Призрак Белой страны - Александр Владимиров

— У вас еще есть вопросы? — с прежним холодком полюбопытствовала Прохоренко.

Вопросов много, только получит ли он ответы? Да и женщина спешит. Он дал Ксении визитку, попросил позвонить в редакцию, если она что-то вспомнит. И попросил разрешения вновь побеспокоить, когда возникнет необходимость.

— А мне визитку! — чуть не подпрыгнул Лапин. — И я могу что-нибудь вспомнить. Вас проводить, молодой человек?

— Нет, благодарю. Мне нужен Степанов.

Теперь Никита Никодимович не отвертится. Александр заставит его приоткрыть некоторые тайны. Однако Горчакова ждало разочарование. Степанов уже покинул здание театра.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Итак, что он вынес из разговора с актерами? От Прохоренко действительно узнал важную информацию. А вот Лапин ничего существенно не сообщил.

«Ничего?»

Горчаков прокрутил в голове все детали их беседы. Сплошные вздохи, восклицания Ильи Сидоровича, а фактов — ноль.

«Или я ошибаюсь?»

Погруженный в размышления, Александр и не заметил, как оказался в центре большой ярмарки. Подобные ярмарки организовывались в Старом Осколе минимум раз в неделю. Идешь, а вокруг лотки, лотки. Парное мясо, колбасы — хочешь из свинины, хочешь из телятины, огромные рыбины, которые вылавливали в местных прудах, икра, сыры всех видов, зернистый деревенский творог и прочее. Удивляло не разнообразие продуктов, а низкие цены, порой смешные до неприличия. У крестьян выхода не было: надо сбывать товар. В свое время предполагалось подписать договор с СССР о поставках туда продуктов. Там голод! И в Поволжье голод, и в приграничных районах с Курской губернией, и в других местах. Говорят, люди мрут как мухи. Сначала все детали договора согласовали, но потом Советы отказались. Черкасова по этому поводу сказала:

— У большевиков другая задача: согнать людей в города, согнать любым способом, даже самым жестоким. И таким образом провести свою индустриализацию. Гениальные управленцы! «Наверное, она права».

Красивая пышногрудая девица зазывала покупателей в магазин модной одежды. «Наша, Воронежская! А так же костюмы и платья из Франции, Англии, Германии!» Улыбка красавицы играла столь заманчиво, обольстительно, что Горчаков решил заглянуть, приобрести какую-нибудь безделицу.

И тут он заметил коренастого плешивого человека с приплюснутым носом. Александр не обратил бы на него внимания, если бы не одно обстоятельство: он уже видел его, когда выходил из театра. «Случайность?»

Александр зашел в магазин, обошел ряды, вступал в разговоры с продавцами, купил модную шляпу. Затем вышел и огляделся.

В толпе отыскать кого-либо сложно, однако Горчаков вновь заметил плешивого, аккуратно посматривающего в сторону магазина. Теперь стало понятно кого он выслеживает.

Александр впервые оказался объектом слежки. Следовало бы выяснить — кто этот человек? Чье задание выполняет?.. Как узнать? Подойти, поговорить? Нет, не сейчас!

Горчаков решил ничего пока не предпринимать и не показывать вида, что он раскусил преследователя. Он неспешно двинулся вдоль рынка, миновал его. Опять впереди шумная, косящая под Европу улица. А вот и переулок, укорачивающий путь.

Он вошел в этот переулок, быстро двинулся вперед. Преследователя не было. «Я ошибся?!»

Только долго радоваться ему не пришлось, плешивый вновь появился.

Александр прокручивал в мозгу разные варианты. «Если все-таки напрямик спросить: „В чем дело, сударь?“ Как он отреагирует? Станет оправдываться? Пошлет куда подальше? Скорее — второе. Где доказательства, что он следит за мной?»

Был еще один вариант: врезать ему как следует. И что? Он поднимет шум, и Горчаков останется в дураках. Да и крепыш он что надо. Так ответит — мало не покажется!

Горчаков с тоской подумал, как по его ангельскому лицу пройдутся мощные кулаки. Тогда не жди откровений от милых свидетельниц.

Он двинулся дальше, то убыстряя, то замедляя ход. Соответственно вел себя и преследователь. Выйдя из переулка, Горчаков увидел несколько больших жилых домов. И сразу юркнул в один! Окно между лестничными проемами являлось отличным местом наблюдения.

Вскоре возник плешивый. Он лихорадочно осматривался, бегал взад-вперед. Затем испарился. Горчаков для верности еще немного подождал и только потом покинул убежище.

Снова те же вопросы: кто и почему?

Не случайно Либер его предупреждал. Теперь, когда журналист ослушался, его взяли под контроль. Плешивый — один, или их целая группа? Скорее — второе. Сегодня они просто преследуют, а завтра?.. Кому рассказать о случившемся? Корхову? Нет, мудрая шефиня открыла Александру глаза. Полиции он тоже не доверяет.

На первом этаже открылась дверь, послышались шум, смех, спорящие голоса. Все это напомнило Горчакову, что жизнь продолжается. Надо поспешить в редакцию! Он спустился по ступенькам и… замер. Его будто перенесли из процветающей Российской Империи в страшный СССР. На стене перед дверью висела табличка, где крупными буквами было написано: «ВКП(б)» (аббревиатура правящей тогда в СССР партии — Всесоюзной коммунистической партии большевиков. — прим. авт.). Оцепенение длилось недолго, Горчаков вспомнил, что коммунисты не так давно были легализованы. И он находился рядом с их офисом.

Легализация партии коммунистов ровно год назад привела часть общества в шок. Александр также не понимал, с какой стати разрешили открыто выступать и бороться за власть тем, кто уже однажды разрушил Русское государство? Официальный комментарий звучал так: «В условиях демократии все политические силы имеют право на выражение собственного мнения, в том числе коммунисты». Вечером того же дня Горчаков имел на эту тему серьезный разговор с шефиней. Загородный дом Черкасовой, шампанское, страстная любовница зрелых лет — все располагало к романтике, к иным разговорам: о красоте звездного неба, о далеких морях, экзотических островах. Однако Горчаков все еще находился под впечатлением непонятного решения Верховного Суда Империи. Как же так? Большевики теперь среди нас? Пятая колонна будет открыто работать на враждебное государство? Предупреждение мерзкого карлика, что он придет повсюду, уже не было обычной бравадой.

Даже в постели Алевтина не отказывалась от вредной привычки курить. Затянувшись очередной сигаретой, она спросила:

— Тебя что-то беспокоит?

— Заметно?

— Все на твоем лице.

Она рассмеялась и добавила:

— Меня не проведешь.

— Отрицать не стану.

— Хочешь, угадаю? Поссорился с любимой женщиной.

— У меня ты — любимая женщина.

— Я начальница по работе и партнер по сексу. У меня состоятельный муж и респектабельная жизнь. Так что влюбляться в меня не стоит. Наши сегодняшние отношения близки к идеалу. Иного не надо.

— Уговорила.

— Ты не ответил. Долги? Сколько? Я помогу.

— Все гораздо прозаичней. Я думаю о легализации партии Ленина.

— Безобразие! Лежит в постели с привлекательной женщиной, а думает о Ленине. У тебя нормальная ориентация?

— Я серьезно. Никого из моих знакомых эта легализация не волнует. Мол, перспектив у коммунистов никаких, ни на что серьезное претендовать не смогут. А мне все равно не по себе. Помню, как мы бежали из Петрограда. Помню лица комиссаров, особенно одного карлика… Думал, что кошмары навсегда остались в прошлом. Ан, нет! Демократия, свобода! Они нам устроят такую свободу! Неужели наши правители настолько слепы? Они напоминают петухов с закрытыми глазами, не слышащих, как к курятнику подкрадывается хищник.

— Решение Верховного Суда не слишком дальновидно, — согласилась Алевтина. — Мы живем по одним законам и наивно полагаем, что по таким же законам будет жить все общество. Однако есть те, кому мораль цивилизованного человека претит. Они совершают взрывы, убийства, а потом… начинают требовать. Сначала милосердия — помилования за совершенные злодеяния, затем признания своих политических прав и, наконец, власти. Сейчас они малочисленны, потому для общества незаметны. Но порок заразителен, проходит время, и все большее число недовольных вливается в ряды противников общественного порядка. А власть по-прежнему сыплет отговорки, типа: «Нельзя их запрещать, мы же не такие, как они».

— Наивные или… негодяи?

— Знаешь, в чем беда современного мира? Он по-прежнему обожествляет идеи Великой Французской революции. В чем ее «великость»? Обычная кровавая бойня. Робеспьер — тот же Ленин. Лозунг: «Свобода. Равенство. Братство» очень скоро заведет нашу цивилизацию в тупик, затем — к краху.

— Не слишком ли мрачно?

— Мрачно. Но так и происходит, — Алевтина затушила сигарету, откинулась на подушку и резко проговорила.

— Люди проклинают рыночную модель с ее кризисами, безработицей, но никогда не откажутся от нее. Она нужна власти и потому населению внушают: «Система может быть и плоха, но лучше ее нет». А чтобы те не роптали, не искали «пути к счастью», создают разные извращения типа Советов или Рейха. Либо одно зло, либо другое. Ну, что выбираешь?