Искусство игры в дочки-матери - Элеанор Рэй

останемся здесь надолго.

«Останемся». В этом слове звучал намек на перманентность, который взволновал Грейс до глубины души, и она старалась не обращать внимания на то, что оно было использовано с частицей «не».

Джонатан тоже не остался с ней насовсем. Только до тех пор, «пока смерть не разлучила их». Но это нельзя было поставить ему в вину.

Умереть и уйти – две абсолютно разные вещи, но когда остаешься одна, тебе кажется, что последствия ощущаются одинаково.

Нет. Когда люди уходили, они еще могли вернуться. Как Амелия. Амелия и Шарлотта. Но Джонатан не мог вернуться домой; не мог согреть ее замерзшие пальцы ног своими ногами, когда они лежали в постели. И уже никогда не сможет.

Утрата была слишком тяжела, чтобы думать о ней, и Грейс пошевелила пальцами ног. С ними все было в порядке. В эти дни она просто надевала носки в постель.

Практичность.

Это было ее решение.

В один прекрасный момент просто понимаешь, что пролитыми слезами горю не поможешь. И нужно отодрать себя от пола ванной комнаты и идти полоть розы в саду.

Грейс направилась на кухню и занялась картошкой, метнув в совершенно не вегетарианскую курицу укоризненный взгляд.

– Глупая птица, – пробормотала она. Впрочем, теперь, когда с ней жила ее дочь, придется перестать разговаривать с самой собой, решила она.

А потом улыбнулась.

Курица не имела значения.

Ее семья была дома.

Амелия села на край односпальной кровати, на которой она никогда больше не планировала спать, и посмотрела на стопку васильково-синих полотенец, аккуратно сложенных для нее матерью. Они выглядели подозрительно плоскими, как будто их гладили. Кровать была маленькой. Да и вся комната, казалось, уменьшилась в размерах: потолок стал ближе, полки ниже. Она слышала, как на кухне, где виновато запекалась курица, суетится ее мать, в то время как ее внимательная дочь накрывает на стол, звеня столовыми приборами.

Запах жареной курицы вызвал в памяти образ отца. Она почти не ела жаркое с тех пор, как его не стало. Это блюдо любил отец, а они любили проводить воскресенья всей семьей. Папа всегда помогал Тому чувствовать себя здесь как дома, ведя с ним дружеские беседы о спорте. Его попытки проявлять интерес к деловым начинаниям Тома до краев наполняли ее сердце любовью. Все, на что была способна ее мать, – это на плохо скрываемую неприязнь, сквозящую даже в движениях, когда она проверяла птицу в духовке или помешивала соус. Когда родилась Шарлотта, отец нарадоваться не мог на внучку. Он качал ее у себя на колене, пробуждая в Амелии такие глубокие воспоминания, о существовании которых она даже не подозревала. Каждый приезд в гости становился волшебным, каждое воскресенье – любимым днем недели. Когда папа умер, возвращаться в родительский дом стало тяжело. Тем более на жаркое. Иногда, на работе или дома, хотя бы перед самой собой, она могла сделать вид, что ее отец был все еще жив. Хлопотал по дому, ухаживал за садом, наслаждался покоем, сидя в своем кресле. Но когда она навещала дом своего детства, его отсутствие слишком бросалось в глаза: кресло казалось слишком пустым, ее мать – слишком одинокой. Она старалась приезжать ради Грейс, но потом разразилась пандемия, а потом навалились дела…

А теперь это.

Амелия открыла свой чемодан. Затолканная внутрь одежда помялась, складки на костюме напоминали о том, в какой кавардак превратилась ее жизнь.

– Ужин готов, – раздался голос ее матери. Несмотря на то, что Амелия проголодалась, ей стало тоскливо. Теперь она не контролировала даже семейное расписание.

– Иду, – крикнула она, чувствуя, что одним этим словом расписывается в отказе от своих прав взрослого, самостоятельного человека. Она решила не бежать на зов сразу и задержалась, чтобы распаковать пару предметов одежды, но потом устыдилась мелочности своего бунта и спустилась вниз, сопротивляясь желанию топать по лестнице, как обиженный подросток.

– Выглядит аппетитно, – вежливо сказала она, сев за стол, и улыбнулась матери с дочерью, надеясь, что улыбка не выглядит натянутой.

Грейс просияла.

– Как здорово, что вы решили остановиться у меня, – защебетала она. – Так приятно снова о ком-то заботиться.

– Надеюсь, мы не доставим слишком много хлопот, – ответила Амелия, разрезая жареный картофель. Превосходно, как и всегда. Ее мать стала гораздо более домовитой после того, как Амелия съехала. Когда ей было столько, сколько сейчас Шарлотте, Грейс часто задерживалась допоздна на работе и не успевала к ужину. Она редко готовила, скидывая эту часть домашних хлопот на отца Амелии. Конечно, в ее детстве все было по-другому. Теперь у Грейс появилось больше причин проводить время дома. Амелия прервала бег своих мыслей и принялась усердно жевать картофель. Иногда ей не удавалось даже элементарно запечь картошку в духовке, и она просто закидывала все в микроволновку в отчаянной попытке превратить это во что-то съедобное.

– Что ты, мне только в радость, – отозвалась Грейс.

Амелия была так далека от маломальского подобия радости, что не нашлась, что ответить. Какое-то время они ели молча, под аккомпанемент стука столовых приборов о тарелки.

– Приятно собраться всей семьей за одним столом, – снова попыталась Грейс. – Совсем как раньше.

Только все было не совсем как раньше, подумала Амелия. Совсем не так даже. Потому что тогда с ними должен был ужинать ее отец, а мать, скорее всего, отсутствовать. Амелия взглянула туда, где он обычно сидел, и увидела небольшое скопление колец на столе – там, куда он ставил свой пивной бокал, вечно забывая использовать подставку, сколько бы раз ее мать ни напоминала ему об этом. Концентрические круги складывались в узор, похожий на один из старых рисунков Шарлотты, сделанный на спирографе. Она посмотрела на свою мать, которая смотрела в другое место, тоже пустующее. Амелия догадывалась, о ком она думала.

– Ты избавилась от папиного кресла. – Она взглянула на большое комнатное растение, которое теперь стояло в углу комнаты, прежде облюбованном ее отцом. Ее мать дожевала курицу, затем осторожно проглотила.

– Да, – сказала она.

– Папа любил это кресло. – Амелия пыталась загасить обвинительные нотки в своем голосе.

– Да, – согласилась Грейс. – Мне показалось, что фикус неплохо оживит этот уголок. Симпатично, не правда ли? – добавила она чересчур жизнерадостно.

– Разросся неплохо. – Амелия разрезала пополам кусок моркови и отправила его в рот, чтобы не проронить больше ни слова.

– Картошка такая рассыпчатая, – отметила Шарлотта. Дочь уплетала овощи с таким аппетитом, которого Амелия не замечала за ней с тех пор, как ушел Том. – И хрустящая корочка очень вкусная.

– Если захочешь добавки, на кухне есть еще много моркови и картофеля, – сказала Грейс. –