Лёд и пламя - Олег Кожевников

Шерхану два раза повторять не надо, и, уже когда мы перетаскивали к противоположной от лавки стене пленных, мне пришлось сдерживать внутренний смех от вида безумных рож, которые он строил. Но смех – смехом, а финны буквально начинали дрожать, когда видели лицо Наиля. Особенно, на них действовал такой трюк, когда Асаенов, выпучив глаза, начинал вращать зрачками, при этом отвратительно подбирал нижнюю губу, оголяя жёлтые, кривые зубы.

Освободив лавку, мы завалили финна, привязали к ней его ноги и туловище под мышками. Руки перед этим освободили и тоже привязали каждую по отдельности к лавке. Когда всё было уже подготовлено к пытке, и я потянулся к уже раскалённой кочерге, с улицы донеслись звуки перестрелки. Мы с Шерханом немедленно всё бросили и метнулись на выход, прочь из этой мышеловки.

Глава 4

Когда мы оказались на улице, стало понятно, что на мой взвод никто не нападал. А этого я больше всего опасался, когда услышал выстрелы. Перестрелка шла у дороги, да и то очень быстро закончилась. По-видимому, командир батальона решил прощупать засаду и произвёл разведку боем. Было также очевидно, что наши ребята при этом получили по мозгам и быстро откатились. Стреляли в, основном, из винтовок, только пару раз грозно рыкнул пулемёт. Я сделал вывод – наша атака захлебнулась практически в самом начале, скорее всего, под огнём «кукушек». Ведь финны пулемёты активно не применили, да и ближнего боя тоже не было – звуки гранатных взрывов отсутствовали. То есть, на данный момент сохранялся статус-кво и если я не потороплюсь с атакой с тыла, наше командование долго ждать не будет и отдаст приказ на штурм этого, очень раздражающего его препятствия всеми наличными силами. Мудрить с обходом или, хотя бы, с подвозом артиллерии, никто не будет, нагонят ещё народу и тупо попрут цепями на пулемёты. Я ужаснулся, представив, сколько будет трупов, и сколько женских слёз прольётся по этим, погибшим в бессмысленной бойне, кормильцам. В наличие большого количества пулемётов у финнов и то, что они установлены в хорошо оборудованных позициях, я теперь даже и не сомневался. Если они подготовили такой серьёзный заслон перед своими основными силами, то, сколько же их в самой засаде, раз в десять, наверное, побольше. Одним словом, нужно было быстрее раскалывать пленных и выдвигаться в тыл чухонцам.

Я кивнул Наилю и повернулся к открытой двери теплушки и увидел, что один из пленных подполз к лавке и зубами пытается развязать верёвку у лежащего на ней чухонца. В одно мгновение я заскочил в помещение и ударом ноги отправил его обратно к стенке. Выругавшись матом, я, уже на финском языке, продолжил:

— У-у, дети свиноматки! Если кто ещё раз попробует так пошутить, обещаю – вы все тут же отправитесь на свидание с Одином с распоротыми животами и с половыми членами во рту. Ведите себя правильно, и тогда, может быть, после войны вы окажитесь дома и будете спокойно жить в своей Суоме.

Финны, испуганные и поражённые тем, что я говорю на их языке, скучились у стены. Свою лепту в наведение порядка внёс и Наиль, он, ворвавшись в теплушку следом за мной, тумаками рассадил пленных вдоль стены, при этом, правда, ни разу не стукнул раненого. В это время я, придав зверское выражение своему лицу, резко мазанув снятой с руки варежкой, по физиономии лежащего на спине финна, низко наклонившись над ним, спросил:

— Ну что, свиное рыло – не ожидал увидеть живых русских у себя на позиции? То ли ещё будет, скоро мы вашего Маннергейма в Хельсинки за вымя щупать будем. Неблагодарные вы чмо, забыли, кто вам дал независимость? Смотри! Будете плохо себя вести, заберём обратно! Поэтому, давай, помогай своей стране выжить, не зли русского солдата, расскажи всё о засаде. Тогда я обещаю, ты останешься жив и увидишь еще своих родных. Сам понимаешь, мы всё равно собьём их с дороги, но может погибнуть много наших братьев. А это приведёт других в такую ярость, что вырежут всех финнов, и – плакала тогда ваша независимость. Будете независимы от русских только на небесах. А так, нам вашей страны не надо, отодвинем границу от Ленинграда и тешьтесь тогда хоть до страшного суда со своей независимостью. Ну что, будешь говорить?

Финн молчал и отстранённо глядел в потолок. Чего это ему стоило, говорили только сильно побледневшее лицо и капли пота, выступившие на лбу. Я, навертевший себя почти до исступления, схватил его за ухо и с силой начал его скручивать. Наверное, это было очень больно, он даже застонал и что-то пробормотал. Но ничего ясного и важного не сказал. Меня это завело ещё больше, схватив раскалённую уже кочергу, я поднёс её кончик к самому глазу финна. Не увидев реакции, с силой опустил её прямо на щёку этому упёртому чухонцу. Запахло палёным мясом – он мучительно застонал, но ничего не произнёс.

Запах горелой кожи и глубина его бездонных глаз (на месте радужки оставался один зрачок) — отрезвили меня. Я понял, что больше пытать не могу, что все мои теоретические знания по проведению форсированного допроса, туфта – я просто не готов их применить. Оказалось, что существует непреодолимое препятствие между теорией и практикой. От собственного бессилия я дико заорал матом и дал пощёчину проклятому финну.

Выпрямившись и положив кочергу обратно на печку, оглядел других финнов и посмотрел на Наиля. Финны, с жутким испугом вжавшись спинами в стену, смотрели в мою сторону. Наиль тоже глядел на меня, но в глазах у него сквозило уважение и даже восхищение моими действиями.

— Ни хрена себе, — подумал я, — тут, можно сказать, полный облом, а Шерхан смотрит на меня, как на героя.

Я понимал, что допрос нужно продолжать, но так как я оказался, мягко говоря, недостаточно кровожаден, то пришлось пойти на небольшую хитрость. Ещё раз грязно выматерившись, я заявил Наилю:

— Шерхан, давай, ты продолжи, а то, боюсь, я этого чухонца удавлю голыми руками. А нам, по любому, нужно выдавить из этих козлов всю информацию по засаде. Видишь, финны у стены уже почти готовы, нужно их дожимать. Командир у них попался крепкий – хрен, что скажет, а если даже и разговориться, то, скорее всего, наврёт с три короба. Сразу видно, это настоящий волчара, такого в живых оставлять нельзя. Он из любого плена вырвется и будет зубами грызть наших пацанов. Поэтому, применим к нему все средства – по полной программе. Ты готов?

Наиль хмыкнул, зловеще усмехнулся и ответил:

— Да мне это, как два пальца обоссать. Только боюсь, по-научному, как делаете вы, у меня не получится. Я и смогу-то только – по роже дать, ну, скулу или нос сломать, ещё могу пальцем глаз выдавить, а больше ничего в голову и не приходит.

— Ладно, возьму, пожалуй, я над тобой шефство. Проведу с тобой практическое занятие по теме – форсированный допрос в полевых условиях. Снимай маскхалат, чтобы его не испачкать и шинель снимай, тут тепло. Теперь засучи рукава и, пожалуй, приступим.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});