Литературная Газета 6543 ( № 8 2016) - Литературка Литературная Газета

гуляет по стене геккон.

Не пей вина, душа-Гертруда,

спокойно постигай закон:

пусть вместо хлеба ломтик лайма

на завтра выпадет – крепись

и красоту помножь на тайну,

сложи небытие и жизнь,

сойдя с горы, замкнись в пещере,

уйми сомнения огни.

Тебе готовит ужин щедрый

тот, кто законы отменил.

Пророк всё равно возвратится

Пророк всё равно возвратится

Литература / Поэзия

Медведенко Андрей

Теги: современная поэзия

* * *

Вот и снова в чувственном азарте

тишина разносит птичью трель.

Каждый день в сражении за завтра

обретений полон и потерь.

И борьбой пронизанный насквозь,

край родимый бьёт весне поклоны.

Аромат цветущих абрикос

лоджии освоил и балконы.

Грани зла и подлости стирая,

тянет в неразгаданную высь.

Там, где чувства берега теряют,

мало что решает здравый смысл.

* * *

С ветром дождь промчался, будто кони

по степи полынно-голубой.

В отрешённой сумрачности клёны

шелестят задумчиво листвой.

А по небу блекло и туманно

звёздная дорожка извилась.

И совсем запутанно и странно

с радостью печаль переплелась.

Опустилось к речке надвечерье.

Тишина сторонку обняла,

где как символ древнего кочевья

деревянной церкви купола.

Перед ней стою, как на поверке.

Сам Господь мне прямо в душу зрит.

И калина, словно староверка,

в пламени плодов своих горит.

* * *

Не счесть в человеке пороков.

Толпа превращается в сброд.

Когда изгоняют пророков,

от хамов стенает народ.

Но сколько верёвке ни виться,

ни праздновать силу в грызне –

Пророк всё равно возвратится,

как мак-кровянец по весне!

* * *

Скрип калитки, как будто протеза.

Ветер буйством борьбы одержим.

В сгустках мрака почиет железо

Бэтээров сожжённых, машин.

И покой, что присутствовал прежде,

не явила степи благодать.

От утрат онемела надежда –

не готова судьбу предсказать.

Месяц с облака – рыжий, как глина,

опустился в развалин содом.

…Из снарядной воронки – могила,

словно призрака тень над селом.

* * *

Эх вы, братья!..

Ну что ж вы грызётесь!

Изощряетесь. Рвёте сердца.

Вот душа молодая в полёте

от тяжёлого гибнет свинца.

Вот мошенник лукавый нахально

уничтожил сосуд тишины.

Вот брусчатку покрыли асфальтом

и дыханье ушло старины.

Совесть – ширма.

А честь – не в чести.

Бескорыстье – наживка богатых.

Вот с эпохи решили смести

силу щедрую рук узловатых.

Эх, родные!..

О, как же с размаху

подсекаете ближнего вы!

И никто ведь

на совести плаху

не склоняет своей головы.

Cвязь

Порой бывает

беды за бедою

берут в такой железный оборот,

что кажется, сейчас отдам без боя

добытую нелёгкою ценою

одну из завоёванных высот.

Оставлю всё!

Сбегу!

Себя укрою!

В покой, в уют

куплю за грош билет!

Но встанут,

как приказ, передо мною

ровесники мои окопных лет.

От их сердец захлёбывались доты

и разлетались танки в прах и пух.

Они такие взять смогли высоты,

что и теперь захватывает дух.

Я вспомню их. И сил прилив почую.

Бессилие стечёт с души, как грязь.

И так во рту травинку вдруг зажму я,

как будто взрывом

порванную

связь!

* * *

Весна незаметно подкралась,

согнала морозную спесь.

И вишен цветущая радость

мой край одурманила весь.

Ведут в глухомань меня ноги.

Срывается пыль от сапог.

Люблю грунтовую дорогу –

избавит она от тревог.

Я слышу дыхание неги,

где в снах первозданной глуши

ромашка цветёт не за деньги,

а просто по зову души.

Где сразу за гранью околиц –

мечтаний бездонная высь.

И лютая брань межусобиц

теряет заведомо смысл.

«Я мир услышал как благую весть…»

«Я мир услышал как благую весть…»

Литература / Литература / Поэт о поэте

Красников Геннадий

Теги: Александр Сенкевич

К 75-летию Александра Сенкевича

Александр Сенкевич в жизни человек стремительный, увлекающийся, артистичный. Мне он всегда казался человеком мира, бесконечно оказывающимся в самых разных точках земного шара. То он в Индии, то в Париже, то в Риге, то ещё бог знает где… И круг его знакомств – крупные учёные, философы, художники, писатели, переводчики, артисты, путешественники, православные, буддисты, индуисты, иудеи, мусульмане, всё люди энциклопедических знаний, культуры… И знание языков европейских, а также экзотических для нас, вроде хинди… Одним словом, всё это казалось чем-то авангардным, оригинальным, из формального регламентированного ряда вон выходящим. Такими – до знакомства с поэтическим творчеством Александра Сенкевича – представлялись мне и его стихи, во всяком случае, это должны были быть – ни больше ни меньше – замысловатые верлибры в современном их европейском звучании, филологические головоломки (А. Сенкевич филолог по образованию), своего рода артхаус для посвящённых, не стихи, а тексты, как теперь принято говорить… И вдруг – мне открывается изящная, стремительная, лёгкая, в строгой классической форме традиционная русская поэзия, в той её внутренней свободе и формальном совершенстве, которого добивались от своих стихов поэты Серебряного века, а в близкие нам времена Николай Заболоцкий, Новелла Матвеева, Семён Липкин, Арсений Тарковский, который, к слову сказать, одним из первых высоко оценил поэзию Александра Сенкевича. И главное – это поэзия живая, ироничная, по-своему страстная, то обнажённо лирическая, исповедальная, то философская, памятливая на детали, жесты, запахи, краски, урбанистические и сельские пейзажи, голоса, в ярких вспышках перекликающихся, отзывающихся друг другу в диалоге культурных реминисценций, ассоциаций…

За последние годы поэтические книги небольшими объёмами и тиражами, в прекрасном полиграфическом и художественном исполнении у Александра Сенкевича выходили одна за другой. Уже в самих названиях этих книг запечатлена некая эстетика, красота и даже некая непозволительная драгоценная роскошь, словно в дорогом ювелирном магазине, стоящем посреди убогого современного мира, где, увы, ценятся сегодня лишь пустота и дешёвые стекляшки и подделки…

Вот некоторые из этих названий: «Случайная игра», «Чувство бытия», «Мерцающая тьма», «Предвестие», «Западание клавиш», «Скользящие тени» и – последняя по времени выхода – «Неоконченное прошлое» (2015)… Так говорят, так видят, так чувствуют, на таком языке думают в наше время последние из могикан, уходящая натура, последние русские интеллектуалы, творцы, сохраняющие ещё уровень и воспоминание о золотом ли, Серебряном ли веке отечественной культуры, о «неоконченном прошлом», словно град Китеж, стремительно уходящем на дно времён, где их не достанут ни современная катастрофических масштабов пошлость, ни всемирные сумерки богов… И в этом смысле такие стихи – при всей их кровной связи с сегодняшним временем, при всей их наполненности реалиями, словарём, дыханием настоящего – порою кажутся древними амфорами с непонятной клинописью и рисунками с танцующими фигурками, с тёмными и светлыми скользящими тенями неоконченного прошлого. В том прошлом ещё помнят слово «раскаяние», с которым идут к оставленной женщине. Помнят слово «разлад», в котором эхом отдаётся и разряд, и разрыв, и ад:

Жара спадала, и с покатых гор

клубилась вниз туманная прохлада,

а ты смотрела на меня в упор,

и было жутко от прямого взгляда…

В том, неоконченном прошлом, можно найти такое слово, «что не старо и не ново, а разрубит все узлы»; там «вдохновение хрупче стекла»; там «земли родимой пядь палестин чужих просторней»; там «того, что быть не дóлжно, всё же было»; там метафизика любви явное делала тайным, там «трава мерцала в утренней росе, день начинался и душа кричала»; там, почти как в тихоновском «Я прошёл над Алазанью…», всё сияет влажными красками под весенним дождём, и поэт подобно Пигмалиону со своей юной Галатеей переживает новую весну своей жизни, как бриллиант оправляя юную душу в блестящую поэтическую оправу: