Женщина в черном 2. Ангел смерти - Мартин Уэйтс

Ева нервно перевернулась на другой бок, и вдруг поняла: она – в совершенно иной комнате. Осмотрелась круглыми от изумления глазами. Теперь ее кровать стала одной из многих, кровати тянулись длинными рядами аж до двустворчатой двери. Все прочие постели пустовали. Больничная палата?

Пациентов в ней не было, зато хватало теней и звуков – откуда-то издали доносились слабые стоны и вскрики.

С заходящимся сердцем и звоном в ушах Ева все же совершила отчаянную попытку понять, что с ней происходит, отбросила одеяла, нащупала босыми ногами пол, встала. Прокралась мимо кроватей в надежде обнаружить источник странных звуков где-нибудь в палате. Странно: пустые постели не были застелены и на каждой осталась вмятина от тела неведомо куда исчезнувшего пациента.

Босые ноги шлепали по полу – Ева продвигалась все дальше.

Чем ближе она подбиралась к двустворчатой двери, тем более явственными становились стоны и крики. Ева распахнула дверь, напротив оказалась еще одна, на сей раз – одностворчатая. Крик стал отчаянно громким, почти невыносимо мучительным.

Ева почти коснулась дверной ручки. Помедлила. Ох, до чего же хочется заглянуть внутрь, отчего же останавливает страх того, что она там, возможно, увидит?

Снова протянула руку – и с тем же успехом: словно тело само отказывалось открывать дверь. Ева глубоко вздохнула, сглотнула. Еще раз. Еще… Прикусила губу, будто свой страх, – и решительно толкнула дверь.

Перед ней столпились доктора и медсестры, окружавшие женщину на кровати. Кричала она, кричала все громче – и истекала кровью. Женщина рожала.

Ева подалась вперед, пытаясь получше рассмотреть роженицу, – бесполезно, все загораживали спины помогавших ей медиков. Только и удалось разглядеть тонкую руку, судорожно хватающуюся за металлический столбик в изголовье.

А потом все изменилось. Женщина перестала кричать, лишь дышала тяжело, будто только что пробежала марафонскую дистанцию. От кровати торопливо отошла медсестра, унося с собой укутанный в одеяльце сверток. Ева вытянула шею, всмотрелась – оттуда высовывалась младенческая ручонка, крошечные пальчики беспомощно шевелились, точно пытаясь что-то ухватить.

– Позвольте посмотреть на него… ну пожалуйста, прошу вас…

Это простонала мать с кровати. Однако медсестра ее как будто и не слышала – прижала сверток в одеяльце к груди, резко развернулась и пошла прочь, к дверям, мимо Евы.

– Умоляю, – плакала мать, – умоляю, вернитесь!..

Медсестра и внимания на нее не обращала, шла своей дорогой, вот уж и дверь за ней захлопнулась, заскрипела, но затворилась не полностью.

– Умоляю, – в голосе матери звучало отчаяние, казалось, она вот-вот сорвет горло в бесплодной мольбе. – Не уходите, прошу вас, дайте мне хоть увидеть…

Нет ответа, лишь хлопает и хлопает рассохшаяся, неплотно прикрытая дверь.

Скрип-скрип, хлоп-хлоп.

Ева попыталась отключиться от посторонних звуков и сконцентрироваться на голосе роженицы. Что-то в нем было неуловимо знакомое. Она подкралась поближе в надежде рассмотреть лицо несчастной матери – и внезапно увидела, кто лежит на железной кровати.

Она сама.

Скрип-скрип

Ева задохнулась. Села на постели, прижала ладонь к бешено бьющемуся сердцу.

Все в порядке, она – в своей комнате в Ил-Марше. Одна-одинешенька. Потрясла головой, силясь изгнать из памяти жуткие картины тягостного сна, – вот именно что сна. Всего лишь сна. Страшный сон, ничего больше.

Дыхание постепенно успокаивалось, и она заставила себя лечь, – возможно, удастся заснуть снова. Но что-то мешало. Какой-то звук – ритмичный, будто пульсирующий.

«Это же дверь в больнице!» – поняла она внезапно. По-прежнему болтается, никак не захлопнется. Посмотрела на дверь спальни – заперта намертво. А звук никуда не пропадает.

Скрип-скрип, хлоп-хлоп…

Должно быть, генератор. Должно быть, его кто-то снова запустил. Стоило Еве подумать об этом, и сразу же стало ясно – нет, невозможно, она самолично его вырубила. Прислушалась.

Скрип-скрип, хлоп-хлоп…

Сна словно и вовсе не бывало – ночной кошмар преотлично об этом позаботился. Ева сорвалась с кровати, раздернула плотные шторы.

Ничего – лишь пустой ночной берег и спокойное, тихое море.

Звук послышался вновь. Никаких сомнений, он доносился изнутри дома.

Нет, но слышит же его еще кто-нибудь? Не может же быть, что только она?!

Скрип-скрип, хлоп-хлоп…

Нечего рассчитывать, что еще кто-то услышит, поняла вдруг Ева, и примет меры. В доме – дети, и она – учитель, она за них в ответе. Надо самой разобраться, что за чертовщина тут творится.

Ева зажгла свечу, распахнула дверь. Еще пару раз глубоко вдохнула, по-прежнему чувствуя истерический запал недавнего сна, – и высунулась в коридор.

Там царила тишина. Никого, ничего… Ева прильнула ухом к двери комнаты Джин, прислушалась, – ответом ей стало лишь тихое похрапывание. А звук только стал явственнее, и доносился он, похоже, снизу.

Ну понятно тогда, ребятишки, кто же еще? Кто-то не смог заснуть и решил совершить небольшую ночную экскурсию по удивительному дому. Всего-то и надо – спуститься, найти нарушителей режима, тихонечко выругать и отправить обратно спать, пока Джин случайно не разбудили. Воистину более идеального решения и самой директрисе на ум бы не пришло.

Старательно прикрывая ладонью пламя свечи, Ева осторожно нащупывала ногами ступеньки. Огонек отбрасывал на стены гигантские тени, а пятна плесени, казалось, всасывали эти тени в себя, становясь из-за их игры еще чернее.

Ева пробралась в детский дортуар, тише, тише, как можно неслышнее. Все ребятишки лежали в своих кроватях, спали и мирно посапывали во сне.

А звук раздавался и раздавался. «Да что ж такое-то, – подумала она яростно, – почему я – единственная, кто его слышит? Почему больше никто не просыпается?»

Осторожно притворив дверь, Ева направилась в сторону кухни. Точно – там звук был слышен гораздо лучше. Ева посветила свечой туда и сюда, постаралась озарить неверным огоньком каждый темный уголок и ничего необычного не обнаружила. Ничто не двинулось, не шелохнулось.

Она стояла и слушала.

Скрип-скрип, хлоп-хлоп…

Дверь в дальнем конце кухни была слегка приоткрыта. Прижимая ладонь к исступленно колотящемуся сердцу, Ева открыла ее и вошла.

За дверью была лестница – каменная, узкая, старинная. Ева принялась спускаться, освещая путь в темноте подрагивающим огоньком свечи. Страшно упасть, слишком уж скользкие от сырости ступени под ногами, но нет, ей удалось все-таки добраться до последней ступеньки. Впереди обнаружилась еще одна дверь, старая, полусгнившая, почти целиком почерневшая от плесени. И звуки доносились, сомнений и быть не могло, как раз из-за нее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});