Мёртвые душат - Александр Бреусенко-Кузнецов

Впрочем, скоро Лулу Марципарина представила ему свою также ещё живую подругу, отозвав её из того самого кружка бальзамировщиков, которого Чичеро положил сторониться, — госпожу Кэнэкту. Это была дама с более пышными формами, чем у цилиндроновой дочки, и постарше её на доброе десятилетие. После знакомства Кэнэкта обернулась громкоголосой хохотушкой — из тех общительных дам, которые, ещё в молодости уверовав в соблазнительность своего смеха, с тех пор почитают за долг одаривать им присутствующих.

Вообще-то Чичеро с большим предубеждением относился к живым людям — если честно, и в грош их не ставил. Но то, что у Управителя Цанцкого воеводства оказалась живая дочь, сбивало с толку.

Ясно, что живые люди — низшая раса; это подлые существа, закосневшие в предательстве. Живые карлики, в отличие от них, остаются носителями величия своего народа, но они-то как раз и стремились войти в сонм мёртвых, а остались живыми лишь по историческому недоразумению.

Карлики не были приглашены на торжественный пир Смерти, ведь люди, всегда норовящие их оттеснить с мировой арены, прорвались на него первыми. Великий народ и по сей день не включён в число вступивших на путь прогресса лишь по одной досадной причине: ещё заживо предубеждённые против карликов люди-некроманты до сих пор отказывались проводить над ними свои обряды перехода в посмертье…

С госпожой Кэнэктой посланник познакомился без малейшего воодушевления, а ладонь ей целовал с известной гадливостью. Живым людям — в отличие от вынужденно живых карликов — нет оправдания. Уж они-то могли легко обратиться в мёртвую элиту мира — но не сделали это (конечно, из-за характерной для людей варварской тупой ограниченности). Вот к дочери великого мертвеца Цилиндрона не применимы обычные мерки; она и отвращения-то, если разобраться, не вызывает, только одно удивление. Другое дело — её корова-подруга, которую Чичеро сразу невзлюбил: тут уж, поди, все возрастные рамки пройдены, почему она ещё не мертва?

— У меня — индивидуальная непереносимость омертвляющих бальзамов, — предупредила его вопрос госпожа Кэнэкта, — Это моя трагедия. Я не смогу войти в посмертье, мне всего-то и осталось — весело прожить хоть эту жизнь, — и она повела так и не соблазнившими Чичеро обнажёнными плечами.

А Лулу Марципарина Бианка уже тянула Чичеро и Кэнэкту в дальний угол зала — знакомить с великаншей Клюп из замка Окс, что на Клямщине.

* * *

Сперва Чичеро следовал за дочерью Цилиндрона из одной лишь вежливости: не слишком-то красиво напрямик отказываться от общества привлекательной, пусть и живой, женщины, не ждут такого нарушения этикета от элитных посланников Смерти, сразу заподозрят неладное. Конечно же, тот круг гостей симпозиума, с которым его знакомила Лулу, представлял для Чичеро мало интереса. Посланник сказал бы, что почти каждый из них зря существует на свете. Были тут и живые и мёртвые, но мёртвые — мало чем лучше живых, народишко пустой и погрязший в грубых варварских удовольствиях и науках. Чичеро на этом представительном симпозиуме следовало завести совсем-совсем другие знакомства. Необходимые. Требуемые возложенной на него миссией.

Слуги, сгибаясь под ношей, вносили в зал резные мраморные стулья особо тонкой бегонской работы и расставляли, создавая несколько широких кругов для беседы по интересам. В один из этих кругов устремились ростовщики, предводительствуемые Карамуфом, и всякие торговцы, в другом уселись вояки во главе с Оттом; самый большой круг объединил некромантов с бальзамировщиками. Великаны, для которых все эти стулья были маловаты, помещались на коврах, расстеленных на полу. Многие, впрочем, не вошли в занятую стульями часть зала, а продолжали общаться, хаотически перемещаясь между колоннами, уединяясь у фонтанов, забиваясь в углы. В эту-то подвижную часть гостей симпозиума и был втянут своими спутницами Чичеро. Напрасно он надеялся присмотреть себе в центральном круге удобное место.

Когда особенно громкий удар в гонг возвестил о начале интеллектуальной части симпозиума, и высокоучёный некромейстер Гны начал свою мудрую речь, Чичеро решил, что провёл с дочкой воеводы достаточно времени, и имеет хороший повод откланяться. Но не тут-то было.

— Я вас не отпускаю, посланник, — прямо сказала Лулу Марципарина, а госпожа Кэнэкта с заговорщической улыбкой загородила ему проход пышной грудью.

— Почему же вы не хотите меня отпустить, госпожа Бианка? — с несколько принуждённой улыбкой произнёс Чичеро.

— Мне ведомо будущее.

— И что же будет в будущем? — вежливо поинтересовался Чичеро.

— А то, что мы с вами будем любовниками, — просто сказала Лулу, — И вы станете моим первым мёртвым мужчиной. Первым настоящим.

— То есть?

— Первым, кто дерзнёт и сможет удовлетворить мой давний интерес к мёртвому телу.

— Ваш интерес к мёртвому телу?

— Я никогда не была с мёртвым, — с искренней печалью проговорила Лулу. — Сами посудите, может ли меня это не угнетать?

— Что ж, вероятно, — пробормотал Чичеро, с досадой пытаясь сообразить, какой реакции может требовать этикет на такую откровенность дочери мертвеца высшего ранга. Нет, этикетные правила, кажется, не были рассчитаны на подобные случаи.

— Что вероятно? Уж не думаете ли вы, посланник Чичеро, что раз я — живая, то не способна привлечь внимание мёртвого мужчины? Что он предпочтёт мне своих облезлых мёртвечих?

Нет, Чичеро такого не думал. Если говорить начистоту, то мёртвые женщины уж точно не могли соперничать в привлекательности с живыми — даже просто потому, что живые моложе. И намного моложе — Чичеро понимал, почему. Чтобы согласиться перейти в посмертие, женщине нужно задуматься о смерти. Превращаться в мертвеца в цветущую пору юности мало кому хотелось, ведь бальзамирование, строго говоря, многих весьма не украшает; обряд всё откладывался, и совершался лишь к тому моменту, когда женщина сама понимала, что основательно постарела.

Старость в здешнем мире подстерегала живых людей уже годам к сорока; редко кто из них доживал до пятидесяти, уподобляясь героям давних легенд. А вот посмертие позволило легендарных героев далеко переплюнуть. Тем-то и мило оно людям, что через принятие Смерти отодвигает как можно дальше смерть с маленькой буквы. Но все-таки важно заранее подумать: в каком возрасте отодвигать?

Женщины часто не успевали заранее подумать, спохватывались уже едва живые. Бальзамирование, конечно, предотвращало дальнейшее разрушение тела, даже слегка «омолаживало». К этому моменту, однако, свежесть и красота уходили безвозвратно. Бальзамы вдобавок притупляли ощущения, гасили плотскую страсть. Не удивительно, что сверстники-мужчины обычно искали развлечений с живыми женщинами. Ну, и живые женщины к их ухаживаниям, как правило, были лояльны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});