Амплуа девственницы - Татьяна Полякова

Тут еще вот что… — Он перегнулся к нам и перешел на зловещий шепот:

— Козлов падал и даже словечка не проронил. Шмяк, и все. Где это видано? Васька Хрякин с дерева летел, так орал, не приведи господи, уж приземлился давно, а все орал. Хотя выпил немало, перед тем как на дерево за своим котом полез. Козлову столько не выпить, он парень жидкий. И высота у нас не скажу чтоб большая, первый-то этаж в землю врос, и чтоб шею сломать, надо нырять головой вниз, и то, бывает, повезет, и ничегошеньки. А тут вякнуть не успел и сразу каюк. Я чего думаю, может, шею-то ему сначала сломали, а уж потом с балкона?

— Чего ж вы своими догадками с милицией не поделились?

— А чего с ними делиться, они сотню не дадут.

Или две. А лучше три. Я б не такое еще рассказал.

— За три сотни и я чего хочешь навыдумываю, — съязвила я.

Дядька хмыкнул:

— А мне и выдумывать не надо. А насчет ментов.., им ведь все равно. Приехали, взглянули, поспрашивали, что да как. Козлов одинокий, хлопотать и горевать о нем некому, упал с балкона — и всех делов. Козлову все равно, а им зачем лишняя морока? Я со своими догадками приду и вряд ли их обрадую. Скорее наоборот, а злить мне их совершенно не хочется. Придраться при желании к любому можно, особенно если выпивающий…

Лерка выложила на стол две сотни.

— Значит, вы намекаете, что Козлов не сам свалился, а кто-то ему помог? — вмешалась я, видя, как стремительно исчезли деньги в кармане пятнистых штанов.

— Намекаю, — кивнул он.

— И кому, по-вашему, могло прийти в голову такое?

— Дружку. Дружок у него появился, вроде неплохой парень, но… У меня глаз наметанный, я человека насквозь вижу, и этого увидел: непрост. Очень непрост. Козлов-то вроде дурачка, доверчивый, а этот нет, хотя по виду вроде Козлова, из интеллигентов.

И чего-то они замыслили. Уж очень Славка таинственный был и все задумывался. Замрет и думает, думает. А еще пугаться начал. Позвонит кто, он к двери шмыг и прислушивается. А раньше подойдет и сразу открывает.

— Давно он стал задумчивым? — спросила Лерка.

— Недели три.

— А испуганным?

— С неделю.

— А свалился когда?

— Третьего дня.

— Ясно, — вздохнула Лерка.

— Что за человек он вообще был? Чем занимался?

— Так это вам лучше знать. Вы его друзья.

Лерка вздохнула и достала еще сотню.

— Ничем путным он не занимался. Как есть бездельник. Говорил, что музыкант. Какой музыкант?

На барабане играл, точно заяц. Или дятел — стук да стук. Но деньги зарабатывал. В прошлом году машину купил. И квартиру покупать собирался-. Но потом у него что-то разладилось, про квартиру помалкивал и вроде как нигде не работал, потому что никуда не ходил, все больше дома на диване лежал и охал.

Потом дружок этот появился.

— Как дружка звали?

— Арсений. Заходил пару раз. Приметный с виду парень. Но с двойным дном. Уверен, этот Арсений и втравил его в историю. — Дядька сложил руки на животе и благостно улыбнулся. Лерка вздохнула и, кивнув мне, потопала к двери. Дядька отправился проводить нас, у дверей спросил с хитрецой:

— А у Славки много близких друзей?

— Что, уже кто-нибудь интересовался? — насторожилась Лерка.

— А то. Вы третьи. Сначала явился какой-то хмырь в бабьих волосах.

— В парике, что ли?

— Ага. И в очках. Таился. И выспрашивал. Дал две сотни.

— Как выглядел?

— Обычно. Если волос этих не считать. Невысокий, вот как вы, к примеру. Брюхо наел, хотя годов ему не больше тридцати. А потом явились втроем.

Денег не дали ни копейки и напугали до смерти.

— Один из них белобрысый? — скривилась Лерка.

— Точно. Ваш знакомый?

— Ага. Что вы ему рассказали?

— А что ему рассказывать, если денег не дал?

— А тому, что в парике, рассказали о Славке?

— Нет, он мне не понравился.

— Белобрысый про Арсения спрашивал?

— Спрашивал про друзей. Я сказал — заходили, но я с ними не знакомился. — Тут дядька распахнул дверь и увидел Сашка, который стоял с той стороны и радостно улыбался.

— Это тоже знакомый, — успокоила его Лерка, заметив, что дядька переменился в лице.

Мы простились и покинули дом. Пока мы шли к машине, Лерка кратко передала Сашку наш разговор с дядькой, теперь я это лишним не считала, раз выяснилось, что он не совсем идиот. Говорить, по крайней мере, умеет, может, и соображать тоже.

— Два убийства, — заведя мотор, подвела итог Лерка. — Белобрысый с компанией и приятель Арсения, который тоже чуть не стал покойником.

— Был еще один приятель, они в кафе вчетвером сидели.

— Вот-вот. Ребятишки что-то замышляли, скорее всего замыслы свои осуществили, после чего один сиганул со второго этажа и, похоже, не без чьей-то помощи, а второго убили в собственной квартире. Третий вряд ли об этом знал, иначе бы не заявился так некстати. Остается четвертый. При этом надо помнить — в квартире что-то искали.

— И ты это что-то тоже хочешь найти, — съязвила я.

— Почему бы и нет? — резонно ответила Лерка.

— У тебя же денег полно, сама говорила.

— Так, может, там не деньги.

— А что?

— Не знаю.

Я вздохнула, разговаривать с Леркой не было никакой возможности. Мы въехали в гараж ее дома, и я побрела к своей машине.

— Ты куда? — насторожилась Лерка.

— Домой. Время позднее, у меня завтра работы по горло.

— Ты что? — подскочила она ко мне. — Какой дом? Какая работа? Ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь. Мне работать надо, работать. У меня нет миллионов, ясно?

— О деньгах не беспокойся…

— Да пошла ты… — посуровела я, устраиваясь в машине. — И не вздумай мне помешать, — предупредила я, заметив, что спешно приближается Сашок.

— Вот что, — затараторила Лерка, — ни в коем случае не говори ментам, что мы входили в квартиру.

О белобрысом тоже забудь. И о стрельбе. Приехали, позвонили в дверь и уехали. Обещай мне, слышишь?

— Слышу, — ответила я и поторопилась убраться восвояси.

* * *

К родному дому я подходила с опаской, знать не зная, чего следует ждать от судьбы. Судьба послала светло-коричневый конверт, именно его я обнаружила в своем почтовом ящике, в который заглянула по привычке, хотя никакой корреспонденции не ждала.

Конверт был плотный, большой, с моим адресом и именем, обратный адрес отсутствовал. Отправили его два дня назад из двадцать шестого почтового отделения. Поглазев на конверт, я вошла в квартиру, пробежалась по всем трем комнатам, дабы убедиться, что нахожусь одна, рухнула в кресло и закрыла глаза, но тут же вскочила и схватила конверт, разорвала и обнаружила в нем конверт поменьше и листок бумаги, развернула его и с дрожью душевной прочитала: «Дорогая Аня. Пожалуйста, сохрани это для меня. Арсений».

Я заревела, да так жалобно, что самой себе удивилась. Уж, кажется, надо свыкнуться с мыслью, что Арсения больше нет, но теперь, когда я держала в руках его записку, горе обрушилось на меня с неимоверной силой.

От избытка чувств я кинулась к телефону, чтобы позвонить Лерке, но вовремя опомнилась. Лерка непременно захочет узнать, что в конверте, а Арсений просил сохранить конверт для него… В самом деле, что там может быть? Сама не знаю как, я разорвала конверт. В салфетку был завернут ключ с биркой, на бирке номер 328. Я повертела его в руках, ключ небольшой, вряд ли от двери. Тогда от чего? На всякий случай я тщательно изучила салфетку, в которую был завернут ключ. Никакой записки. Ключ, и все.

С просьбой сохранить его для Арсения. Он надеялся им воспользоваться. Я опять заревела, потом вытерла слезы и продолжила размышления.

Почему он прислал его мне? Арсений мне доверял. Конечно. Я вызываю у людей доверие, это нормально. Возможно, не только доверие, возможно, он испытывал ко мне чувства… А еще он хотел, чтобы об этом ключе никто не знал, и отправить его мне показалось ему наиболее надежным. Мы были едва знакомы, следовательно, никто из тех, кого он опасался, обо мне не знает. Отыскать меня будет сложно, это он так думал, и если бы я не поперлась к нему на квартиру, оказался бы прав. Но я, поддавшись на Леркины уговоры, туда отправилась, и в результате… в результате белобрысый легко может меня найти.

Я схватила оба конверта, записку и даже салфетку, скомкала и подожгла в большой пепельнице на кухне. Конверт горел плохо, поджигать его пришлось раза три, в конце концов и он превратился в груду пепла, а я вздохнула с облегчением.

Ключ я положила в шкатулку, где хранила всякие мелочи. Раз Арсения нет, хранить ключ у себя довольно глупо, но я его все же оставила. Еще раз прошлась по квартире и отправилась спать. Сон не шел, я то начинала реветь, то вспоминала о ключе и гадала: что намеревались открыть этим ключом, а главное, что находится под замком, который этот ключ открывает. Арсений погиб, и я об этом уже никогда не узнаю. Я вновь заревела, подозреваю, что на сей раз от неудовлетворенного любопытства.

Утром я едва не опоздала на работу, так что о ключе даже не вспомнила. Ближе к обеду мысль о нем мелькнула у меня на мгновение, но срочные дела вновь не позволили поразмышлять на эту тему.