Разбойник Хотценплотц и перцовый пистолет - Отфрид Пройслер

— И что теперь? — спросила бабушка.

— Н-да, что теперь? — проворчал вахмистр Димпфельмозер.

Он наморщил лоб и задумался. Потом вдруг так хлопнул ладонью по крышке письменного стола, что только прибор с завтраком задребезжал.

— Бабушка! — воскликнул он. — Мне пришла в голову одна мысль! Знаете, что мы сделаем? Мы объявим обоих в публичном розыске через служителя магистрата!

— Вы думаете, что это поможет?

— Придется набраться терпения. В любом случае это не повредит.

Вахмистр Димпфельмозер отодвинул в сторону свой завтрак. Он извлек из ящика письменного: стола большой лист канцелярской бумаги, обмакнул перо в чернильницу и принялся писать:

Публичное объявление!

Разыскиваются Касперль и Сеппель.

Особые приметы: красная шапочка с кисточкой и зеленая тирольская шляпа.

Ко всем лицам, каковые в состоянии сделать целесообразные сообщения, обращается настоящее ПОЛИЦЕЙСКОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ безотлагательно явиться в местный полицейский участок. Все без исключения свидетельства будут в соответствии с пожеланиями рассматриваться конфиденциально.

— Так, — удовлетворенно произнес вахмистр Димпфельмозер, — недостает только подписи…

Он собрался было размашисто, как всегда, поставить под официальной бумагой свое имя — но из этого вышла жирная клякса. Потому что как раз в этот важный момент отворилась дверь, и в комнату ворвались Касперль и Сеппель!

— У-ух! — крякнула бабушка и чуть было снова не упала в обморок, на сей раз от радости.

— Бог в помощь! — сказали Касперль и Сеппель. — А вот и мы.

Бабушка заключила их обоих в объятия, смеялась и плакала одновременно.

— Посмотри-ка, вы снова тут! Я ужасно переживала за вас! Но действительно ли это вы? Я все еще не могу в это поверить! Подумать только, господин вахмистр, какой сюрприз?

Вахмистр Димпфельмозер вышел из-за письменного стола на середину комнаты и придал своему лицу служебное выражение.

— Ну знаете ли, с меня хватит! Выходит, что я совершенно напрасно полностью исписал целый лист канцелярской бумаги! Вы что, не могли явиться чуточку пораньше?

— К сожалению, это было невозможно, господин вахмистр, — сказал Касперль. — Но зато мы принесли вам с собой что-то такое, что вас порадует…

— Так ли? — спросил вахмистр Димпфельмозер.

— Несомненно, — подтвердил Касперль, — разбойника Хотценплотца!

— Вот так дела! — воскликнул пораженный вахмистр. — И где ж он у вас?

— Здесь! — сказал Касперль.

Он подошел к письменному столу и поставил на него клетку для птиц. Однако с вахмистром Димпфельмозером случился припадок бешенства.

— Что? — закричал он, — Как? Ты за кого, собственно говоря, меня принимаешь? Ты думаешь, я безропотно буду терпеть такое? Я официальное лицо! Выделывай свои дурацкие шутки с кем хочешь, но со мной этот номер не пройдет! Тот, кто надо мной потешается, отправляется в кутузку!

— Полегче, полегче, господин вахмистр, — сказал Касперль и повернул кольцо желаний.

— Я желаю, чтобы снегирь в птичьей клетке снова превратился в разбойника Хотценплотца!

Мгновенно исполнилось это третье и последнее желание. Там, где сидел снегирь, стоял теперь разбойник Хотценплотц. Он стоял прямо посередине письменного стола вахмистра Димпфельмозера. В домашнем халате и длинных носках стоял он там, и голова его по самые плечи торчала в клетке для птиц.

— Эй, вы! — выбранился вахмистр Димпфельмозер. — А ну-ка марш с моего письменного стола! Что это вам взбрело в голову на него забраться! Откуда вы как снег на голову свалились — и кто вы такой?

— Как не стыдно, господин вахмистр! — сказал Касперль. — Это же разбойник Хотценплотц! Вы не собираетесь его арестовывать?

Вахмистр Димпфельмозер больше вообще ничего не понимал.

— И вот это — разбойник Хотценплотц? — вскричал он. — Чушь собачья! Разбойник в носках!

— Однако, — сказала бабушка, — я узнаю его, это действительно он! Вы должны его…

Но разбойник Хотценплотц прервал ее диким криком: «Убирайтесь с дороги!»

Затем он спрыгнул с письменного стола и, минуя вахмистра Димпфельмозера, кинулся к окну. Он с разбегу бросился сквозь оконное стекло, намереваясь искать спасения в бегстве. Но Сеппель схватил его за ноги, а Касперль недолго думая с треском захлопнул металлические жалюзи. Трр! — и разбойник Хотценплотц оказался накрепко зажат. Он бился как рыба на суше.

— Сеппель, присмотри-ка, чтоб он чего-нибудь не вытворил! — сказал Касперль и вместе с вахмистром Димпфельмозером выбежал из кабинета в палисадник.

Головою и верхней частью туловища Хотценплотц свешивался во двор. Он размахивал руками, словно в школе для плавания.

— На помощь! У меня перехватило дыхание, я больше не могу! — задыхался он. — Долго мне еще тут болтаться?

— Смотря по обстоятельствам, — рассудил Касперль. — Что ж ты, голубчик, верещишь теперь! Если будешь висеть спокойно, то это скоро кончится.

— Ну, так и быть! — с трудом переводя дух, выдавил Хотценплотц, который осознал, наконец, что его карта бита.

Он позволил вахмистру Димпфельмозеру связать себе руки за спиной веревкою и при этом не пикнул. Затем Сеппель немного приподнял жалюзи. Вахмистр Димпфельмозер и Касперль выдернули разбойника Хотценплотца из окна. Тяжело, как мешок с картошкой, старый злодей шлепнулся в палисадник.

— Так, — проворчал вахмистр Димпфельмозер удовлетворенно, — тебя мы поймали! Но теперь собирай-ка манатки да отправляйся за решетку!

С большим трудом поднялся разбойник Хотценплотц.

— Вы не могли бы снять с меня клетку? — спросил он.

— Нет, — возразил вахмистр Димпфельмозер, — клетка останется на месте!

Он обнажил саблю. Но прежде чем удалиться вместе с Хотценплотцем, он еще наскоро поблагодарил Касперля и Сеппеля за помощь.

— Я позабочусь о том, — заключил вахмистр Димпфельмозер, — чтобы уже утром вы получили от нашего господина бургомистра награду. Потом вы должны будете также рассказать мне, как все произошло. Я хотел бы все это занести, само собой разумеется, в протокол, ясно? А пока — до свидания!

Вахмистр Димпфельмозер трижды провел разбойника Хотценплотца на веревке по городу. Люди выбегали из своих домов и дивились. Они радовались, видя наконец разбойника Хотценплотца в оковах.

— Что теперь будет с ним? — хотели они знать.

— Во-первых, он посидит в пожарном депо под замком, — сказал вахмистр.

— А во-вторых?

— А во-вторых, он предстанет перед судом.

Пирог и кофе

Касперль и Сеппель сидели в уютной бабушкиной комнате. Как замечательно, что они снова были дома! Трудно поверить, что всего три дня отделяют их от той поры, когда они последний раз кушали здесь рядом друг с другом!

Бабушка тоже сияла. Она проворно накрыла стол для кофе, потом сбегала на двор в кладовую и принесла большой противень с водруженным на него сливовым пирогом. Она поставила также на стол полную миску сливок.

— Но, бабушка! — удивился Касперль. — Разве сегодня воскресенье?

— Несомненно! — сказала бабушка. — У нас сегодня воскресенье, даже если для кого-нибудь и среда!

Она подошла к зеркалу и поправила свой чепчик, потом заспешила к двери.

— Ты собираешься уйти? — спросил Касперль.

— Ах, только к фрау Бэнш напротив, я одолжу у нее кофейную мельницу. Без кофейной мельницы ничего не получится.

— Точно, — сказал Касперль и усмехнулся, — без кофейной мельницы действительно ничего не получится. Пожалуйста!

Он извлек из-под куртки кофейную мельницу, поставил ее на стол и с нетерпением ожидал, что скажет бабушка.

Бабушка сначала вообще ничего не сказала. Она взяла в руки кофейную мельницу и начала крутить ручку. И кофейная мельница на два голоса заиграла «Все вокруг нынче май обновил…».

Касперль и Сеппель сидели тихо как мышки.

— Ах, — сказала наконец бабушка, — как замечательно! Знаете, что мне представляется?

— Что же?

— Что будто бы у меня день рождения — и, кроме того, Рождество! Однако мне надо сварить кофе…

Бабушка сварила самый крепкий кофе в своей жизни. Когда кофейник стоял на столе и все чашки были наполнены, Касперль и Сеппель, наконец, приступили к рассказу.

— Возмутительно! — говорила бабушка, покачивая головой все снова и снова, и не уставала повторять: — Возмутительно!

Время от времени она отпивала маленький глоток из кофейной чашки. Касперль и Сеппель уписывали сливовый пирог со сбитыми сливками до тех пор, пока у них не заболели животы, и они были так счастливы, что не поменялись бы местами ни с одним человеком на свете, даже с императором Константинополя.