Серебряная свадьба - Мейв Бинчи

Хелен несколько раз переходила с места на место, пока не попала к св. Мартину. Ей понравилось работать с сестрой Бриджид в ее центре. И больше всего привлекало то, что Бриджид предоставляла ей абсолютную свободу действий, лишь изредка заглядывая посмотреть, как идут дела. Таким образом, Хелен почувствовала себя нужной и умелой, а значит, и готовой стать полноправным членом монастырского сообщества.

Хелен полагала, что обеты послушания, бедности и целомудрия не составят для нее никаких проблем. Ей не нравилось устанавливать собственные законы и создавать новые правила, она предпочитала следовать правилам уже установленным и устоявшимся. Ей не нужны были деньги на яхты или драгоценности, она только смеялась, когда кто-то упоминал о подобных вещах. И целомудрие. Она была уверена, что в этом заключено ее призвание. Ее собственного, весьма скромного опыта оказалось вполне достаточно, чтобы окончательно утвердиться в этом мнении.

Хелен приходилось работать на кухне, когда наступал ее черед быть «прислугой». Бриджид не нравилось это слово, хотя в наше время ничего оскорбительного в нем нет.

Она вздохнула — вечно она понимает все не так, как другие, — и вошла в двери монастыря св. Мартина. В этом месяце была очередь сестры Джоан «работать по дому», как Бриджид предпочитала говорить. Джоан закричала из кухни, как будто заранее знала, кто пришел:

— Ты как раз вовремя, Хелен! У меня есть для тебя поручение.

Вздрогнув, Хелен вспомнила, откуда взялся тот пустой полиэтиленовый мешок, что свободно болтался у нее в руке по дороге к дому. Она обещала забежать на рынок и купить по дешевке остатки продуктов, которые торговцы не сумели распродать в течение дня. Хелен совершенно об этом позабыла, а ведь именно потому она и очутилась в районе дешевых лавочек, где встретила своего пьяного соотечественника, которому помогла утопить остатки разума. Ей дали три фунта на овощи. А она потратила их на выпивку для алкоголика!

— Присядь, Хелен, это еще не конец света, — сказала Джоан, которая, не успев ознакомиться со всеми подробностями, ухватила основное — рассчитывать на овощи уже не приходится. — Присядь и утри слезы. Я приготовлю тебе чашку чая, как только закончу мыть картошку. Сегодня у нас будет картошка в мундире и немного сыра. Всем хватит.

Несса устала. У нее выдались на удивление тяжелые сутки. Одна восемнадцатилетняя мамаша весь день проплакала в углу, пока ее историю обсуждали социальные работники и полицейский. Благодаря Нессе ее ребенок будет жить. Но что это будет за жизнь?

Два дня она не показывалась в приюте, и Несса забеспокоилась. Дверь в многоквартирном доме, где жила девушка, как всегда, была открыта, и только Несса вошла, она тут же обнаружила Саймона, ползущего по отвратительно грязному коридору. Повсюду были разбросаны винные и пивные бутылки, пахло мочой, валялись сломанные велосипеды и корзинки с торчащими прутьями. Саймон уверенно полз по направлению к открытой двери. Через минуту он мог оказаться на улице и попасть под первый попавшийся автомобиль или мотоцикл. Ребенок запросто мог погибнуть.

Но раз уж он жив, пришлось обработать дурно пахнущие раны на его теле. Были сделаны противостолбнячные прививки, а ушибленный глаз, к счастью, уцелел.

Мать не била его, в этом Несса была совершенно уверена, но она была слишком легкомысленна, чтобы следить за ребенком. А ведь кому-то надо за ним ухаживать, когда его выпишут из больницы. Еще долгое время он будет нуждаться в заботе. И это должна была быть настоящая забота, забота с большой буквы.

Несса была совершенно не в настроении слушать объяснения Хелен и смотреть на ее слезы. Она оборвала ее достаточно быстро:

— Итак, ты опять забыла про овощи. Ну и что? Успокойся, Хелен. Так будет лучше.

— Это я во всем виновата. Я не хочу, чтобы вы обвиняли сестру Джоан.

— О Боже мой, Хелен! Ну кто же в здравом уме будет обвинять сестру Джоан или какую-нибудь другую сестру? Прекрати сейчас же!

Это было одно из самых резких замечаний, прозвучавших когда-либо в доме св. Мартина, признанном центре мира и согласия.

Сестра Джоан и сестра Морин потрясенные смотрели на Нессу, поднимавшуюся по ступеням с бледным лицом.

Хелен уставилась на всех троих и снова разрыдалась.

Сестра Бриджид, казалось, не замечала возникающих иногда столкновений. Когда-то Хелен считала это недостатком безупречного во всем прочем характера, но позже поняла, что в этом проявляется благословение Божие, возможно, Бриджид даже развивает его в себе специально. Когда все они сели за стол, склонив головы и слушая, как сестра Бриджид благословляла трапезу, не было высказано ни одного намека на красные глаза Хелен. Никто не подал виду, что заметил, будто лицо у Нессы бледное и расстроенное; наоборот, все только заботливо передавали им соль, хлеб и улыбались, может быть, чаще, чем обычно. Все одиннадцать женщин, включая Бриджид, невозмутимую мать-настоятельницу, никогда не пользовавшуюся этим титулом. Она была очень сурова с Хелен, когда та называла ее преподобной матерью.

— Но разве вы ею не являетесь? — робко пыталась возражать Хелен.

— Все мы здесь — сестры; это община, наш дом, а не учреждение, где установлены степени или отличия.

Было не просто усвоить это поначалу, но три года спустя Хелен почувствовала, что заслужила право жить в Доме. Покусывая губы, она смотрела на десятерых женщин, болтающих друг с другом во время нехитрой еды. Тем более нехитрой, что она позабыла про овощи.

Они спокойно разговаривали о работе, которую выполнили в течение дня, о поучительных или забавных случаях, о возможности кому-то помочь здесь или предупредить беду там. Бриджид говорила, что не следует приносить свои заботы к общему обеденному столу или даже просто в дом, иначе св. Мартин будет погребен под тяжестью всех переживаний этих работниц социального дна. Да и сами они будут слишком удручены, чтобы продуктивно работать, помогая людям преодолевать их горести. Каждой из сестер нужен отдых, время, для того чтобы прийти в себя. О роскоши замкнутой жизни в стенах монастыря, к которой привыкли монахини предшествующих поколений, они не могли даже и мечтать. Правда, у них не было и той ответственности и обязанностей по дому и семье, которыми связаны в миру замужние женщины. Им не приходилось заботиться о собственных детях, у них не было тесных связей и отношений с людьми за монастырскими стенами. Иногда Бриджид говорила, что маленькие монашеские сообщества, подобные общине св. Мартина, идеально приспособлены для служения постоянно возрастающим нуждам лондонского люда. Единственное, чего она опасалась и о чем постоянно предупреждала сестер, это чрезмерное погружение в себя или, напротив, в пучину повседневной суеты; и то и другое могло замутнить чистоту их религиозного служения, потому что помощь ближнему зачастую становится в этих случаях как бы самодостаточной.

Хелен оглядела лица сестер: кроме Нессы, которая по-прежнему выглядела не слишком хорошо, с остальными все в порядке. Случайно услышав их застольный разговор, и не подумаешь, что многие из них провели сегодняшний день в судах или полицейских участках, центрах для безработных или тайных пристанищах бездомных.

А как было приятно, когда все рассмеялись, выслушав ее рассказ о старой мешочнице, которая заявилась к ним в это утро и потребовала, чтобы ей дали пальто. В обязанности Хелен входили сортировка, чистка и мелкий ремонт одежды, которую жертвовали для бездомных. Одна солидная прачечная изредка позволяла им бесплатно пользоваться стиральной машиной при том условии, что все остальные ее клиенты никогда в жизни не узнают о том, чьи вещи стираются там вместе с их бельем.

Старуха была очень настойчива:

— Только не зеленое, сестра; зеленый цвет всегда был для меня несчастливым! Нет, это красное чересчур кричащее, в мое время только женщины определенного сорта ходили в красном. Мне нравится розовато-лиловый с сиреневым отливом. Нет? Ну, хорошо, давайте остановимся на коричневом. Раз у вас нет ничего более радостного по случаю наступления весны. Очень жаль, — последовал тяжелый вздох. Хелен Дойл изобразила ту женщину так живо, что все присутствующие почувствовали себя участниками сцены.

— Тебе бы в театре играть, Хелен! — восхищенно воскликнула Джоан.

— Может быть, когда-нибудь так и будет, — невинно заметила Морин.

Хелен помрачнела:

— Но почему? Ведь мое место — здесь. Почему никто из вас не верит, что я хочу остаться? Я присоединюсь к вам, как только вы мне это позволите. — Губы Хелен предательски задрожали.

Сестра Бриджид поняла, что пора ей вмешаться.

— Ну, и как она выглядела, та старушка, в коричневом пальто?

С усилием Хелен вернулась к рассказу о забавной нищенке. Еще ей нужен был шарф, что-нибудь в тон к пальто, как она выразилась, как будто была в магазине дамских аксессуаров или в модной лавке.