Калейдоскоп миров (сборник) - Дмитрий Королевский

Разноголосый хор жутких голосов сыпал на меня проклятья. Я чувствовал, как дико бьется сердце, которое уже остановилось сегодня, а сейчас в моем теле снова есть жизнь. Почему так, что со мной происходит? Я оглянулся, тяжело дыша, и меня затрясло. Только сейчас я осознал и увидел, насколько жертв распространилось мое отмщение. Они шли, припадая на ломающиеся конечности, ползли, цепляясь за кусты, с уже «вставленными» головами и без них, и их было много, действительно много. Превозмогая боль в груди, едва передвигая ватные ноги, я снова побежал. И, о чудо, спустя минуту почувствовал, как мне становится легче. Мертвые проститутки прилично отстали, а я несся, словно молодой парень, а не пятидесятилетний сто двадцати килограммовый жлобина. Второе дыхание? Может, и оно, но это не важно, главное, как можно дальше от этого места, от этих жутких оживших мертвецов! Дивясь самому себе, я гнал вперед, пока вдруг ноги не зацепились за что-то в темноте. Натыкаясь на голые ветви, я кубарем полетел сквозь низкорослый кустарник. Вскочил, и по новой упал. Да что же такое, я непонимающе посмотрел на невероятно длинные колошины брюк, что сползли к ботинкам и мешали бегу.

– Черт! – От произнесенного имени этого дьявольского отродья я вздрогнул, перед глазами всплыл отчетливый образ Проводника. – Что за хренотень творится?

Последние слова я произнес, не узнав собственного голоса, он был слишком высок, и мог принадлежать только ребенку или же женщине! Не веря собственным глазам, я оглядел себя. Вывод был шокирующим – я ребенок! Вот почему мне было легко бежать, я молодел, а значит, худел и уменьшался. Снимая ставшую большой и неудобной одежду, несмотря на холод осенней ночи, я оглядывал посиневшие тонкие ручки и ножки, на вид мне было лет семь, восемь, не больше. Быстрей, быстрей, освободиться от мешающей бежать одежды, и прочь, прочь из леса.

Прижав рукой ставшие неимоверно большими трусы, я выпрыгнул из кустов, но было поздно. Тихо подкравшаяся мертвячка возникла на пути, словно призрак. Один мощный удар, и я понимаю, что лежу на влажной листве. Теплые струи текут со лба, заливая лицо, это кровь, и от нее щиплет в глазах.

– Мы же предупреждали тебя, не уйдешь от нас! – проскрипело над ухом. – Быстрей, девочки, наш несостоявшийся клиент требует прелюдии.

От жуткого непонимания и такого же страха я заорал, все еще дивясь собственному голосу. Однако холодная рука, сжавшая мое тонкое горло, быстро воспрепятствовала этому. Боль, возникшая сразу во многих местах моего тела, нахлынула одурманивающей волной. Меня рвали руками, кусали, смачно причмокивая, а я не мог ничего поделать. Последнее, что я почувствовал, это был кишечник, который методично, метр за метром, вытягивался из моей брюшной полости сквозь рваную рану на животе.

– Сука! Мразь поганая, ты где опять шлялась всю ночь?!!

Этот, вызывающий дрожь во всем теле, голос, от которого ладони становились мокрыми и липкими, я узнал бы из миллионов. Я рывком вскочил.

– Тсссыы! – приставив когтистый палец к пятаку, протянул черт. – Ты же не хочешь, чтобы он тебя услышал?

Мое невероятное омоложение, и даже ожившие жертвы в лесу, которые рвали и терзали меня, да все, что угодно, но такого я никак не ожидал.

Темная, с обшарпанными обоями и никогда невыветривающимся запахом курева и перегара, кухня однушки. Покосившийся кухонный гарнитур и вечно капающий кран, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками стол (за которым, деловито закинув ногу на ногу, расположился Проводник), вот он, дом! Даже в самом жутком ночном кошмаре я не мог вообразить, что когда-то снова увижу это проклятое место. Место, где, живя с родной матерью шлюхой и отчимом психопатом, я чувствовал себя как в аду.

Я взглянул на себя, все такой же маленький, сижу, поджав ноги, в сдвинутых между собой, пропитавшихся мочой креслах. Моя «уютная» коечка в не менее «уютной» детской, что ж, все, как и прежде!

– Зачем? – задаю я единственный вопрос, слыша звонкую пощечину и отборный мат, вырвавшиеся из светлой полоски не до конца закрытой на кухню двери. Это отчим Сергей снова воспитывает мать.

– Когда ты сам найдешь все ответы, в том числе, и на этот вопрос, ад раскроет пред тобою врата! – сверкнув глазами, произнес черт. – А посему, быть тебе между мирами еще долгое количество времени!

– Как это – между мирами?!! Кто я теперь?!! Я же умер, вышел из тела?! Я это сам видел, а потом вдруг опять почувствовал себя живым! Что происходит, и почему я ребенок? – с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, зашептал я. – Ответь, я прошу тебя?

– Ну, ну, ну, ты еще заплачь, и это наш беспощадный Головорез! – черт хрипло рассмеялся, и я в страхе взглянул на неприкрытую дверь. – Не бойся, он меня не слышит и не видит, а вот тебя – да.

За занавешенным рваной простыней окном была ночь, и яркая луна освещала довольную рожу Проводника, он театрально выждал и начал:

– Ты когда-нибудь слышал о неупокоенных душах, о тех, кого не приняли ни в ад и ни в рай? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – На то, конечно, имеются свои причины. Так вот, буду предельно краток, ты один из них, оставшийся между мирами, неупокоенный!

– И как долго это продлится?

– Все зависит только от тебя! Месяц, год, а может, и тысячу лет, знавал я и таких.

– А что, что я должен сделать? – заикаясь, начал я, не думал, что когда-нибудь буду жутко переживать из-за того, что не могу попасть в ад. – Ответь, не томи?

– Во-первых, раскаяться в свершенных тобою деяниях, а во-вторых, ответить честно, прежде всего, самому себе, что, собственно, послужило тому, что ты стал таким? Правильно: шлюха мать, зверь отчим, вечное потакание, что ты не такой, как все, со стороны сверстников, обида на весь, не понимающий тебя мир! Пока я вижу все это у тебя в мозгу, для тебя закрыт даже ад! Ты давно исчерпал свой лимит «допустимого зла»! Как и у каждого смертного в твоем мире, он у тебя свой, исходя из тех личных жизненных ситуаций, побудивших тебя на тот или иной жестокий шаг.

– А ты, твоя роль здесь какая? – спрашивая шепотом, я на минуту забыл, что, несмотря на оставшийся взрослый разум, снаружи я ребенок, но, уронив взгляд на ноги, внутренне похолодел.

– Я слукавил немного, сказав, что все зависит только от тебя… – Проводник вдруг замолчал, лицо его исказила ужасная улыбка-оскал. – Как тебе такая тавтология, а? «Лукавый немного слукавил», по-моему, прикольно звучит! Ну, да ладно, немного о себе. Быть Проводником – это лишь одна из моих ролей, вторая – это наставничество, подготовка твоей мечущейся меж мирами души к царству тьмы. И тут уже моя власть над тобой безгранична, я решаю, как мне быть с тобой, выбирая по своему собственному усмотрению психологически-физическую пытку, через которую ты все поймешь и осознаешь! Детский возраст выбран мной неслучайно, в том возрасте ты был особенно уязвим, а страх ребенка по-своему уникален! И это ты сейчас вспомнишь!!!

От последней фразы заложило уши, я моргнул, а черта как и не бывало. Дверь на кухню скрипнула, отворяясь, на пороге, едва стоя на ногах, возник отчим, в его руках болтался кожаный ремень.

– Что, сученыш, не спится, сейчас я тебя немножко воспитаю, глядишь, из тебя и человек получится! – заорал он хрипло, и, качнувшись, двинулся ко мне.

Кровь с молоком

– О-о-о! Толян! Братишка ты мой родной, сосед мой ненаглядный! А я вот сижу, дожидаюсь тебя, понимаешь!

Анатолий притормозил около лестницы, ведущей на второй этаж, где расположился грязный, пропахший неизвестно чем, небритый и растрепанный сосед Гришка Воробьев.

– Сосед! – Гришка привстал, запах месячного перегара ударил в нос Анатолия. – Сосед, выручи, сосед!

Гришка приложил ладонь к заляпанной белой майке, которая в данный момент напоминала ни что иное, как половую тряпку. «Снова выручи-спаси, – со злостью подумал Анатолий. – Третий раз за день попадаю в эту ситуацию: сначала нищий в переходе, пацаненок на рынке, а теперь вот.… Хватит! Надоели, прилипалы! Хватит!!! Что я им, сбербанк, что ли?! Что, я, эти деньги кую?! Двенадцать часов вкалываешь, каждую копейку бережешь, грузчик – это совсем не бухгалтер, а они, сволочи, пьют беспробудно, а потом еще выручи Толян, спаси, помираю!» Анатолий почувствовал, как кровь прилила к голове, им овладела жуткая ярость. Он отшвырнул пьяного соседа в сторону и стал подниматься по лестнице.

– Эй, Толян, ты чего? – Гришка, спотыкаясь, бросился за ним. – Обиделся, что ли? Сосед, не обижайся!

Анатолий молча поднимался на второй этаж, раскачивая полиэтиленовым пакетом с продуктами.

– Толян, постой! Я же не хотел! Ну, я, это… проснулся, дурно что-то стало, думаю, пойду к соседу, он меня всегда выручает!

Анатолий остановился возле двери, залез в карман брюк, достал ключи, сунул их в замочную скважину, сделал поворот.

– Сосед! – Гришка, запыхавшись, взял его за руку. – Ты извини, если что-то не так! Ну и, это, как его, ну… – он сморщился, отчего постарел еще лет на десять. – Ну, займи, пожалуйста, Толян, выручи, не могу, с похмелья помираю!