Газета День Литературы # 130 (2007 6) - Газета День Литературы

– Воздух… – произнес он, чуть задыхаясь.

Хенаро тоже, вероятно, чувствовал что-то подобное, потому что он радостно вздохнул и засмеялся. Постояв так ещё некоторое время, они двинулись вдоль берега в одну из сторон, что лежали перед ними. Им хотелось спуститься к морю, искупаться, смыть с себя пот и пыль, которыми они пропитались за время перехода.

– Хорхе, на мне и тебе столько пыли, что нас уже можно считать частью полуострова и даже нанести на карту. Вот только где бы нас лучше нарисовать, а то нас постоянно носит, как перекати-поле?

Они засмеялись. Удача улыбнулась им: вскоре они нашли спуск к воде. В этом месте море вымыло небольшую – локтей сто в длину и столько же в ширину, бухточку и была возможность спуститься не сломав себе шею, хоть и с немалыми предосторожностями.

– Хенаро, ты не боишься разбиться?

– Ну так что ж… – спокойно то ли спросил, то ли ответил тот.

Хорхе решил не доискиваться до сути этого замечания, а потому сосредоточился на спуске. Камни под ногами были жёлтыми и крупными. Солнце раскалило их и они не скупясь выплескивали накопленный жар на загрубелые ступни. Иногда чья-нибудь нога соскальзывала с камня и тогда сердца обоих замирали от страха за себя или спутника. Необходимо заметить, что они очень дорожили друг другом, хотя никогда вслух об этом не говорили.

Тем не менее спуск кончился благополучно: они не сорвались и не упали в прибой на тяжелый влажный песок. Сошедши, они встали на ноги, огляделись. Их окружали отвесные скалы, немного пологие только в том месте, откуда они спустились. Прямо перед ними открывалось маленькое плато, немного поднимающееся вверх, упирающееся в конце всё в тот же обрыв. Плато было сплошь завалено камнями. Что-то странное меж тем сквозило в этих камнях, они чем-то неуловимо отличались от стен вокруг них. Но в чём состояло различие, в форме ли, в цвете, было совершенно неясно. Однако и разбираться в этом странникам было недосуг – рядом чешуйками гигантского морского дракона шелестели прозрачные волны. Они манили к себе, как манят губы молодых дев, расцветших на краткий миг юности, длящейся в сущности не более времени полёта падающей звезды; они манили, как манят столы пиршества изголодавшихся путников, как цветы жар-цвета, распускающегося на одну ночь в году. Волны манили так же, только красота их была вечной, не подвластной капризам времени.

Люди с радостью сбросили с себя горячую одежду. Она упала на песок лоскутьями шкур весенних змей, обновляющих к лету своё тело. С шумом и брызгами бросились они в прохладу воды. Смех нарушил мерный шорох волн. Море приняло их с радостью, как своих детей, которых долго не видело. Оно было ласковым и теплым. Такими бывают ладони матерей, которые любят своих сыновей любыми, потому что такова уж судьба матери – любить детей. Пока путешественники бегали по пояс в воде, радостно борясь с её мягким сопротивлением, она смывала с них всё лишнее, что пристало к ним по дороге. Немного устав, они глянули друг на друга и, не сговариваясь, нырнули, поплыли дельфинами под водой, извиваясь всем телом и загребая руками. Тут, в подводном царстве, всё было голубовато-зелёным. Всё вокруг переливалось, на жёлтом песке дна играли солнечные блики, дрожащие и неверные, как паутинки на ветру. Они всплыли вместе, снова нырнули. Хенаро погнался за Хорхе, а тот, не изменяя серьёзному выражению лица, устремился прочь от него. Так продолжалось еще некоторое время.

Когда радость от свидания с морем немного схлынула, они почувствовали нечто странное, пронизывающее подводный мир подобно солнечным лучам. Это была музыка. Она была здесь, похожая то на трепет бабочки у цветного стекла церкви летним полднем, то на гром несущегося по прерии стада бизонов. Мелодия, а в музыке несомненно присутствовала какая-то бесконечно гармоничная мелодия, то поднималась вверх, как серебряная рыбка, то опускалась вниз, переливаясь в развитии подобно кольцам огромной блестящей змеи. Музыка завораживала, она проходила насквозь дивным потоком, делая тела невесомыми. Под её звуки забывалось всё, стиралась граница меж водой и телом, и они растворялись горстью соли в и без того соленом море. Здесь слышались звуки арф, нежный голосок флейты, далекие трубы и много чего ещё, и всё это соединялось воедино, сплетаясь тугой косой мелодии.

Две фигуры неподвижно замерли в толще, не поднимаясь и не опускаясь. Они слушали музыку, глядели на солнце из-под воды и думали, что это наверное и есть счастье: слушать музыку моря и глядеть на солнце из-под аквамарина воды. Солнце переливалось от волн, колеблясь в немыслимой высоте. Море придало ему голубоватый оттенок. Внизу был жёлтый песок, вверху жёлтое солнце, вокруг – море, и они качались в его существе, как в утробе великой праматери жизни.

Вдруг они испугались чего-то, и, не веря собственному счастью, поспешно выскочили на берег.

– Хенаро, ты слышал? – спросил более робкий Хорхе.

– Да.

– И что же это? Как ты думаешь?

– Это… – он немного улыбнулся. – Я думаю это музыка.

– Откуда же ей здесь взяться?

– Я думаю музыка есть во всём, а уж тем более в море.

– А в камнях?

– Чем же камни хуже воды?

– А в нас?

– Как бы мы пели, если б её в нас не было?

– Хорошо, но если музыка и раньше была во всём, то может быть ты объяснишь мне, почему я никогда не слышал её до сего дня?

Хенаро загадочно улыбнулся:

– Это потому, что тебе всё равно.

Хорхе был крайне смущён неожиданным замечанием, но, не зная, как правильно отреагировать, решил оставить его без ответа. Он помолчал, потом тихо, будто стесняясь, произнёс:

– Мне показалось, что музыка похожа на змею, – и он робко взглянул на друга. Лёгкая краска смущения залила его щёки.

– Это наверное потому, что ей всё равно.

– Кому, кому всё равно? – испуганно спросил Хорхе.

– Музыке.

– Как, и ей тоже всё равно?..

Хорхе недоумённо уставился на товарища, но тот пристально смотрел в глубь берега перед ними, не обращая на него внимания. Он приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы солнце не слепило его, и вперил взгляд в развалы камней. Хорхе, видя, что более подробного ответа ему не получить, тоже присмотрелся, но ничего интересного не обнаружил. Камни, жёлтые, как морской песок, и только.

– Смотри, – указал на них его спутник.

– Я ничего не вижу, Хенаро, хоть и стараюсь изо всех сил.

– Теперь всё ясно... – он покачал головой, получив ответы на все свои вопросы.

– Что? Что тебе теперь ясно? Ну Хенаро же… – он тронул его руку, просительно заглядывая в лицо. Хорхе не понимал происходящее ни на йоту, и это беспокоило его. Туманные ответы друга не только не рассеивали страхи, но скорее даже усиливали их ещё более.

– Пойдём, – не слушая, позвал Хенаро.

– А как же одежда?

– Оставь, здесь же нет никого. Кто нас увидит?

Хорхе оглянулся, но из живых существ разглядел лишь чаек, парящих над водой, да нескольких изумрудных ящерок, греющихся на солнце. Они были словно одни в мире, как в первые дни творения. Он вздохнул и отправился вслед за старшим.

Хенаро легко, не боясь соскользнуть или оступиться, прыгал с камня на камень. Казалось, что все свои страхи он сбросил вместе с лежащей на берегу одеждой. Хорхе даже залюбовался невольно этим легким бегом, затем же поспешил следом, чтобы не пропустить ничего интересного. На камнях, тут же высыхая, оставались отпечатки двух пар мокрых ног.

– Подожди меня, – крикнул он догоняя.

Хенаро оглянулся, махнул, улыбаясь, ему рукой, призывая не отставать. Младший улыбнулся в ответ, предчувствуя какое-то необычайное открытие. Мир осветился радостью, он почувствовал себя возносящимся выше парящих чаек, не отрываясь при этом от поверхности валунов.

Хенаро остановился, и Хорхе догнал его. Попытался проследить направление взгляда и только тут заметил, что они стоят посреди развалин какого-то древнего святилища. Некогда ровная площадка была завалена остатками колонн с глубокой резьбой. Путники пригляделись: на крутых боках колонн ещё можно было разглядеть изображения могучих людей, напрягавших в едином усилии упругие весла кораблей; музыкантов, игравших на невиданных музыкальных инструментах (о том, что это были именно музыканты, можно было догадаться по праздничным венкам на головах и чреслах и открытым, как при пении, ртам), повсюду среди людей виднелись волнистые линии, изображавшие то ли волны, то ли змей. Кое-где основания колонн остались стоять на своих местах, обозначая границы святилища. Храм был небольшим: квадрат со стороной около десяти локтей, не более.