Тень - Елена Черткова

не происходило, но такого никто не мог ожидать. Столь крупных налетов, как тогда, этот уголок периферии не знал давно. Большая удача, что дела заставили меня приехать в тот самый момент…

Краем глаза Уна заметила, как на слове «удача» рису передернуло, и вскоре ей стало понятно, почему.

– Его семья, даже мать бились, как сошедшие с древних полотен свирепые драконы, – продолжал рассказ Карлай, и текучий голос его становился все тверже, словно застывал от сквозившего из памяти холода. – И этот мальчишка вместо того, чтобы прятаться, вылетел неизвестно откуда, словно бес, и разбил вдребезги стул о голову того, кто напал на меня со спины. А отлетевшую ножку вогнал этому верзиле в глаз с такой точностью, что даже мне стало не по себе.

Карлай описывал еще что-то, и с каждым словом его слушательнице казалось, что она перестает чувствовать свое тело, будто кровь, согревающая его, бежит все медленнее, остывая. И словно вторя ее чувствам, на несколько мгновений комнату заполнила тишина. Кажется, оба участника той чудовищной битвы опять оказались на далекой фабрике среди криков и бессвязного крошева, сделавшегося из того, что было привычной обыденностью. Их лица были полны чувств, но глаза… пусты. Пугающе пусты, потому что не было сейчас в этой комнате ни добросердечного и безупречно воспитанного Карлая, ни его покорного слуги. Где-то там среди шелеста сотен перевернутых страниц календаря они все еще сражались с тем, что уже невозможно было победить.

И Уна неподвижно стояла там за их спинами. Услышанная история медленно и безвозвратно пропитывала ее. Чувства, мысли, все стеклышки, через которые она смотрела на свою новую семью, да, впрочем, и на весь окружающий мир, еле уловимо менялись. И вдруг резкий звук колокола выдернул девушку из оцепенения. Она повернулась к окну.

«Легато» вынырнула из-под горбатого моста и скользнула к причалу одного из клубов. Невысокая башня, будто флиртующая с прохожими теплым светом из окон, вросла в деревянную платформу, на которой было тесно от цветочных горшков и ящиков. И все же найдя свободное местечко около перил, на помосте курил служащий. Увидев, что лодка прижимается к берегу, он оживился и замахал руками.

– Еще одно короткое дело. Мне нужно подняться наверх. Закончи пока за меня историю, – попросил Карлай и вышел.

Уна покосилась на юношу, по-прежнему сидящего на полу. Плечи ссутулились. Смоляные локоны упали на лицо. Руки с золотыми когтями были сцеплены на коленях.

– В этой битве погибла вся моя семья, – донеслось из-под черных прядей. Лесэн оставался абсолютно неподвижным, только самый кончик длинного тонкого хвоста совершал еле уловимые движения, вздымаясь над полом и снова ложась на него. – Наш дом располагался буквально за стеной фабрики. Просторный, уютный. У меня была своя комната. Небольшая, но достаточная, чтобы поставить там стеллаж для солдатиков и расставлять их на фоне самодельных бумажных декораций. Для таких, как я, – это запредельная роскошь. Горел наш дом тоже роскошно… Быстро и ярко, словно тоже был из бумаги… Когда налетчики поняли, что не смогут вынести все, что хотят, просто подожгли его. Родители, дядя, старшая сестра – все погибли в этой безумной свалке. Но… – Лесэн коротко выдохнул. – История не об этом… У Карлая было много охраны. Сильной и верной. Он мог уйти с самого начала. Его бы прикрыли – и ни один волос не упал бы с головы хозяина. И позже, когда уже стало понятно, что нападавших слишком много, что фабрике конец и всем, кто в ней останется, тоже… Он все еще мог бежать, но вместо этого дрался не просто наравне со всеми – впереди всех! Но самое главное, он бился не за фабрику, не за деньги. Он сражался за каждое живое сердце, бившееся рядом с ним, и за то, чтобы показать этим выродкам, что здесь их не боятся. Карлай считает, что если бежать, то нападений будет больше. И мой отец считал так же. Что необходимо давать максимальный отпор, иначе они будут подгрызать края, пока не доберутся до сердцевины. Еще раз повторю – Карлай мог уйти, его звали, умоляли… А он даже не повернулся в их сторону. Видела шрамы на его теле?..

Уна вздрогнула, будто снова ощутила их под пальцами.

– Это удары от их когтей.

– К-когтей? – не узнавая собственный голос, спросила девушка.

– Да, хотя саками не обязательно животные, – он выделил это слово и натянуто ухмыльнулся, – вроде меня. Среди них много людей, у которых нет когтей. Поэтому они надевают на руки специальные кастеты. Шипы на них заточены так, что рвут плоть, словно старое тряпье. Я своими глазами видел, как кровь пузырилась на груди Карлая, потому что воздух выходил наружу из грудной клетки. До сих пор не понимаю, как он выжил. Сам я уцелел только потому, что от очередного крепкого удара потерял сознание. Очнулся много позже, уже в лазарете. На соседней кровати лежал Карлай. Сестры сказали, что он притащил меня, хотя сам еле держался. Когда выяснилось, что я остался один, Карлай, не задумываясь, забрал меня в город. Он хотел дать мне образование, работу, сделать полноценным членом общества. Но я риса! – Юноша развел руками. – Мало того, еще сирота и потенциальный бродяга. Благодаря Карлаю и тому, что моя семья держалась вместе, мы могли противостоять гонениям со стороны общества. Но теперь у меня не было никого. Скажи, какие я имел перспективы? Меня ждал детский дом, причем самого паршивого пошиба. На периферии даже человеческих беспризорников содержат хуже, чем зверье в зоопарке, а про нелюдей и говорить нечего. Ты такое даже представить себе не сможешь… Бетонные норы, дырка под потолком без стекла, в которую стекает грязь с дороги, когда дождь идет слишком долго… То есть почти всегда.

С каждым предложением слова Лесэна, пропитанные ядом чудовищных образов, атаковали застывшую напротив девушку. Она вся сжалась под их ударами и даже хотела бы расплакаться, но не смела и моргнуть.

– …Я провел там некоторое время, пока Карлай искал способы вытащить меня из «заботливых» лап закона. Когда от гнилой еды, которой нас кормили, мы дружно пачкали пол своего вольера, я молился о том, чтобы сдохнуть поскорее. Но увы, мама родила меня крепким парнем и у меня были все шансы дотянуть там до совершеннолетия. А дальше? Меня отправили бы в какие-нибудь далекие северные шахты, где теплокровные просто не выживают. Конечно, не спрашивая, хочу я этого или нет. И если безмолвие за дверью в нашей детской тюрьме в ответ на мольбы о помощи еще не было