Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв. - Борис Клосс

И не долговрѣменно по поставлении пребывъ, отпущаеться от Царяграда благословениемъ патриарха Филофиа и всего честнаго его сбора и незамедлено приходит на свою митрополию на Русскую землю. И пребысть въ святительствѣ и въ учительствѣ долгоденьствуя многа лѣта, уча слову Божию, по благочестии побараа, правя слово истины православныя вѣры, поставляя епископы и священикы, попы, диаконы. Бяху же епископи ставлениа его: первыи Игнатии, епископъ Ростовьскыи, Василии, епископъ Рязанскыи, Феофилактъ, епископъ Смоленьскыи, Иван Са раискыи, Парфении Смоленьскыи, Филимон Коломеньскыи, Петръ Ростовьскыи, Феодоръ Тфѣрьскыи, Нафанаилъ Брянскыи, Афонасии Рязаньскыи, Алексии Суждальскыи, Алексии Новогородьскыи, Великаго Новагорода, Василии Тфѣрьскыи, Данило Суждальскыи, Матфеи Сараискыи, Арсении Ростовьскыи, Еуфимии Тферьскыи, Дионисии Суждальскыи, Герасим Коломеньскыи, Григории Черниговьскыи, Данило Смоленьскыи. Се же суть епископи поставлениа его.

Поставилъ же есть церковь камену во имя святаго архаггела Михаила, честнаго его чюда, ю же украси подписью и иконами и книгами, и ссуды священными, и спроста рещи всякими церковными узорочьи. Обѣщажеся тому монастырю быти общему житию, еже есть и до сего дне. Многа же села и домы, и люди, и езера, и нивы, и пажити подавал есть и вся, елико довлѣет на потребу монастыреви, не токмо же предиреченаа дааниа и благодѣаниа, но и самого себе въ том монастыри повелѣ положити преставлешася, иде же есть и донынѣ гробъ его, входя въ церковь одесную олтаря. Созда же себѣ таковыи монастырь за двѣнадесять лѣть[115] до своего си преставлениа.

Таче потом по мнозѣх его добродѣтелех и по мнозѣхъ исправлени их преставися, конець житию прият въ старости добрѣ, въ старости честнѣ, въ старости глубоцѣ, в сѣдинѣ честнѣ, честна бо по истинѣ таковаа сѣдина, яко же рече великыи Василии: «Честна сѣдина постом украшена». Добрѣ упасе порученое ему стадо Христово, добрѣ предръжавъ церковнаа правлениа[116], ибо в черньци пострижеся 20–ти лѣт, а в чернечьствѣ поживе 40–те лѣт, а в митрополиты поставленъ бысть 60–те лѣт, а пребысть в митрополитѣх 24 лѣта, и бысть всѣх днеи и житиа его лѣт 85.

Егда же преставлешеся, заповѣда князю великому, не повелѣ положити себе въ церкви, но внѣуду церкви за олтарем, тамо указа мѣсто и ту повелѣ положити ся конечнаго ради и послѣдняго смирениа. Князь же великии никако же не сотвори того, не въсхотѣ положити его кромѣ церкви, таковаго господина честна святителя, но въ церкви близ олтаря положи его съ многою честию. Проводиша его усердиемь и со тщанием честно епископи, архимандриты, игумени, попове, диакони и черноризци, и множество народа съ свѣщами и с кадилы, и со псалмы, и съ пѣсньми, и съ пѣнии духовными, пѣвше над ним обычныя надгробныя пѣсни. Князь же великии Дмитрии Ивановичь самъ стояше над ним и тако же и брат его князь Володимеръ Андреевичь, князь же Василии, сынъ сыи князя великаго Димитриа, еще тогда младо дѣтище сыи, шести лѣт сущу ему, а князю Юрию Дмитриевичю, брату его, три лѣта сущу. Вси же проводивши его людие, разидошася кождо въ свояси.

Глава II. Повесть о Темир–Аксаке

§ 1. Епифаниевская редакция

В Повести о Темир–Аксаке рассказывается о нашествии на Русь азиатского завоевателя Тимура (Темир–Аксака русских источников) в 1395 г. и о чудесном спасении страны после принесения в Москву Владимирской иконы Богоматери.

Повесть о Темир–Аксаке сохранилась в множестве списков, выявление и классификация которых еще не завершены. Но основные редакции определены уже давно, это: 1) Повесть в составе Московского свода 1479 г.; 2) Повесть, читающаяся в Софийской II летописи; 3) Рассказ о Темир–Аксаке Типографской летописи. О происхождении редакций высказаны различные мнения. А. А. Шахматов предполагал, что Повесть создавалась в рамках Полихрона 1418—1423 гг.[117] Л. В. Черепнин считал ранней версией рассказ Ермолинской летописи и относил его к концу XIV в. (в современной литературе признается, что Ермолинская летопись передает в сокращении Свод 1477 г. — см. Главу I), версию же Софийской II и Типографской летописей исследователь датировал второй половиной XV в.[118] Впервые к изучению Повести о Темир–Аксаке широко привлек рукописный материал В. П. Гребенюк[119]. По его мнению, старшей является редакция Софийской II летописи, созданная между 1402—1408 гг.; редакция, отразившаяся в Московском своде 1479 г., возникла до 1408 г.; вариант Типографской летописи является соединением текстов первых двух редакций. Однако отсутствие прочной базы для текстологических сопоставлений и игнорирование исторических реалий привели исследователя к ошибочным выводам. В итоге редакция (Софийской II летописи), занесенная в летописи церковного происхождения, оказалась «княжеской», а редакция, содержавшаяся в великокняжеском своде 1479 г., — «митрополичьей»; версия, осложненная вставками из дополнительных источников (из Повести о Хоздрое), почему–то признана «старшей» по сравнению с теми видами Повести, которые этих вставок не содержали (Типографская и Свод 1479 г.).

Указанные слабости в работе В. П. Гребенюка подметила (в определенной мере) И. Л. Жучкова. По ее заключению, основные редакции памятника создаются в 70—80–х годах XV в.: сначала в рамках Свода 1479 г. (на самом деле — Свода 1477 г.), на его основе — Типографская редакция, которая, в свою очередь, перерабатывается составителями редакции, отразившейся в Софийской II летописи[120]. Но получить правильный результат исследовательнице помешали крайняя субъективность в трактовке текстологических связей и не совсем верное понимание этапов истории летописания в XV в. Тем не менее, заслуги И. Л. Жучковой в выявлении рукописной традиции Повести велики; к сожалению, только часть ее открытий опубликована (списки Типографского варианта и перечень древнейших рукописей редакции типа Софийской II летописи).

В зарубежной историографии Повесть о Темир–Аксаке привлекла внимание немецкого исследователя А. Эббингхауса и американского ученого Д. Миллера — в обоих случаях с точки зрения истории московской идеологии. А. Эббингхаус считает, что Повесть составлена после 1480 г.[121] (но рукописную традицию в полной мере не исследует). Д. Миллер выдвинул гипотезу, что Повесть создана в Кирилло–Белозерском монастыре в 1470–е годы и что старшая версия текста содержится в Погодинской летописи и списке Царского Софийской I летописи[122] (однако, по современным представлениям, эта версия является производной от Свода 1479 г.).

В другой своей работе я привел данные в пользу того, что вариант Типографской летописи Повести о Темир–Аксаке по своему стилю близок к произведениям Епифания Премудрого и, следовательно, может быть признан его сочинением[123]. В таком случае наличие в той или иной редакции Повести о Темир–Аксаке стилистической системы, свойственной Епифанию Премудрому, может служить признаком первичности текста и является опорой для текстологических исследований.

Помимо Типографского варианта, в XV в. существовали две основных редакции Повести, с которыми Типографскую летопись и следует сравнить. Редакция типа Софийской II летописи отличается от Типографской вставками из Повести о нашествии Хоздроя на Царьград и уже поэтому является вторичной по отношению к Типографской; кроме того, текст редакции подвергся распространению и тенденциозной переделке с целью возвеличить роль в событиях 1395 г. великого князя Василия Дмитриевича. Другая редакция легла в основу Московского свода 1479 г. и более краткого варианта, представленного Ермолинской и сходными с ней летописями. При сравнении с Типографской выясняется, что текст здесь, с одной стороны, сокращен, в результате чего выпала биографическая справка о Темир–Аксаке с соответствующей частью характерной лексики Епифания Премудрого, с другой стороны, подвергся дополнению из другого источника: эмоциональная характеристика завоевателя Тимура заимствована из Западнорусских летописей. Указанная выписка в Прилуцкой и Уваровской летописях и Летописце из собрания Н. П. Лихачева, № 365 помещена перед основным текстом, дублируя сообщение о приходе царя от «восточныя страны», в Ермолинской летописи снята вообще, а в Московском своде 1479 г. включена в основной текст — при известии уже об уходе царя из Руси. Из текста Свода 1479 г., передающего источник более подробно, видно, что каждое упоминание Темир–Аксака или «агарян» сопровождается добавлением слов «безбожный» (или «безбожные»), причем этот эпитет присутствует и в редакционных распространениях текста. В тех случаях, когда речь идет о Владимирской иконе Богоматери, вставляются слова «чудный образ», «чудотворная икона», при названиях Москвы или Владимира добавляется слово «славный». В таком случае предположить обратное — происхождение текста Типографской редакции из Свода 1479 г. — означает признать парадоксальную ситуацию: умаление Владимирской иконы Богоматери, принижение Москвы и Владимира как центров Православия и, наоборот, затушевывание облика завоевателей как врагов веры.