинился в оборону дивизии Баринова. Было тревожно, как всегда бывает, когда обстановка где-то осложнилась и пока неясна. Но была и надежда, увы, совершенно нереальная, более или менее быстро восстановить положение. Рассчитывали, что вот-вот к переднему краю подоспеют полки Казарцева. Однако и они не давали о себе знать.

Между тем передовые части немецкого танкового корпуса пересекли все междуречье (в этом месте - шестьдесят с небольшим километров) и во второй половине дня 23 августа вышли на берег Волги близ северной окраины Сталинграда, в районе поселков Латошинка и Рынок.

Об этом мы в Карповке узнали тоже не сразу. Сперва собственными глазами увидели другое: в пятом часу вечера через линию фронта пролетели на восток сотни фашистских бомбардировщиков. Их целью мог быть только Сталинград. И скоро там, где он находился, вздыбилась, раздаваясь вширь и ввысь, стена черного дыма. По степи прокатился глухой грохот несчетных бомбовых разрывов.

Меньше трех месяцев назад те же бомбардировщики Рихтгофена у меня на глазах превращали в развалины Севастополь. Теперь 4-й воздушный флот вермахта получил приказ испепелить другой советский город.

Сталинград скрывался за горизонтом, мы видели только дым чудовищного пожарища. И этого было достаточно, чтобы представить масштабы разыгрывающейся трагедии, понять, что такого Сталинграда, какой я видел несколько дней назад, - с напряженно работающими заводами и оживленными улицами, с кварталами глядящихся в Волгу новых высоких зданий и уютными садочками на окраинах - больше нет.

Было неимоверно тяжело. Наверное, это чувство испытывал каждый, кто стоял в тополевой посадке у блиндажей армейского КП. Но на одного человека я невольно обратил внимание - незнакомый мне тогда немолодой уже командир с двумя шпалами в петлицах от волнения прямо посерел.

- Что с вами, майор? - вырвалось у меня.

- Гибнет мой родной город, товарищ генерал, - глухо ответил он.

- Ваша семья сейчас там?

- Точно не знаю...

Майор из запаса Александр Иванович Акимов, сталинградец родом и многолетний председатель Камышинского райисполкома, стал в дальнейшем одним из моих близких сослуживцев. Ведая в армейском тылу доставкой боевым частям горючего, он был тесно связан по работе с оперативным отделом штарма, а когда у нас не хватало офицеров связи, выполнял далеко не снабженческие задания.

Акимов принадлежал к тем запасникам, которых мобилизовали на усиление армии еще в предвоенные месяцы. Войну он встретил у западной границы и вот оказался в войсках, защищавших его родной город. Нетрудно представить, что он должен был пережить за трагическое двадцать третье августа, когда гитлеровцы варварски сожгли Сталинград.

* * *

Что и как произошло в этот день в самом городе, до нас доходило постепенно. Но ради последовательного изложения событий, вероятно, следует рассказать об этом сразу.

Если глубокий прорыв вражеских танков с плацдарма у Дона к Волге оказался непредвиденным для армейских штабов, то еще более неожиданным явился он для жителей Сталинграда, для городских руководителей. Потом товарищи из горкома партии вспоминали, как они не сразу поверили секретарю Тракторозаводского райкома и директору Сталинградского тракторного завода (СТЗ), когда те один за другим сообщили по телефону, что фашистские танки появились в трех километрах от Тракторного...

Рабочие, стоявшие у станков и конвейеров, знали, что фронт недалек и там ждут их продукцию. Однако вряд ли кто из них мог подумать, что еще до конца смены им самим придется взяться за оружие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});