В заповедной глуши - Александр Мартынов

Вновь не встретившись с душою моей… Спасибо, пацаны, — это он бросил ребятам из «Анимэ», вставая из-за синтезатора.

— Да не за что…

— Классно играл…

— Хоть когда давай… — посыпались разноголосые ответы.

Он вернулся за стол. Улыбнулся:

— Ешь, что же ты?..

…Узкая полоска пляжа была пустынна — не настал ещё купальный сезон. Валька остановил коня, соскочил, помог сойти девчонке. Забросил поводья коня на развилку в незапамятные времена выброшенной на берег коряги. И отошёл к самой воде. Подобрал в песке несколько камешков, начал бросать в воду. О Светке он почти забыл — вернулись тревожные мысли. И обернулся, собираясь ехать в парк.

Девчонка, нагнувшись, стягивала с себя трусики. Её джинсы, кроссовки и майка — новая, купленная Валькой с лотка при выезде из парка — лежали на коряге. Увидев, что Валька обернулся к ней, Светка выпрямилась, глаза её округлились, она отчаянным и беззащитным жестом прикрылась… но потом, закусив побелевшую губу, опустила руки и наклонила голову.

— Зачем это? — спросил Валька. Его вдруг охватила злость — не желание (он знал, что это такое, хотя ни разу не был с девчонкой), а именно злость. — Зачем это?! — звеняще повторил Валька.

— Я думала… — прошептала она. — Я же должна… с тобой… ты же…

— Оденься, — выдохнул Валька. — Немедленно. Сию секунду.

Он отвернулся, сел на корточки у воды, плеснул себе в лицо. Вода пахла цвелью и мазутом. Валька успел понять, что его тошнит…

…В медленно идущие на дно ошмётки непереваренного бефстроганова тыкались невесть откуда налетевшие мальки. Валька тупо созерцал это зрелище и не сразу понял, что света помогает ему встать и усаживает на корягу. Она успела одеться и теперь села рядом.

— Что с тобой? — испуганно спросила она. Валька помотал головой. — У тебя что, припадки?!

— Припадки… — криво улыбнулся Валька. — Весь день сегодня наперекосяк… Нет у меня припадков, это возрастное…

Девчонка села прямо, недоверчиво переспросила:

— Нервное?.. — потом снова посмотрела на Вальку и сказала: — Если хочешь… если хочешь — я всё сама сделаю, ты не стесняйся… Я не обижусь… на тебя не обижусь. Честное слово… Ты хороший…

— Не надо, — Валька посмотрел на неё и увидел, какие у Светки красивые глаза, и ужаснулся тому, что девчонка с такими глазами… — Поехали ещё куда-нибудь. Просто так.

* * *

— Па, — Валька сел напротив, — у тебя денег нет? На завтра, а то я на нулях.

— Если я не ошибаюсь, — Каховский-старший потянулся на стуле, — утром у тебя было около ста евро.

— Сто тридцать, — честно ответил Валька. — Я их почти все отдал.

— Кому? — поинтересовался отец.

— Так… одной девчонке. Беспризорной…

— Интересно… — Каховский-старший нахмурился. — Надеюсь, не проститутке?

— Она хотела, — Валька смотрел в угол. — Она младше меня, и она хотела… Но я отказался. Её Светкой зовут. Мы весь день были вместе, а вечером я ей отдал деньги… Мне стало стыдно, что я так живу… Па, — Валька посмотрел на отца, который внимательно его слушал, — почему так? Откуда их столько? Я же и раньше видел и всегда жалел…

— Ты хочешь спросить, не виноват ли я? — медленно поинтересовался Каховский-старший. — Я и такие, как я? Наверное, виноваты. Ты знаешь, что я хотел стать археологом? — Валька ошарашено помотал головой. — Это правда, археологом… — подтвердил отец и чему-то улыбнулся. — Спроси у своего Игоря Игоревича, он расскажет… А вместо этого я стал бандитом, я бы не поверил, если бы мне сказали об этом в школе, я бы в драку полез…Но мы не вырывали куски изо рта у стариков и детей, Валька. Мы не делили то, что должно принадлежать всем, сын. Воду, свет, тепло, знания… Это из-за них всё так, как есть. Из-за них, и из-за тех, кто по их указке правит страной. Русские им… — Каховский-старший замялся, глядя на молчащего Вальку. И решительно закончил: — Русские им — кость в горле. Поэтому, чем больше беспризорных, больных, наркоманов, подонков — тем им лучше.

— А что делать? — тихо спросил Валька. Каховский-старший покачал головой:

— Что тут сделаешь, если пока ты помогаешь десяти таким, как твоя Светка — на улице оказываются сто… Тебе сколько денег?

— Я бы так не смог жить, — не слыша отцовского вопроса, пробормотал Валька. — Я бы просто не смог так жить…

— Человек привыкает ко всему, — Каховский-старший положил руку на плечо сыну. — Иди-ка ты спать, на тебе лица нет. На дискотеку-то не пойдёшь ведь?

Валька молча встал, не ответив на вопрос. Пошёл к двери. И не видел, что во взгляде, которым провожал его отец, были боль и жалость.

6

В воскресный день Валька проснулся почти в полдень — вялый, разбитый, с больной головой. Дома никого не было, только на холодильнике обнаружилась записка:

Валентин!

Будить тебя не стали, поехали по делам. Вернёмся к вечеру.

Родители.

Валька прочитал записку, скомкал, бросил в мусорный мешок. Он чувствовал себя таким же скомканным, как эта записка. Странно, неужели правда такая дикая нервная реакция? Как у истеричной девчонки…

Он обошёл квартиру, заставил себя выпить кофе. Пощёлкал пультом телевизора. Выключил его. Стало очень обидно — какие там дела в воскресенье? Захотелось, чтобы родители были дома.

Валька подошёл к окну. И вдруг увидел одну из отцовских машин.

Чёрный «хаммер» стоял почти у подъезда. Возле него никого не было, но двое парней сидели под грибком, да и за тонированными стёклами ощущалась настороженная жизнь.

Интересно… Валька осторожно выглянул на лестничную площадку. Пролётом ниже сидел на подоконнике охранник. Он оглянулся мгновенно, кивнул Вальке молча. У отца неприятности… но какого плана, если он оставил охранять сына не меньше четырёх человек?

Валька попробовал позвонить отцу и матери — и с мобильного, и с обычного телефона — но каждый раз чутко засекал странноватые шорохи и попискивания, свидетельствующие о том, что аппараты на прослушке. Но кто мог прослушивать отца — человека, слово которого было законом от Волги до украинской границы, от Тамбова до Ставрополя?!

«Только ОНИ, — холодно подумал Валька. — Государство. ФСБ или кто-то вроде.» Валька хорошо знал со слов отца, что все рассказы типа того, что «мафия бессмертна» — анекдотическая чушь. Любая мафия (и вообще любые организации) существует только до тех пор, пока это безразлично (или выгодно) государству. Как только нарушаются его интересы…

Он перестал названивать и вернулся к себе в комнату. Лёг в постель и уснул опять — глухо выключился, а открыл глаза уже только вечером. Первой мыслью было — до чего бездарно прошло воскресенье. Второй — где родители?