Грезы Хорб-ин-Тнес - Сергей Шуба

И тут он услышал хорошо знакомый скрип. С таким скрипом вырывают меч из новеньких кожаных ножен.

– Не подходи! – завизжал тот же голос. – Изрублю!

Теперь он слышался откуда-то сверху, но не так уж и высоко. Клинок со свистом резал воздух.

– А-й-я-а! Оно ломится в камеры! Помогите! Не подходи! Не подходи!

В миг просветления Альтестейну стало ясно всё: там, у заветной двери, орёт провинившийся стражник, который ополоумел от страха перед ним, Альтестейном! Ведь это он задел какие-то цепи и «стучался» в решётки.

«Варвар» бесшумно побежал на голос. Стражник уже охрип от крика. Это от него так несло вином. Видно, натворил что-то с перепою, вот его и сунули сюда, проветриться. Стражник, вероятно, сделав слишком длинный выпад, поскользнулся и с диким воплем прогрохотал по ступенькам. Альтестейн, бывший уже на полпути к нему, взвился в воздух и приземлился прямо на грудь воина. Хрустнули кости и стражник обмяк, что-то хрипло вскрикнув перед смертью. «Варвар» осторожно пошарил вокруг него, ища меч. Холодный клинок оказался под пальцами как раз тогда, когда Альтестейн шестым чувством уловил: что-то меняется. Он вскинул голову и увидел: наверху в щель пробивается полоска света. Щель росла бесшумно, за ней переговаривались. Альтестейн подскочил к отверстию, прикрыв лицо локтем и испуская бессвязные вопли, стал протискиваться наружу. «Варвара» встретили громким смехом и криками.

– Что-о, жабья рожа, штаны намочил?

– Заговорил, отродье паршивого шакала, как только страх за усы взял…

– Э-э, парни?..

Тот, кто это сказал, погиб первым, так как стоял ближе всех, и первым увидел искажённое яростью лицо чужака. Альтестейн крутанулся на пятках, и окровавленный клинок собрал новую жатву. Стража, несомненно, не самая худшая во всем дворце, потеряла драгоценные мгновения и трёх воинов, а тут ещё самый молодой – смуглокожий житель провинции Вэранси громко выкрикнул: «Колдовство!» – и оставшиеся дрогнули. «Варвар» ещё два раза рубанул наотмашь и краем глаза успел заметить как те, кто оказался у него под боком стремительно выбегают из комнатки. «Сейчас поднимут тревогу – и мне конец!» Самого последнего он прикончил метнув кинжал – быстроногий охранник находился уже в двадцати шагах и мчался так, будто был младшим братом джейрана.

Сердце грохотало в ушных раковинах, дыхание сбилось.

Теперь можно оглядеться, что он и сделал. В такой суматохе «варвар» не догадался оглушить хотя бы одного стражника и по-прежнему не мог сориентироваться. Альтестейн прошипел ругательства, стал быстро стаскивать тела и подтирать кровь плащом, сорванным с убитого. Всех мертвецов он отправил вниз по лестнице и теперь стоял, прислушиваясь и размышляя. Во имя безопасности во дворце не носили шлемов с глухим забралом, так что полностью замаскироваться всё равно не удалось бы.

Воспитанник Лехема догнал их, когда скалы выступили из темноты и нависли, заслоняя небо.

– Сахеби желает говорить с вами, господин, – почтительно склоняя голову, юноша бросил быстрый взгляд на орлиный профиль туэркинтинца.

Газан, едущий чуть впереди, остановил своего верблюда.

– Что ж, – сказал Альтестейн, – почему бы и не поговорить. Мы будем ждать здесь. Кее’зал, кликни моих арагнашцев.

Хулагид медленно подал назад своего коня, не веря, что «варвар» отказывается следовать за ним, а потом развернул его и умчался в ночь.

Кутаясь в плащ, Альтестейн заметил, как проводник стреножит своего нара и заставляет лечь на песок. Сам он неторопливо подходит к «варвару».

«Что же рыжий мой не храпит, не злится? С каждым часом колдун всё лучше овладевает телом бедняги».

– Правда ли, что единственное, чего не могут возвращённые, это нормально улыбаться? Бог лишил их радости, оставляя страдать у своего праха.

Газан заклокотал под бурнусом, что можно было воспринять как смех. Рыжий наконец-то сделал попытку отпрянуть, но Альтестейн сдержал его порыв.

– Ты наблюдателен, чужак, и склонен думать. Я отвечу тебе, раз обещал. Смотря какие возвращённые, и смотря сколько у этих возвращённых желания.

– Ты сохнешь. Днём ветер и солнце выпивают твою жизнь и превращают в мумию, – удивляясь сам себе, снова сказал Альтестейн. – Ты тратишь силу на то, чтобы выглядеть как человек, и на своего верблюда, чтобы держать его в повиновении. Как скоро тебе понадобится жертва?

– Они выпивают не мою жизнь, а иссушают это бренное тело, как иссушают и вас также. Жертву я возьму в Ахеле, ты и сам это знаешь, – проводник замедленно покрутил головой. – И скажу тебе ещё. Я знаю, что ты меня обманул. Твой медальон ввёл меня в заблуждение.

– Но ты поклялся, – хрипло сказал Альтестейн. Высоко над ним разгорались звёзды, высвечивая фигуру Газана и мрачный пейзаж вокруг.

– Я поклялся, да. Наши слова стоят дороже, так как мы уже знаем ужас перевоплощения. Не бойся, я всего лишь предлагаю пересмотреть условия договора.

– Нет. Мы войдём в Ахель, и только тогда будем говорить, если ты захочешь.

– Я понял твой разум, человечек. С каждым днём я всё больше узнаю́ эту жизнь, эти правила и обычаи. Скоро я буду читать тебя, как открытую книгу, и никакой амулет тебе не поможет. Я ещё подойду к тебе.

На миг что-то иное толкнуло Альтестейна в грудь, и он понял, что смотрит на мир изжёлта-чёрными глазами. Это двуцветное видение заставило «варвара» содрогнуться. «Его можно убить! Его можно просто развеять вот так…». – он вцепился в луку седла побелевшими пальцами. «Это не моё, не моё. Я должен ждать, ждать сейчас, у меня был безупречный план, план без изъяна, если его можно убить, значит, можно подождать. Не всё ли равно – когда?»

Убывающая луна залила дюны призрачным светом. Мертвенно-белые утёсы угрожающе щерились провалами темноты. Альтестейн оглянулся назад и увидел подъезжающих Львов в сопровождении двух десятков пиурринов. Львов было семеро. Он знал, что они хотят сказать ему, и потому незаметно глубоко вдохнул. Дыхание – это жизнь. Холодный воздух.

– Мы приехали к тебе, гирдман, – сказал Лехем, не обмениваясь приветствиями, – и хотим знать, что ты будешь делать дальше. Ахель близко.

– Вы возьмёте наших верблюдов и лошадей, и двинетесь в обход с южной стороны. Газан проведёт моих воинов прямым путём. Мы дождёмся следующей ночи, захватим пленника, выясним у него всё и дадим вам знак.

– Мы – солдаты шахиншаха, а не какие-то гор нами, чтобы нападать ночью.

Эти керкеты побегут в свои паучьи норы, увидев, кто идёт на них. Я говорю так: мы обходим утёсы с севера, что быстрее, и по широкому проходу быстро въезжаем в оазис. Они и не поймут, в чём дело. Вы держите южный проход, если успеете подойти, конечно.

Альтестейн безучастно молчал, и слышно было, как звякают уздечки в тишине, когда та или иная лошадь встряхивала головой.

– Ну, что ты молчишь, гирдман? Ты боишься не успеть увидеть, как они уносят ноги? Тогда можешь поехать с нами.

«Варвар» поднял голову и поискал взглядом Кее’зала. Потом посмотрел на Грэма и Сииса, что сидели, сгорбившись, в волчьих шкурах, поглаживая свои блестящие топоры.

– Сахеби Лехем, скажи мне, – произнёс он, перекатывая в пальцах колечко, так, чтобы все видели его в лунном свете, – скажи мне, чем карается непослушание в войсках шахиншаха? Кто я для тебя: презренный гирдман без роду и племени, или голос его и воля его?

Сахеби сглотнул и осторожно слез с коня:

– Ты воля Светлейшего и голос его.

Альтестейн затылком чувствовал взгляд Газана, стоящего в стороне и разминающего шею своему верблюду. Он услышал взволнованный голос воспитанника:

– Я готов взять на себя вину, господин!

По-видимому, юный должник рода Лехема ухватился за шанс расквитаться за всё.

– Что у тебя в руках?

– Это пильга, господин. Мы выпускаем его в минуту опасности, и он приводит помощь.

– Значит, у вас там сейчас самка и он полетит к ней, а не домой?

– Да, господин.

– А если надо отправить весть назад?

– То мы выпускаем её, а не его. Он полетит следом.

– Хорошо. Ты выкупишь жизнь сахеби, и вот как сделаешь это. Мне нужны два десятка Львов, которые заберут наших коней и пригонят их к вам, и твоя пильга. Трое вернутся к своим, а сахеби и остальные побудут с нами. Вы пойдёте южным путём, и будете ждать, пока не прилетит птица. Это значит, что мы откроем вам ворота. Надеюсь, не надо говорить, что скалы должны быть у вас дымкой на горизонте, а пост у колодца лучше обойти.

Альтестейн посмотрел на остальных Львов. Пятеро сотников. Мужи, чьи отцы помнили ещё запах свободы, волю идти куда хочешь, сражаться за свою землю и честь. Кто из них более разумен и предан империи, а вернее, своему слову, которое они все давали, идя на службу к шахиншаху?