Психодел - Андрей Рубанов

Женский голос. Приятный и деловой. Нынче у всех деловых дам такие голоса, все на позитиве, хриплые манерные контральто давно вышли из моды, теперь они разговаривают коротко, суховато. Шутят, но юмор тоже особенный: емкий, быстрый, умный.

– На чем мы остановились?

Мужской голос (его обладатель прокашлялся, вздохнул, слышен некий скрип – сменил позу, сел поудобнее):

– Я должен был принести... этот, как его.... контракт с самим собой. Но я... не принес.

Кирилл почувствовал удовольствие. Сладкий мальчик никогда не говорил с Кириллом в таком тоне. Уныло, негромко, слова тщательно подбираются и выдавливаются, как зубная паста из почти пустого тюбика, когда нужно сжать пальцами нижнюю часть, и гнать наверх и на выходе получить жалкие остатки.

– Ясно, – врачиха берет паузу. – Послушайте, Борис... Контракт с собой, скажем так, очень желателен. Я бы сказала – «обязателен», но вы, как я поняла, не любите обязательств...

– Да, доктор. Хорошо, что вы... ну, как бы... поняли. Я ненавижу обязательства. Я не хочу никаких контрактов. У меня мама лежит с гипертонией, у меня невеста, у меня куча дел, я везде что-то должен. Бежать, купить, принести, съездить. Исполнить. А вы мне говорите – давай, исполняй еще и перед самим собой. Я не хочу исполнять, я устал исполнять.

– Я вас понимаю. Но мы должны четко сформулировать, чего мы хотим...

– Мы хотим победить депрессию.

– Отлично, отлично! Давайте возьмем листочек бумаги (шорох, скрип авторучки) и крупными буквами напишем: «Я хочу победить депрессию». Потом повесим этот листочек на стену и будем на него смотреть. Каждое утро. И повторять: «Я хочу победить депрессию». Как вы считаете, это поможет?

– Нет.

– Правильно! Потому что задача сформулирована неверно. Депрессия у всех разная. И причины ее тоже разные. Давайте подумаем о причинах. Вы жили, жили, всё было хорошо, и вдруг откуда ни возьмись возникает то, что вы называете депрессией...

– Я знаю откуда. От усталости.

– Вы чувствуете себя утомленным?

– Да.

– Давно?

– Ну... Последние два года.

– Вы устаете от работы?

– Не от самой работы. Я не хожу на работу, я сам себе начальник. У меня свой небольшой бизнес, и он мне... ну, как бы... типа, нравится.

– И вдруг он стал вас утомлять, так?

– Ну... Я ж говорю, не сама работа, а всякие... Как вам объяснить. В последние годы очень выросла конкуренция... Люди – в смысле клиенты – стали... ну, как бы... капризны. Они хотят за свои деньги всё больше и больше. Раньше я выбирал: с этим работаю – он нормальный, а с этим работать не хочу – он жадный и морда противная. А теперь приходится хвататься за каждого. Работы всё больше, а денег всё меньше. Это устойчивая тенденция последних трех лет.

– И вы приняли решение работать всё больше и больше?

Тяжелый вздох.

– Да. Раньше я брал один заказ в месяц, сейчас беру три, четыре. Раньше я мог неделю просидеть в гараже, построить тачку, взять деньги и две недели... ну, как бы отдыхать. Теперь я торчу в гараже каждый день с полудня до вечера и даже иногда приезжаю в выходные, хотя я ненавижу работать в выходные... Сразу чувствую себя неудачником... Красивое дело постепенно превращается в обыкновенный тухлый автосервис... Раньше было как: приходит сорокалетний дядька, и я вижу, что ему просто по приколу поставить какие-нибудь диски хорошие с какой-нибудь особенной резиной... Чтобы было... не как у всех, понимаете? Был один банкир, он заказал машину целиком из карбона, а внешне чтобы была точная копия «жигулей» первой модели... Пятьдесят тысяч евро заплатил! А сейчас... Приезжают какие-то мальчики двадцатилетние, и каждый хочет, чтоб я ему за триста долларов построил формульный болид. Это угнетает... очень.

– Ясно, Борис. Что еще? Кроме бизнеса? Личная жизнь? Здоровье?

– У меня нет проблем со здоровьем. Проблемы со здоровьем есть у матери. Я поздний ребенок, отец умер, мама одна, болеет... ее нужно навещать... Продукты привозить, лекарства, платить за коммунальные услуги... Это всё целиком на мне.

– Что еще? Семья, жена, дети?

Пауза, вздох, покашливание.

– Семьи нет. Но семья скоро будет, и это тоже...

– Страшит?

– Ну... наверное, да. Бизнес накрывается, деньги уходят, как... просто между пальцев. Непонятно, что будет дальше.

– Ага (тон удовлетворенный, даже радостный). То есть вы переживаете за свое будущее?

– Да. Конечно! Я выбиваюсь из сил, а что впереди – непонятно. Темнота.

– И она вас пугает?

– Да.

– Почему?

– Как «почему»? Я боюсь, что не справлюсь. Нищим я вряд ли стану, но считать копейки и всю жизнь работать автослесарем тоже знаете...

– Боитесь бедности?

Пауза. Сопение. Вздох.

– Ну... Это мне не грозит. У меня... в общем, есть доходы и помимо бизнеса, но... Маме за шестьдесят, и она не вылечится. Возраст, понимаете?

– Понимаю. Но шестьдесят – это не возраст, Борис.

– Ей совсем плохо.

– Старики умирают, такова реальность. Зачем этого бояться?

– Я боюсь не того, что она умрет, а того, что она будет умирать постепенно, а я – единственный сын... И вообще единственный родной человек. Всё ляжет на меня...

– Откуда вы это знаете? Откуда, Борис, вы знаете, как она будет умирать и что именно на вас ляжет?

– Послушайте, а как они все умирают?

– Все умирают по-разному, Борис. Это я вам как доктор говорю... Впрочем, болезни близких – тяжелая тема, давайте ее закроем пока. В принципе, я довольна, мы движемся вперед. Таблетки принимаете?

– Да.

– И что?

– Ничего.

– Тогда увеличим дозу.

– Нет. Я против. Боюсь привыкнуть.

– Ципралекс не вызывает привыкания.

– А что это вообще такое? Стимулятор? Гормон счастья? Этот, как его... эндорфин?

– Нет. Это ни в коем случае не стимулятор. Это ингибитор обратного захвата серотонина. А серотонин – это как раз и есть один из гормонов удовольствия. Препарат, который я вам выписала, удерживает ваш собственный природный серотонин внутри нервной клетки... Если вы хотите, я подробно объясню...

– Не хочу.

– Отлично. Теперь домашнее задание. Сегодня мы пришли к тому, что у вас существуют некие страхи. Они связаны с бизнесом, с мамой, с финансами и так далее. Составьте список собственных страхов. Напишите – первое: я боюсь того-то. Второе: я боюсь того-то. Расположите страхи по возрастающей. Я боюсь нищеты. Я боюсь, что мне придется работать автослесарем. Я боюсь, что моя мама будет страдать. И так далее. Понимаете, да?

– Да. А это... обязательно?

Теперь уже врач вздыхает, но вздох не тоскливый – быстрый, упругий. Молодая женщина, лет тридцати пяти максимум.

– Борис, вы хотите избавиться от депрессии?

– Хочу.

– Тогда давайте идти прямо к цели. Давайте посмотрим на ваши страхи. Изучим, поговорим о них. Хорошо?

– Ну... вам... как бы... виднее, доктор.

– И не забудьте: запись нашей беседы надо прослушивать. Чем чаще, тем лучше. У меня одна пациентка слушала каждый день, перед сном. Был тяжелейший невроз, она всё время боялась, что ее стошнит, перестала завтракать и обедать... За семь месяцев вылечилась. Так что диктофон – ваш лучший друг, Борис...

Кирилл нажал на паузу, снял наушники, завернул айпод в полотенце – в бассейне не воровали, но береженого бог бережет – и прыгнул в воду.

Она права. Диктофон – наш лучший друг.

Вода здесь была скверная, отдавала хлоркой, но Кирилл Кораблик по прозвищу Кактус старался не обращать внимания на мелкие неудобства. Он вообще презирал брезгливых и излишне чистоплотных людей. В следственном изоляторе он заметил: любовь к чистоте обычно исповедуют те, кто рожден и вырос в грязи. Выходцы из детских домов, спецшкол и интернатов для трудновоспитуемых, с трудом умеющие читать и писать, превращали гигиену в фетиш, словно хотели однажды отскрести всю грязь, въевшуюся в кожу за детские годы. Особенно старались мальчишки, поднявшиеся во взрослую хату с малолетки – их сразу подтягивали в братву (не всех, но самых смышленых), взрослые урки растили себе смену, помогали дерзким и неглупым юниорам приобрести авторитет, и вот такой авторитетный мальчик девятнадцати годов, совсем недавно впервые узнавший запах чистых простыней, превращался в фанатика водных процедур, по полчаса плескался под краном, трижды в день чистил зубы и терпеливо осваивал тонкости маникюра.

Кактус таким не был, наблюдал с усмешкой. Блатная жизнь его не интересовала, чифир он не пил, в карты не играл и по большей части помалкивал. В камере его уважали – за статью сто пятую часть вторую, пункты «в», «д», «з» и еще за то, что у него водились сигареты с фильтром.

Два года длилось следствие и суд. Погибший был застрелен в лоб, на пистолете – его, Кирилла, отпечатки пальцев, в крови убитого – лошадиная доза наркотиков, рядом с телом – ампулы и шприцы с теми же пальчиками; однако граждане судьи никуда не спешили. Злодей виновен, его место за решеткой – это видно всякому, кто хотя бы бегло пролистал все восемь томов уголовного дела. А раз виновен, то и торопиться незачем. Пришлось терпеть весь 2008-й и весь 2009-й.