ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ (1850-ых—1920-ых гг.) - Давид Шуб

А сам Михайловский в одной из своих последних статей писал:

«Если мы в самом деле находимся накануне новой эры, то нужен прежде всего свет, а свет есть безусловная свобода слова, а безусловная свобода мысли и слова невозможны без личной неприкосновенности, а личная неприкосновенность требует гарантий. Надо только помнить, что новая эра очень скоро обветшает, если народу от нее не будет ни тепло, ни холодно».

Короленко также отмечает тот факт, что «горячий и разносторонний ум Михайловского был гораздо выше и шире той арены, на которой происходили схватки между ним и марксистами. Он также был выше и шире того, что в то время называлось «народничеством». Михайловский, пишет Короленко, — «не создавал себе кумира ни из деревни, ни из мистических особенностей русского народного духа». В одном месте, приводя мнение противника, что если нам суждено услышать настоящее слово, то его скажут только люди деревни и никто другой, Михайловский говорит:

«Если вы хотите ждать, что скажут вам люди деревни, так и ждите, а я и здесь остаюсь «профаном»… У меня на столе стоит бюст Белинского, который мне очень дорог, вот шкаф с книгами, за которыми я провел много ночей. Если в мою комнату вломится «русская жизнь со всеми ее бытовыми особенностями» и разобьет бюст Белинского и сожжет мои книги, — я не покорюсь людям деревни. Я буду драться, если у меня, разумеется, не будут связаны руки. И если бы даже меня осенил дух величайшей красоты и самоотвержения, я все-таки сказал бы по меньшей мере: прости им, Боже истины и справедливости, они не знают, что творят! Я все-таки, значит, протестовал бы. Я и сам сумею разбить бюст Белинского и сжечь свои книги, если когда-нибудь дойду до мысли, что их надо бить и жечь. И не только не поступлюсь, а всю душу свою положу на то, чтобы дорогое для меня стало и другим дорого, вопреки, если случится, их «бытовым особенностям».

В 1897 г. Михайловский писал:

«Если я «в смысле г. Струве» народник, то один из столпов народничества, покойный Юзов утверждал, что я «один из вреднейших марксистов». И это перекидывание меня из одного враждебного лагеря в другой, тогда как я заведомо не имею чести принадлежать ни к тому, ни к другому, кажется мне очень интересным, как частный случай вышеупомянутого тяготения к упрощению действительности».

(«Русское Богатство» 1897г., книга 11-я, стр. 119).

В ноябре 1900 г. праздновалось сорокалетие литературной деятельности Михайловского. Министр внутренних дел Сипягин запретил газетам сообщать о предстоящем юбилее, полиция перехватывала и задерживала приветственные адреса, и тем не менее чествование Михайловского приняло небывалые размеры. В письме от 14 ноября 1900 г. Короленко писал жене в Полтаву из Петербурга:

«Завтра торжества в честь Михайловского… Телеграмм, писем, адресов бесчисленное множество, самых разнообразных от разнообразнейших кружков, лиц и учреждений. Из самых отдаленных мест — Сибири, Кавказа, из самых глухих углов, группы и одиночки шлют письма, прозу, стихи. Трудно было ждать такой огромной волны общественного внимания. И главным образом — провинция! Что-то будет завтра».

В следующем письме, от 17 ноября, Короленко пишет:

«Юбилей Михайловского принял размеры просто целого события — и, кажется, можно сказать, что ни один еще литературный юбилей так широко не захватывал читателей. В Союзе писателей было набито битком и пришлось отказывать очень многим за недостатком места… Читались не все адреса, а только те, с которыми прибыли депутации или представители… Целую массу телеграмм не было никакой возможности даже прочесть, и только перечислялись места, откуда получены, и частью фамилии. Некоторые адреса были очень хороши… Среди адресов было немало марксистских, в которых заявлялось о разногласиях, но и о глубоком уважении ко всей деятельности Михайловского. В этом же смысле очень недурно сказал Струве — умно и искренне. От молодежи множество адресов… На следующий день все еще приходила масса телеграмм, преимущественно из-за границы. Вообще — все соглашаются, что ничего подобного по размерам в области литературных юбилеев еще не бывало».

Михайловский прожил после этого только четыре года. Он умер 26 февраля 1904 г., на пороге новой трагической эпохи в истории России, за день до начала русско-японской войны.

Михайловский называл идею классовой борьбы «школой озверения». Это определение оказалось пророческим. Михайловский считал, что только борясь за политическую и социальную свободу каждого отдельного человека, страна может добиться свободы для всего народа и процветания страны.

«Личность, — писал Михайловский, — не должна быть принесена в жертву — она свята и неприкосновенна, и все усилия нашего ума должны быть направлены на то, чтобы самым тщательным образом следить за ее судьбами и становиться на ту сторону, где она может восторжествовать».

(Михайловский. Сочинения. Том 4-й, стр. 451).

Его слова и сегодня злободневны. Именно поэтому кремлевская диктатура еще при Ленине изъяла из советских библиотек сочинения Михайловского. Его научные и публицистические статьи больше не переиздаются Госиздатом. Но никакой цензуре не подавить того, что навеки вошло в историю русской культуры.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Русские предтечи Ленина

I. ПЕТР ЗАИЧНЕВСКИЙ

I

В мае 1862 года, в Москве появилась нелегальная прокламация под названием «Молодая Россия», вызвавшая большую тревогу в рядах не только правительства, но и русских либералов и даже выдающихся социалистов того времени. Прокламация «Молодая Россия» была издана от имени таинственного Центрального Революционного Комитета, но такого Комитета тогда вовсе не существовало. Ее автором был молодой революционер Петр Григорьевич Заичневский, и издана она была его кружком. В прокламации «Молодая Россия» было сказано:

«Россия вступает в революционный период своего существования. Проследите жизнь всех сословий, и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально противоположны и которые следовательно, стоят враждебно одна к другой. Снизу слышится глухой и затаенный ропот народа, угнетаемого и ограбляемого всеми, у кого в руках есть хоть доля власти, — народа, который грабят чиновники и помещики, грабит и царь… Сверху над народом стоит небольшая кучка людей довольных, счастливых… Между этими двумя партиями издавна идет спор — спор, почти всегда кончавшийся не в пользу народа… Выход из этого гнетущего, страшного положения, губящего современного человека и на борьбу с которым тратятся его лучшие силы один — революция, революция кровавая и неумолимая, революция, которая должна изменить радикально все, без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы. Мы предвидим все это и все-таки приветствуем ее наступление; мы готовы жертвовать лично своими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная».

Дальше в прокламации «Молодая Россия» говорилось:

«Мы требуем изменения современного деспотического правления в республиканский — федеративный союз областей, причем вся власть должна перейти в руки Национального собрания и Областных собраний. Национальное собрание должно состоять из выборных от всех областей, и Областные — из представителей каждой области… Каждой области предоставляется право по большинству голосов решить вопрос о том, желает ли она войти в состав федеративной республики или нет. Что касается Польши и Литвы, то они получают полную самостоятельность».

«Молодая Россия» считала, что царствующая династия не только должна быть лишена власти, но и подвергнуться поголовному истреблению. «Молодая Россия» писала:

«Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное, и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика России!»— двинемся на Зимний дворец истребить живущих там.

Может случиться, что дело кончится одним истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться и что, вернее — что вся императорская партия, как один человек, встанет за государя, потому что здесь будет идти вопрос о том, существовать ей самой или нет. В этом последнем случае с полной верою в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой выпало на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим крик: «В топоры!» и тогда… тогда бейте императорскую партию не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам. Помни, что кто будет не с нами, тот будет против; кто против, тот наш враг, а врагов следует уничтожать всеми способами».