Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века - Андрей Кокорев

Существовал и свой способ улучшения кондиций «рождественского» гуся, если он был слишком тощим. Его бросали в кипяток, ждали, пока оттает и вода проникнет под кожу, а затем быстро замораживали. В результате чахлая птица приобретала вид хорошо откормленной.

Далеко не всегда торговля испортившимся мясом сходила продавцам с рук. Обыватель самого разного звания, обнаруживший, что ему подсунули тухлятину, смело шел в полицейский участок и, предъявив corpus delicti[24], заявлял о случившемся безобразии. В торговое заведение отправлялся наряд вместе с полицейским врачом, который отражал в протоколе состояние продуктов. В итоге мировой судья приговаривал недобросовестного мясника к солидному штрафу, а покупатель, естественно, получал свои деньги обратно.

Порой в городской хронике мелькали сообщения о том, как городовые останавливали на улицах повозки, груженные испорченным мясом. Это жуликоватые владельцы мясных лавок переправляли подгнившие туши в колбасные заведения. Такую добычу полиция отправляла на городские скотобойни. Там существовал специальный цех по обработке некондиционного мяса – его обдавали перегретым паром, чтобы уничтожить источник возможной заразы, а затем пускали в продажу бедноте или отправляли на кухни благотворительных учреждений.

О весьма специфической особенности Охотного Ряда рассказал в одном из своих очерков В. А. Гиляровский: «...в Охотном ряду кошек не держат, потому что крысы крупнее кошек и никакого уважения, а не то что боязни кошкам не оказывают... Кошек здесь заменяют собаки: фокстерьеры или простые дворняжки. Почти в каждой лавке имеется одна или две такие крысоловки.

Так, у Грачева имеется полудворняжка «Мальчик», не упускающая ни одной крысы.

«Мальчиком» названа она в честь знаменитого рядского крысолова «Мальчика», околевшего во время забастовки. О нем ходят в Охотном легенды. Эта собака никому не принадлежала, жила на дворе и ежедневно ходила из лавки в лавку. Где крысы, туда ее и брали ночевать. Когда утром отпирали лавку и кладовую, то находили с десяток задушенных крыс. Слава «Мальчика» настолько упрочилась, что за ним приезжали мясники от Страстного монастыря и из Таганки и увозили его в свои лавки на гастроли. Теперь героем Охотного ряда считается довольно породистый фокстерьер Джек, принадлежащий В. Ф. Сафонову. [...]

– Полюбуйтесь! Это у нас постоянно! – указал мне владелец лавки на перекладину под потолком над выходом на площадь.

Я поднял глаза. По перекладине тихо и покойно шла огромнейшая крыса. Вслед за ней вышла кошка, села на перекладину и начала облизываться. К ней подошел котенок и сел рядом.

– Это у нас крысиным мостом зовется! Они партиями по нему ходят, потому что собаки достать не могут.

– А много крысы товара портят? – спросил я.

– Да в год тысячи на две в каждой большой лавке птицы и мяса портят. И надо сказать, крыса у нас избалованная, крыса-гурман! У птицы выест мозги и филейчики, а у мяса, у цельной туши, только вырезку. И выберет самое свежее, самое нежное мясо: уж если что крысой тронуто, так и знай, что лучший товар, плохого не отведает.

– Как же вы избавляетесь от крыс?

– Только собакой. Разные морильщики ходят к нам сотнями, да ничего не могут сделать. Главная масса крыс в кладовых на дворе и наверху, над лавками. У нас весь низ лавки, видите, обит железными листами, они не прогрызают. А в кладовых асфальтовый пол прогрызают, и никак от них избавиться нельзя. Пришлось прибегнуть к единственному способу, – рассказывает г. Сафонов, – я арендую кладовую в доме, где «Национальная» гостиница. Там кладовая бетонная, и ни одна крыса проникнуть не может.

– Так и в Охотном можно устроить бетонные кладовые, – вот и разрешение вопроса.

– Ничего не достигнете! Сверху набегут, поселятся и разведутся...

По крысиному мосту опять прошла крыса».

Наглядное представление о количестве крыс в Москве дает рассказ В. М. Ходасевич (племянницы поэта). Однажды ранним утром отец привез ее на берег Москвы-реки, и вот что она увидела:

«Москва-река текла тогда в естественных своих берегах – земля, песок и трава, кое-где свалки мусора. Отец сказал: „Ну, теперь смотри на большой длинный дом на другой стороне реки, смотри на соединение дома с землей, и ты увидишь...“ Не успел отец и договорить, как я увидала, что кто– то невидимый разворачивает вдоль всего длиннющего здания (это были интендантские склады) черный ковер, который быстро раскатывается по набережной, спускается вниз к Москве-реке и странно шевелится внутри себя, спускаясь по откосу, покрытому молодой зеленой травкой с проплешинами земли и песка. Передняя кромка „ковра“ понемногу делается зигзагообразной, а дальние отрываются в отдельные куски, и все несется лавиной к воде и в воду... Это крысы. Миллионы крыс вышли на водопой. Сначала я очень испугалась – не переплывут ли они реку и не полезут ли на нас, но отец меня успокоил – этого не будет: они, напившись и поплавав, вернутся домой в склады, где им неплохо – там они живут и „обедают“»[25].

Конечно, изменения, происходившие в Москве, не могли не затронуть и Охотный Ряд. Для солидных покупателей, предпочитавших обслуживание «по-европейски», двери распахнули большие магазины, вроде заведения С. В. Сибирякова, где можно было найти «всевозможный выбор мясных, курятных и телятных товаров». Огромной популярностью пользовалась сеть молочных магазинов В. А. Чичкина.

На Большой Дмитровке Л. А. Харитонова, торгующая под фирмой «Гастроном», предлагала деликатесы («Ежедневное получение из-за границы»): устрицы, рыбу соль и тюрбо, лангустов, омаров, пулярды[26], руанскую утку, паштеты, трюфель, а также всевозможные сыры.

Естественно, посещали такие заведения москвичи, которые не привыкли выгадывать лишнюю копейку. По свидетельству газеты «Голос Москвы», накануне Масленицы 1914 года «в Охотном ряду за сметану лучшие магазины берут уже 38 к.», хотя на тот момент обычная цена сметаны была в пределах 28—30 копеек. Правда, на остальные продукты первой необходимости, как отмечали газеты, «пока повышение цен не наблюдалось». Московские хозяйки запасались к празднику мукой (крупчатой, гречневой, пшеничной) по 6—8 коп. за фунт; маслом «чухонским» – по 48 коп. и сливочным – по 55—56 коп. за фунт. Десяток «киевских» яиц обходился в 44 копейки, за «московские» платили шесть гривен.

Для Москвы начала XX века появление новых больших магазинов, оборудованных по последнему слову техники, стало приметой времени. Первым в новом столетии был открыт знаменитый «Елисеевский». Освящение «роскошного колониального магазина товарищества братьев Елисеевых» на Тверской улице, залы которого были со вкусом оформлены в стиле необарокко, состоялось в январе 1901 года. Публика валила валом, чтобы осмотреть новую московскую достопримечательность. В пяти отделах магазина можно было купить «колониальные» (кофе, чай, пряности и др.), гастрономические и бакалейные товары, сладости, фрукты, а также хрусталь баккара. Кроме того, заведение Елисеевых имело собственную кондитерскую, колбасную мастерскую, винный погреб и «гастрономическую кухню».

Попутно отметим, что в 1901 году в Москве произошла «революция» в торговле водкой – была введена государственная монополия на продажу этого вида горячительных напитков. Накануне этого события журнал «Искры» в своем обзоре сообщал, что «винопольке» готовят блестящую встречу: «смирновку» и «поповку» запасают чуть ли не бочками».

Вместо популярных у москвичей водок, произведенных на частных заводах П. А. Смирнова («смирновка») и «Н. К. Попова, вдовы С. Ф. Поповой и К°» («поповка», или «слезы вдовы Поповой»), наступала эпоха «монопольки». Так стали называть водку, произведенную и пущенную в продажу с государственных предприятий, которые именовались «казенными винными складами». А продавали ее в «казенных винных лавках» (в просторечье «монопольках») или в частных торговых заведениях, получивших от властей соответствующий патент.

Неутомимый В. А. Гиляровский в одной из корреспонденции нарисовал с натуры картину того, что творилось по утрам перед дверями «монополий»:

«Вот против меня винная лавка. Около нее стоит вереница человек в сто испитого, полуоборванного народа в ожидании, когда отопрут дверь и можно будет юркнуть под желто– зеленую вывеску... Ждут и дрогнут...

– Сорокамученики! – бросает им проезжающий извозчик, и его «сорокамученики» осыпают площадной бранью...

Наконец «сорокамученики» врываются в отверстые врата чаянного рая, и картина меняется...

Через несколько минут на улице, около лавки, начинается хлопание ладонью «казны, чтобы пробка выскочила», и «сорокамученики» задирают головы кверху и льют себе в горло «монополию» из «мерзавчиков» и «жуликов»...