Роза и кинжал - Рене Ахдие

Надо это исправить.

– Не представляю, с чего начать, – призналась Шахразада, наблюдая за туманом, который поднимался все выше и выше, к потолку, постепенно смыкая призрачные пальцы на возвышении с кроватью, обвиваясь вокруг единственного источника света над головой.

– Почему бы не начать с того, чтобы озвучить свое самое заветное желание?

Осмелится ли Шахразада произнести его? После стольких смертей, после рек пролитой крови, после бессмысленных разрушений оно казалось верхом эгоизма.

Все равно что построить дом на горе костей.

– Ну ты и зануда, – шутливо подтолкнула ее Шива. – Это твой сон, гусыня! Если где и высказывать свое заветное желание, то здесь.

Шахразада увидела свое отражение в глазах подруги: призрак той уверенной девушки, которой когда-то являлась. Теперь же она сутулилась, стремилась сбежать. Сбежать от себя, сбежать от жизни.

– Я хочу быть с Халидом, – расправив плечи, заявила Шахразада. – Хочу, чтобы отец поправился. И хочу… хочу снять проклятие.

– Так-то лучше, – с удовлетворением кивнула Шива.

– Но осуществимо ли это? – возразила Шахразада. – Пока мне все вышеперечисленное кажется невозможным.

– Как сделать невозможное возможным?

– Ты бы еще спросила, как заставить козу летать, – фыркнула Шахразада с мрачным выражением лица.

– Ну хорошо, раз ты настаиваешь, – абсолютно серьезно согласилась Шива. – И как же?

– Привязать ее к большому воздушному змею.

– Вряд ли ей удастся пролететь далеко таким образом: бечевка не выдержит.

– Ну хватит дурачиться.

– Я рассуждаю серьезно, – рассмеялась Шива, и ее голос эхом разнесся по помещению, за надвигающийся туман, за молчаливо висящий над головой источник света. – Но что, если посадить козу на летающий ковер? Как думаешь, так будет лучше? – Ее глаза подозрительно сверкнули.

– Не говори ерунды.

– Просто пытаюсь рассмотреть все варианты. – Шива взмахнула рукой, отгоняя белые пряди тумана. – Если спросишь меня, как летать, то я отвечу: отрезать все, что тянет тебя вниз. – Ее слова звучали приглушенно, словно из-под воды, хотя улыбка оставалась такой же теплой и светлой. – Избавься от груза, Шази. И лети.

Шахразада резко проснулась.

В шатре стаяла кромешная тьма. Пустынный ветер мерно бился в тканевые стенки, убаюкивая. Глубокое и ровное дыхание сестры говорило о том, что она давно погрузилась в сон.

Во рту пересохло, но на душе царил удивительный покой.

Шахразада прислушалась к себе, ожидая ощутить всеобъемлющую пустоту от осознания, что сон закончился, оставив так много недосказанности. Но так ее и не почувствовала. Как не чувствовала себя одинокой и потерянной. Впервые с тех пор, как покинула Рей почти неделю назад.

Наконец пришло понимание, как достичь цели. Цели, за которую можно сражаться.

«Избавься от груза, Шази. И лети, – всплыло в памяти напутствие подруги, и Шахразада благодарно подумала: – Спасибо, Шива».

Она поднялась и обулась, стараясь не потревожить сестру, накинула ее пашмину на голову, чтобы защититься от холодного ночного воздуха, и выскользнула наружу, опустив за собой матерчатый полог…

И споткнулась о лежащее возле входа тело.

– Ай, – прошипела Шахразада, упав на песок.

Сильные руки схватили ее и прижали к земле. В памяти мелькнул образ закутанного в риду стража. Злобного часового с отметиной в виде скарабея на предплечье и оружием, предназначенным для войны.

Шахразада забилась под грудой стальных мышц, влепила пощечину противнику по лицу, словно высеченному из камня. И уставилась в глаза, похожие на серебристые острия кинжалов.

Сердце Тарика билось напротив ее сердца.

– Отпусти! – велела Шахразада, с раздражением чувствуя, что краснеет.

Он вскочил на ноги одним плавным движением, помогая подняться и ей.

– Что ты…

– Какого…

Шахразада оттолкнула Тарика и скрестила руки на груди.

Он принялся вытряхивать песок из волос, приводя их еще в больший беспорядок, затем вздохнул:

– Говори первая.

При звуке сердитого голоса Тарика в памяти воскресла более молодая его версия: с вечной улыбкой, всегда готового провернуть очередной розыгрыш.

В данный момент Шахразада предпочла бы иметь дело именно с той версией.

– Как благородно с твоей стороны дать мне слово после того, как игнорировал бо́льшую часть недели, словно мальчишка вдвое тебя младше и вдвое обаятельнее.

Несколько секунд Тарик молчал, то приоткрывая рот, чтобы заговорить, то снова закрывая. Затем устало провел ладонью по лицу, безуспешно пытаясь спрятать обиду, и выдохнул:

– Ты… Ты просто невыносима.

Шахразада крепче обхватила себя руками, запрещая себе утешать Тарика, как бы ни хотела так поступить. Каким бы это ни казалось естественным и привычным после стольких лет, проведенных бок о бок.

– Я знаю, что невыносима. Поэтому возникает вопрос: что ты здесь делаешь?

– Я задавал себе тот же вопрос много раз… В том числе недавно, лежа на холодном песке, чтобы оградить от опасностей тебя. Неблагодарную и неверную девчонку.

Эти слова подействовали на Шахразаду как ледяной душ.

Пытаясь отогнать новый приступ вины, она резко развернулась и бросилась прочь. Холодный ночной воздух ничуть не остужал пылающие щеки.

Тарик настиг девушку и схватил ее за запястье.

– Не прикасайся ко мне! Не смей! – прошипела она, сбрасывая руку юноши, и с ужасом почувствовала, как наворачиваются слезы, которые удавалось отгонять почти неделю.

Шахразада не плакала ни тогда, когда увидела бессознательное тело отца на холме под потемневшими небесами. Ни тогда, когда обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на горящий город.

Ни даже тогда, когда узнала об обещании Тарика Джалалу позаботиться, чтобы она никогда не вернулась в Рей.

Привычным жестом сын эмира притянул Шахразаду к себе.

– Прекрати, – прошипела она, отталкивая Тарика и ощущая жжение злых слез.

«Ты заслуживаешь ту, о ком будешь думать даже тогда, когда ее нет рядом. Я же чувствую подобное по отношению к другому».

– Хватит пытаться обидеть меня, неблагодарная девчонка! – мрачно процедил Тарик. – Это не подействует. По крайней мере не так, как ты надеешься.

По щекам Шахразады потекли горячие слезы. Но она по-прежнему отказывалась опираться на него. Отказывалась поддаваться слабости.

Тарик устало вздохнул и обнял девушку за талию.

От него исходил запах песка и соли, а прикосновения казались такими надежными, такими привычными, такими безопасными. Ощущались как обещание всего, что так ценила Шахразада: молодости и свободы. Как обещание необузданного чувства падения, когда знаешь, что тебя непременно подхватят или, по меньшей мере, позаботятся о ранах. Как обещание беспредельных возможностей, простирающегося впереди неизведанного мира и, конечно, любви.

– Рахим рассказал, что случилось, – понизив голос, сообщил Тарик и провел пальцами по волосам Шахразады, положив ладонь ей на затылок, как делал столько раз за прошедшие годы. Девушка ощущала произнесенные слова всем телом, низкое рокотание эхом резонировало между ними. Однако она больше не заслуживала подобного удовольствия и не нуждалась в нем. – Я превратил бы мальчишку в отбивную, если бы хоть заподозрил его