Избранное. Проза. Стихи. - Елена Соколова

– А ведь я на днях улетаю в отпуск, – Кресс на минуту задумался, потом продолжил, – ведь я никогда не был на родине своих предков, в Голландии. А она мне так часто снится в последнее время, словно зовёт.

– Как на днях? Когда? Очень скоро? – Мариетта чуть не заплакала, настолько неожиданной и неприятной показалась ей эта новость.

– На следующей неделе вылетаю из столицы. Уже заказал билеты. Буду лететь через Стамбул, так дешевле. Что тебе привезти из Европы?

– Ах, мне ничего, ничего не надо! Как несправедливо всё это! Вот только-только стоило влюбиться…, – Мариетта осеклась.

Кресс остановился, развернул девушку к себе лицом. Внимательно заглянул в её чёрные, полные слёз глаза. Он увидел в них всё, чего желал: страсть, тоску, любовь, правду.

Он взял её лицо в руки, очень нежно, как цветок, и поцеловал.

– Ты будешь ждать меня?

– Как ты можешь спрашивать о таком? Разве ты до сих пор не понял?

В эту ночь он остался у неё.

– Мы были созданы Богом друг для друга, – миллионы и миллионы раз во все времена повторяют эти вечные слова влюблённые пары, удивлённо рассматривая после долгих объятий и страстных поцелуев любимое лицо напротив. И, вероятно, каждый раз они звучат по-новому.

– Можно было бы рвануть напрямик, в Берлин, но отец просил об осторожности. Придётся посетить этот занюханный Стамбул, что совсем не входит в мои планы, – так думала Гретхен, пристёгиваясь ремнями к креслу самолёта «Турецких авиалиний». Она нарочно летела эконом-классом, – не знаю, к чему все эти глупые предосторожности? Отец стареет, и меры, которые он предпринимает, воистину смешны. Как будто, если меня суждено будет «вычислить» как дочь нациста, этот спектакль маршрутов сможет помочь, – она недовольно поглядывала на вежливую стюардессу, которая с глупым лицом, заученными движениями демонстрировала в проходе то, как надо спасаться, если самолёт грохнется в океан.

Полёт был долгим. Гретхен пересмотрела все фильмы видеотеки, выпила прилично вина и сейчас заснула в неудобной позе рядом с каким-то толстяком, который, явно переживая за свою драгоценную засаленную кепку, даже не удосужился снять её в самолёте.

Её место было рядом с проходом. Она вдруг проснулась от сильного толчка – кто-то, тащась в туалет, больно задел её коленку.

– Schwein!

– Ох, простите, ради Бога! – Кресс замер в удивлении. Он разглядывал бледное аристократическое лицо девушки, которую сильно толкнул (самолёт как раз попал в воздушную яму). Он не ожидал встретить здесь такую изысканную пассажирку, – я совсем не хотел, извините.

Светлые её глаза метали молнии.

– Неужели так сложно пройти, чтоб не зацепиться о мои ноги? И проход широкий, и Вы, вроде бы, не толстый.

– Это потому что у Вас необыкновенно длинные ноги. И очень стройные, как я успел заметить, – Кресс обезоруживающе улыбнулся девушке своей породистой улыбкой, обнажив в ней крупные, здоровые зубы.

Он попал в точку. Любая женщина, даже такая злюка, как Гретхен, беззащитна перед комплиментами своей внешности.

Гретхен сдержанно улыбнулась в ответ парню, успев отметить, что «он очень даже ничего, как ни странно…»

Остаток полёта прошёл более-менее. Ей теперь доставляло удовольствие мучить нового знакомого, намеренно отводя глаза, когда он якобы невзначай проходил мимо, с интересом на неё поглядывая.

Мягко лайнер приземлился на взлётной полосе. Гретхен с нетерпением стала разминать ноги, пытаясь попасть в туфли – ноги не хотели обуваться, за десять часов полёта они ужасно устали и отекли.

– Я хотел бы помочь Вам, – парень неожиданно возник рядом, предлагая поднимавшейся с сидения Гретхен руку и пытаясь взять у неё ручную кладь.

– Ах, оставьте. А, впрочем, валяйте, помогайте.

Мило болтая, они не заметили, как перешли на «ты».

Они получили багаж, прошли таможенный досмотр и остановились перед выходом из аэропорта.

Наступила пауза – Кресс стеснялся задать неловкий вопрос: куда ты теперь? Не того ранга была эта девушка. Гретхен молчала, явно играя у него на нервах.

– Хотел бы завтра побродить с тобой по Стамбулу. Раз уж мы здесь оказались, – ляпнул и тут же вспомнил, что в ночь ему вылетать в Гаагу.

– Почему бы нет? Можно.

От её равнодушного согласия Кресс почувствовал себя на седьмом небе от счастья. А билет – чепуха. Он поменяет его сейчас же.

– Тогда давай завтра в двенадцать возле Софийского собора.

– А ты откуда так хорошо знаешь этот город? Бывал раньше?

– Нет, я люблю читать о местах, которые собираюсь посетить.

Гретхен уже смотрела на него по-новому. Он приятно её удивлял. Всё больше и больше.

По настоянию отца она не должна была «светиться» в дорогих отелях.

Таксист привёз её к более-менее приличному, как он сам выразился.

Что ж, этот четырёхзвёздочный в самом центре города оказался, действительно, не самым плохим.

Ночь прошла спокойно – после утомительного полёта Гретхен спала, как убитая.

Решив прогуляться перед свиданием, она рано утром вышла на улицу. И поразилась многоцветности и необычности этого места. Такого она никогда раньше не видела. Климат ли города, его ли двойственность (смешение Европы и Азии), глубина и особенность традиций, – не понятно, что именно придавало ему такой колорит. Высокие, усатые, белозубые мужчины с горящими глазами; маленькие, полные, закутанные от их глаз женщины; торговцы, покупатели, посетители кафе, официанты, – все галдели, торговались, смеялись, предлагали, пробовали, беззлобно спорили, соглашались, покупали, уходили, приходили… И всё это на фоне яркой синевы неба, ласкового, но настойчивого майского солнца, синих сувенирных стеклянных глаз от порчи (повсюду), пряных, возбуждающих запахов; музыки. В её многоголосии особенно выделялся голос какой-то певицы – хрипловатый, сильный, дрожащий. Гретхен раньше не любила восточные напевы: в любом, даже самом весёлом мотиве заложена тоска и безысходность. Но этот голос её взволновал. Он был чувственный, почти трагичный. Чёткий, быстрый, танцевальный ритм на фоне лирического мелодийного повествования заставлял бёдра и плечи шевелиться в такт, по-восточному даже у Гретхен, приехавшей сюда впервые. Она представила себя со стороны и засмеялась.

Тут же к ней присоседился молодой статный турок, лет тридцати пяти. К его высокому росту очень шла львиная гордая голова с чёрными вьющимися волосами, зачесанными назад. Он был волоок – чуть выпученные глаза табачного цвета с красноватыми белками смотрели задумчиво и томно, орлиный нос и пухлые губы – всё выдавало в нём природную чувственность. Он несколько минут шёл молча с ней рядом, слегка сдвинув лопатки, явно красуясь. Его белая рубашка была безупречной, от неё исходил лёгкий запах стирального порошка и терпкого дезодоранта.

– По гороскопу точно лев, – подумала Гретхен, – наверное, и мужские комплексы те же.

– Меня зовут Рауф, – вежливо представился незнакомец.

– А меня – Мэри, – Гретхен хотелось шутить.

– Впервые в Турции?

Его вопрос её насмешил: все в мире мужчины одинаковы, до чего они ценят девственность и как жаждут быть первооткрывателями!

– О да, впервые.

– Я мог бы показать Вам город, если пожелаете. Стамбул прекрасен, тут есть на что посмотреть.

– Уверена, что Вы не врёте. Откуда так хорошо знаете немецкий?

– Учил прилежно в школе – здесь много туристов из Германии, нужно знать, это помогает в работе.

Так, болтая, они шли по городу и оказались, наконец, в какой-то его части, где улочки были вымощены белой плиткой. Над головами, создавая тень, от одной стороны улицы к другой плелись благоухающие белым цветом растения, – и всё это: пол, цветущий потолок, аккуратность и законченность строений по бокам (словно стены) создавало впечатление, что ты и не на улице вовсе, а в комнатах одной большой чистой квартиры.

Гретхен захотелось пить. Они присели за столик в открытом кафе. Предпочитая всегда платить за себя, она не стала принимать от Рауфа угощение и заказала кофе с небольшой порцией рома. Он – кофе и кальян. Уже сидя и болтая, она вдруг почувствовала, как нестерпимо заныла вся нижняя часть её тела: ноги и особенно таз. Она испугалась, так раньше её никогда не прихватывало.

– Что с Вами? – Рауф смотрел на неё с тревогой.

Какое-то время у неё не было даже сил ответить, настолько её сковала боль, но через минуту-другую она пришла в себя, боль отступила, и она бодро ответила:

– Да ерунда, наверное, натёрла ногу. А могу я попробовать кальян? Я никогда раньше его не курила.

Молодой стройный мальчик в белоснежной рубашке с глазами-маслинами поднёс ей чистый наконечник, не забыв при этом своими «маслинами» всю её с ног до головы жадно рассмотреть.

Курение кальяна доставило ей удовольствие. Яблочный душистый табак оставлял во рту приятное послевкусие и слегка, самую малость дурманил.