Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

— Доброе утро, Настюша, — чуть покраснев, ласково проговорил он, глядя ей прямо в глаза, — как ваше здоровье?

Настя внезапно захохотала, притопнула валенками.

— Я, чай, и позабыла, что со мной тогда стряслось. — И неожиданно предложила: — Пойдемте, Митя, кататься на санках.

Спустя полчаса они лихо съезжали по наезженной горке на невский лед. День выдался солнечный, на санках катались и стар и млад, половина Васильева острова. Вокруг стоял хохот, играли в снежки. Когда в очередной раз, разогнав санки, Сенявин крепко обнял Настю, та, повернувшись, спросила:

— Митя, вам хорошо со мной? Мне очень.

Дмитрий кивнув, улыбнулся, зажмурился, прижался к ней щекой.

На следующий день они опять встретились и прогуляли допоздна. Двери открыл старый матрос-отставник:

— Их превосходительство просили вас зайти к нему.

Алексей Наумович сидел при одной свече напротив топившейся печки. Открытая дверца излучала жар, потрескивали сухие поленья. Адмирал молча кивнул на табурет, садись, мол.

— Ведомо тебе, что служба корабельная не для слабаков, — начал он издалека, — весной тебе быть мичманом предстоит. Всяк человек судьбу свою сам вершит, послушай доброго совета. В корпусе ты постиг лишь азы дела морского. Дабы флотским офицером на полный статус взойти, надобно годков десять-пятнадцать корабельной службы испытать. Берега месяцами не видать. А случится, пошлют на Черноморскую эскадру, а то и в Средиземное море? Молодая женка вряд ли вытерпит, блудить почнет. Теперь сам посуди. Ежели с молодых лет жениться, семью содержать, достаток быть должен. А какой он у тебя? Вона, отец твой едва концы сводит, хотя, правда, и погуливает. — Адмирал поворошил кочергой угли. — Впрочем, решай сам, но поразмысли…

Этот давний разговор Дмитрий вспомнил сегодня. Впервые надев офицерские эполеты, непременно хотел встретиться с Настей, которую не видел с рождественских праздников.

Однако когда он собрался, Алексей Наумович подозвал к окну и, кивнув на проспект, промолвил:

— Смотри не попади впросак. Думается, зазноба твоя переметнулась. Больно зачастили к той пристани серые шинелишки…

Дмитрий вошел в отворенную калитку и первой увидел Зою. Та почему-то покраснела и смутилась:

— Нынче Настя в отъезде…

— Когда же будет? — спросил Сенявин.

— Видимо, не скоро, — ответила Зоя и потупилась, — замуж она собирается за господина прапорщика…

Первые шаги

Дмитрия Сенявина вместе с однокашниками мичманами Матвеем Лизуновым и Василием Кутузовым по распределению назначили в Кронштадт на линейный корабль «Князь Владимир». Молодые мичманы уже знали, что «Владимир» готовится к походу в составе Атлантической эскадры для крейсерства у берегов Западной Европы. Эскадра снаряжалась для защиты русского торгового судоходства.

…Испокон веков в морях существовал разбой. Пираты шуровали, как правило, на оживленных торговых путях. Каперство приносило немалые доходы, так называемые «призы» — суда, а главное — товары. В трюмах всегда находился ценный груз, зачастую серебро и золото. На своих каперов смотрели сквозь пальцы, особенно в Англии, Франции, Испании. И даже пособляли пиратам, или, как их еще называли, арматорам, гласно и негласно. Потому что часть награбленного оседала в королевской казне. Некоторые разбойники становились национальными героями и получали большие чины. Как, например, англичанин адмирал Дрейк. Для охраны своих купцов державы выделяли военные корабли, отряды, не скупились, отправляя даже эскадры.

После Петра I, когда был создан русский морской флот, — Россия мощно выступила на рынке мировой торговли. Суда под трехцветным флагом бороздили северные моря, Атлантику, Средиземноморье, протянулись первые маршруты к берегам Северной Америки. Торговать было чем — лес, зерно, меха и пенька, масло, патока, мед… На русский флаг стали зариться каперы. В 1778 году американские каперы перехватили несколько судов, шедших в Белое море. Русские дипломаты взъерепенились. Видный и весьма дальновидный политик, первоприсутствующий Коллегии иностранных дел Никита Иванович Панин[18] представил в конце 1778 года свои соображения Екатерине II о необходимости «ограждения» прав российских торговых судов: «Сие ограждение долженствует, однако основываться на правилах, обще всеми державами признаваемых, а именно, что море есть вольное и что всякая нация свободна производить плавание свое по открытым водам». И Панин предложил: «Одинаковое противу англичан и французов поведение с американскими каперами почитаю и надобным для того, чтоб инако собственные наши торговые суда по всем другим морям не подвергнуть их мщению и захвату, как нации, которая сама их неприятельским нападением задрала. Известно, что американцы имеют в европейских водах немалое количество вооруженных судов, кои все и стали бы караулить наш торговый флот». Первоприсутствующий предлагал направить для защиты прав россиян эскадру, а командиру эскадры «с точностью предписать — дабы он во время крейсирования своего встречающихся английских, французских и американских арматоров отнюдь не озлоблял, но советовал им удалиться в другие воды… потому что вся навигация того края идет единственно к пристаням и берегам Российской империи». Вот так-то честно и справедливо, но спуску не давать. Кстати, Н. Панин одновременно являлся и наставником президента Адмиралтейств-коллегии генерал-адмирала цесаревича Павла.

К мысу Нордкап для ограждения торговли России от пиратов послали эскадру героя Чесмы адмирала Хметевского. Каперы утихомирились, но только на севере. Каперство началось в другом месте. Испанские крейсеры по королевскому указу начали перехватывать россиян у Гибралтара, в Средиземном море.

Купцы пожаловались. Вскоре последовал доклад русского консула в Испании: «Торговля и навигация между севером и Средиземным морем совсем прекратятся. А поскольку продукция России составляет значительную часть средиземноморской торговли, то российская коммерция от этого пострадает».

Чашу терпения правительства Екатерины II переполнила весть о задержании в испанских водах голландского судна «Конкордия», зафрахтованного для доставки русской пшеницы из Архангельска в Барселону. Остановленное при подходе к Гибралтару в середине декабря, оно было отведено в Кадис, где груз продали с торгов.

В конце декабря россиян вновь «обидели». У Гибралтара захватили русское торговое судно «Святой Николай», принадлежащее петербургскому купцу. Следовало оно с грузом пшеницы в Малагу. Привели «Святого Николая» в Кадис и быстренько распродали всю пшеницу по дешевке.

Испании сделали демарш. Императрица повелела снарядить эскадру в те края. В феврале Россия «для покровительства чести российского флага и безопасности торговли» приняла Декларацию, которую назвали «О морском вооруженном нейтралитете». Воюющим державам — Англии, Франции, Испании — объявлялись российские правила «для поддержания ее подданных противу кого бы то ни было». Правила гласили:

«1. Чтобы нейтральные корабли могли свободно плавать от одной пристани к другой и у берегов воюющих наций.

2. Чтобы товары, принадлежащие подданным воюющих держав, были свободны на нейтральных кораблях, исключая заповедные (т. е. военные) товары.

3. Что в определении таковых императрица придерживается того, что означено в X и XI артикулах коммерческого ее трактата с Великобританией, распространяя их на все воюющие державы.

4. Что для определения того, что может ознаменовать блокированный порт, должен таковым считаться только тот, ко входу в который стоит очевидная опасность по сделанным распоряжениям от атакующей его державы расставленными вблизи оного кораблями…

5. Чтобы сии правила служили основанием в судопроизводствах законности судов».

Моря и океаны соединяют все земли воедино на всем шаре земном.

Россия первой возгласила на них право свободной торговли.

К Декларации присоединились все нейтральные страны, одобрили ее и в Конгрессе Соединенных Штатов за океаном, как основанную «на принципах справедливости, беспристрастности и умеренности». Франция и Испания обязались соблюдать ее принципы. Особняком осталась Англия. Удар и был, собственно, направлен против вековой «владычицы морей». Деспотизм ее и безраздельное господство на море рушились. Потому Великая Британия официально не одобрила Декларацию.

Английский посланник в Петербурге Джеймс Гаррис всполошился, строчил донесения в Лондон, где старался принизить значимость Декларации.

— Какой же вред причиняет вам вооруженный нейтралитет, — насмешливо хитрила Екатерина, беседуя с Гаррисом, — или лучше сказать, вооруженный нулитет?

Нашлись противники нейтралитета и в России. Адмирал Самуил Грейг, англичанин, который прославился еще при Чесме, а к тому же был участником и исполнителем похищения невольной соперницы Екатерины — княжны Таракановой — из Ливорно. Такое не каждому доверяли.