Мо Сян - Ольга Рубан

перезванивать, ни читать сообщения она не стала. Скинув прямо на пол пуховик и разбухшие от снега башмаки, она прямиком отправилась в свой кабинет и, не теряя времени даром, достала початую накануне бутылку. Тоскливое, мутное опьянение сменялось тошнотворным похмельным пробуждением – и так изо дня в день.

Временами ею овладевала смутная, пьяненькая инициатива. Тогда она оживляла компьютер и мучительно пыталась разобраться, вводя в гугл бесконечные варианты запроса: китайские волшебные куклы, черная магия Китая, белая магия Китая, исполнение желаний по-китайски, избавление от проклятия, печать мастера и прочее. Но ничего хотя бы близко напоминающего сложившуюся вокруг нее фантасмагорическую ситуацию, не всплывало. Только иероглифы с туманными смыслами, фотографии фарфоровых куколок, не имеющих ничего общего с купленной ей, и описания смешных китайских демонов.

Пару раз в дверь ее настойчиво стучались репортеры, а возле подъезда оставлялась засада, но Алла даже не помышляла о том, чтобы выйти и встретить своих собственных демонов лицом к лицу. Все, к чему она стремилась – пить. Иногда, в приступе мазохистского наслаждения, она распахивала платяной шкаф и разглядывала купленные ей прелестные наряды. Некоторые она и надеть-то ни разу не успела. Например, великолепные брючки из тончайшей кожи или компактный замшевый пиджачок с рукавом три четверти, или невероятное платье из переливчатой парчи с глубоким декольте, в котором она намеревалась предстать перед обалдевшими подчиненными на новогоднем корпоративе. Под руку с Вадимом.

Вадим! Ее сияющий принц! То, что она приняла за любовь, оказалось лишь мороком. В обычных обстоятельствах он никогда бы не оказался в ее постели. Но это теперь не причиняло боли, и даже успокаивало. Значит, и в постели этой сморщенной курицы он оказался не по велению души, а по требованию мрачного китайского волшебства.

А еще на днях появились сны. Безмятежное рисовое поле, где она лежала под перезвон струящейся воды, разглядывая клонящиеся к лицу гроздья и жмурясь от теплого ласкового солнышка. Издалека доносился глуховатый напев без слов и шелест, словно кто-то бродил меж рядов, задевая одеждами зреющие кусты. Безмятежность, как это и свойственно снам, сменялась кошмаром. Она вдруг оказывалась дома, в своей провонявшей потом постели и сквозь пьяный угар, слабость и жажду продолжала… слышать и напев, и шорох тяжелых одежд. Только они больше не дарили умиротворение и довольство, а, наоборот, наполняли сознание тревогой и ужасом.

…

Алла выплеснула последние капли в стакан и глянула на часы. Выпивка закончилась, а значит… время пришло. Она вышла на балкон и, закурив, навалилась грудью на перила. Высоты должно хватить, но красивой картинки, увы, не получится. Как на зло, прямо под ее окнами расположился отряд переполненных мусорных баков.

«Допинав» последнюю сигарету, она начала громоздиться на перила, но вдруг услышала дверной звонок и замерла. Это не репортеры и не соседи. Три коротких, один длинный испокон веков сигнализировали, что пришли свои. После нескольких секунд колебания, Алла все же разжала начавшие примерзать к металлу руки и пошла открывать.

- Ты… - произнесла она и, посторонившись, пропустила в прихожую Ольгу, нагруженную пакетами. Злость, еще вчера бурлящая в ее тучном теле, угасла, и вид опасливо мигающей, сторонящейся её подружки не будил совершенно никаких чувств, - Ты ничего не взяла… ?

Ольга с радостным облегчением тут же звякнула пакетом.

- Взяла пиво, рыбу и сардельки. Сваришь? А то я голодная – с работы…

Алла фыркнула, но взяла пакет и понесла его на кухню. На душе против воли стало тепло. Сколько лет они в точности также встречались вечерами после работы, готовили ужин, пили пиво, делились… неудачами…

Алла угрюмо оглядела подругу, готовая к изменениям, сродни ее собственным, но Вагина выглядела, как и всегда. Если не хуже. Под близорукими глазами залегли глубокие тени, щеки скорбно обвисли, а нос еще более заострился, почти нависая над тонкими обветренными губами. Она неуверенно сидела на самом краешке табурета, готовая, кажется, в любой момент сорваться и дать дёру. Алла достала из холодильника какие-то чудом уцелевшие овощи, поставила кастрюльку под сардельки на огонь и пшикнула пивными бутылками. Молча выпили.

- Где он? – спросила Алла, не глядя на подругу.

Вагина помолчала, потом ушла в прихожую и вернулась еще с одним пакетом, из которого достала куклу.

- Не знаю, где он, и знать не хочу, - ответила она, - Вот, держи. Она - твоя.

Алла стремительно выхватила куклу, прижала ее к груди, и разревелась пьяными слезами, не заметив выражения глубочайшего облегчения на лице подруги.

- Алька, я все тебе расскажу, - сказала Вагина после небольшой паузы, - Только обещай, что не полезешь бить морду.

Алла кивнула, громко шмыгая носом.

- Есть у нас переводчица. Дуся. Вернее, это мы ее так зовем, а по-настоящему ее зовут то ли Дин Сюн, то ли Ду Син. Китаянка. Лет десять уже она каждый год приезжает с китайцами и остается на весь сезон. Отличная тетка. Так вот ее всегда выделяло то, что она повсюду таскает за плечами рюкзак. Здоровенный такой, походный. Даже на мероприятия вроде Дня Строителя его не снимает. Представляешь? Нарядное платьице, каблуки, а за плечами – рюкзачище. Конечно, ее сначала донимали вопросами, мол, что у тебя там? Золото-бриллианты? Потом привыкли, только шутили и анекдоты сочиняли. И вот около года назад я узнала, что у нее там – в рюкзаке.

- Кукла, - квакнула Алла и машинально спустила в закипевшую воду сардельки. Вагина кивнула.

- Как-то я сунулась к ней в вагончик и увидела на постели куклу. Не буду ее описывать, она была почти такой же, как твоя. Разве что вместо платья на ней были клетчатые брючки, рубашка, а на голове - короткая мальчиковая стрижка. Но выглядела она так необычайно и экзотично, что я невольно потянулась к ней.

«Не смей!» – услышала я Дусин окрик, - «Даже близко не подходи!»

Не говоря худого слова, Дуся вытолкала меня в предбанник и быстро запихала куклу обратно в рюкзак.

«Что это?» - спросила я.

«Это личная, очень личная… вещь!», - ответила она в глубочайшем волнении, - «Поклянись, что никому не расскажешь, и никогда… слышишь, никогда не попытаешься к ней прикоснуться!».

Я пообещала, но при условии,